Спи, младенец наш прекрасный,
Баюшки-баю.
Управлять ведь труд ужасный,
Скучно – и к чему?
Хорошо ли или скверно
Станешь управлять,
Чему быть, того, наверно,
Нам не миновать…
Есть и люди честных мнений,
С знаньем и умом.
На беду же злой твой гений
Запер им твой дом.
Им указчик синодальный
Ходу не дает.
Бедоносцев он фатальный
И к беде ведет…
Так они пошучивали, критиковали «бездарную власть» и брезговали сотрудничеством с нею до февраля 1917 года, а после – все сгинули в бездне революции. И это предвидел Победоносцев. В 1904 году, когда участились забастовки и все более многочисленными становились демонстрации, он говорил, что «все это кончится резней на улицах Петербурга, так же как и в провинции» (24, с. 295).
Деятельность Победоносцева в сфере юридической науки широко известна, и значимость его трудов общепризнана. Его курс «Гражданского права» стал классическим учебником, выдержавшим несколько изданий. Его статьи по текущим и историческим проблемам русского права появлялись в самых разных научных и популярных журналах на протяжении десятков лет. По признанию дореволюционного автора Б. В. Никольского, его работы «составили эпоху в истории нашей юридической науки» (121, с. 376).
В некоторых юридических публикациях Победоносцева обращает на себя внимание присущее ему публицистическое начало. Так, в своем курсе гражданского права он обращается к читателю с нравственным поучением: «Кто поистине любит науку и прежде всего стремится войти в силу ведения и мысли, тому не след увлекаться нетерпением – стать поскорее в ряды видных деятелей. Пусть он сначала, и долго, пробует себя на скромных задачах: чем скромнее задача, тем труд будет сосредоточеннее; чем уже он выберет для себя поле, тем глубже он его разработает» (цит. по: 121, с. 368).
Стоит напомнить, что Константин Петрович не только внес заметный вклад в правовую теорию, но и был одним из создателей современной судебной системы. Его гражданская активность уже тогда проявилась не только в узко профессиональной сфере: в апреле 1865 года он анонимно публикует в «Московских ведомостях» серию статей, в которых разъясняются подходы к судебной реформе и основные черты преобразований. «Мы знаем, как трудна эта задача, но не считаем себя вправе уклоняться от нее», – писал Победоносцев. Он указывал на очевидную опасность – «горячее увлечение самой формой», при которой в судебном деле могут сохраниться «равнодушие и лень и невежество», он призывал к высокому профессионализму. «Ошибутся многие, кто, не испытав еще этой деятельности, считают себя готовыми к ней и весело думают, что новое начало поднимет их. Нет, им предстоит поднять в суде новое начало, уразуметь его, поддержать его твердо и, главное, приучить людей неопытных к делу весьма трудному, к тонкой и сложной судебной технике. Как не согласиться, что для этого требуется немалая сила?» (123, с. 41, 45).
Личность Константина Петровича – едва ли не самое привлекательное при обращении к его жизни и деятельности. Властный и жесткий в делах государственных, мягкий, простой, скромный, непритязательный, откровенный, доброжелательный, обладающий чувством юмора – таков он в личном общении, по воспоминаниям современников.
Нельзя не отметить его глубокую верность Москве – не городу только, но и тому укладу жизни, той системе ценностей, тем идеалам, которые были связаны для него с Первопрестольной. (Впрочем, позднее это не удержало его от хлесткого и саморазоблачительного замечания: «Москва – город идеалистов, не знающих жизни».) Лишь в 1865 году, став действительным статским советником (штатским генералом), он решился окончательно переехать в Петербург. Открывавшаяся перед ним карьера манила, но не опьяняла его. «Мне все кажется, – писал он в 1869 году Е. Ф. Тютчевой в Москву, – что не там я живу и не то делаю, где жить и что делать следует» (цит. по: 125, с. 82).
С ним всю жизнь дружил (и часто ссорился) И. С. Аксаков, с его мнениями считался Ф. М. Достоевский, его уважал К. Н. Леонтьев; в круг общения обер-прокурора входили Я. П. Полонский, А. Н. Майков, М.А. Балакирев; в салоне княгини М. К. Тенишевой он встречал А. Н. Бенуа и И. Е. Репина. Свой проект памятника Александру II художник И. Н. Крамской направил в адрес обер-прокурора (124, т. 2, с. 87–91). Когда у П.И. Чайковского возникло трудное материальное положение, он обратился к Победоносцеву: «Вы единственный из приближенных к государю сановников, которому я имею честь быть лично известным, а во-вторых, я знаю, как Вы добры, снисходительны, и потому надеюсь, что Вы извините смелость, с которой своим личным маленьким делом я дерзаю, хотя и на несколько минут, отклонить Ваше внимание от государственных занятий Ваших» (124, т. 1, с. 420). А после получения трех тысяч рублей от императора композитор обратился к Константину Петровичу со словами благодарности.
Почти в каждом томе сочинений В. В. Розанова не раз встречается имя Победоносцева, и, как правило, с язвительной или критической характеристикой; чего стоит одно определение, что государственная деятельность Победоносцева «заключалась в его государственной бездеятельности», или констатация: он «варился в меду своей золотой мысли и золотого слова, как гурман-любитель и сладкоежка». Но на той же странице писатель непременно отмечает и какую-нибудь привлекательную черту «железного обер-прокурора». Стоит напомнить, что Розанов не просто состоял в «незаконном сожительстве» со своей женой, так как его первая жена, А. Суслова, не давала ему развода, а был тайно обвенчан с Варварой Дмитриевной. Это обстоятельство могло сильно осложнить и его личное положение (вплоть до ссылки на поселение), и положение его детей от второго брака, но – оно покрывалось снисхождением обер-прокурора, все знавшего и молчавшего (48, с. 621). В отличие от либерального А. Н. Бенуа, описывавшего «российского Великого Инквизитора» в таких выражениях: «олицетворение мертвенного и мертвящего бюрократизма, олицетворение, наводившее жуть и создававшее вокруг себя леденящую атмосферу»; «бледный как покойник, с потухшим взором прикрытых очками глаз» (22, т. 2, с. 194, 195), Розанов говорит будто о другом человеке: «Победоносцев был человек впечатлительный, волнующийся, раздражающийся больше той причины, какая вызывала раздражение»; «Он походил на старого университетского профессора, разговорившегося с пришедшим к нему студентом на любую тему своей кафедры. Не могло быть и вопроса о полной искренности, правдивости и глубокой простоте и естественности этого человека»; он был «любитель Пушкина и Рёскина, стихов и философии»; «гениальная и страстная натура» (141, с. 13, 14, 210, 392).
Прежде всего, Константин Петрович был труженик, он работал не покладая рук всю жизнь. Е. Н. Поселянин (Погожев) вспоминал: «В его громадном кабинете, в нижнем этаже на Литейном, с письменным столом колоссального размера и другими столами, сплошь покрытыми бесчисленными книгами и брошюрами, становилось страшно от ощущения развивающейся здесь мозговой работы. Он все читал, за всем следил, обо всем знал» (цит. по: 122, с. 9).
Тот же Поселянин отмечает и другую черту: «Несравненна была его устная речь: мягкая, образная, приятно-насмешливая и добродушно-ворчливая. Он говорил тем хорошим, чисто-русским народным языком, каким теперь почти не умеют говорить, – и сколько содержательных, метких слов и выражений лилось тогда с его языка. То была речь старого, бывалого деда, обремененного житейским опытом, но продолжающего страстно впитывать в себя впечатления жизни. У него был живой нрав, вечно-юная восприимчивость…» (цит. по: 121, с. 414–415).
В январе 1866 года Константин Петрович женился на Екатерине Александровне Энгельгарт, которой едва исполнилось 18 лет. Супругов, несмотря на значительную разницу лет, связывало искреннее чувство любви. Детей у них не было, и в 1898 году они удочерили девочку-подкидыша Марфиньку. В воспоминаниях современников и в письмах самого Константина Петровича не раз можно найти признания в любви к детям: «Любимые дети, маленькие друзья, коих везде нахожу».
Семейная жизнь их протекала довольно замкнуто, хотя в доме Победоносцевых устраивались еженедельные вечера, супруги посещали официальные приемы, бывали в театрах и на званых вечерах людей их круга. Представление о семейных делах Константина Петровича дает его письмо к А. Ф. Аксаковой от 24 августа 1874 года из Зальцбурга: «Этот год был особенно тяжел для моего дома. Он был весь занят болезнью моей тещи, жившей с нами, и бедная жена моя, горячо любящая с детства мать свою и не перестававшая ходить за нею днем и ночью, совсем истомилась душою и телом. В мае мы схоронили свою больную, и жена моя до сих пор не может оправиться от своей потери. Май прожили мы в Сергиевой пустыни [Свято-Троицкая Сергиева пустынь под Петербургом], а в начале июня уехали сюда, в Зальцбург» (136, с. 168).
Екатерина Александровна участвовала в благотворительной деятельности, с 1889 года состояла попечительницей Свято-Владимирской женской учительской школы в Петербурге. В школе, вся обстановка которой «располагала к незлобивости и искренности», Победоносцев устроил церковь, в которой любил молиться. Согласно его завещанию, при этой церкви он был похоронен в 1907 году, а в начале 1930-х годов – и его жена (125, с. 88).
По убеждениям Победоносцева нельзя было отнести ни к славянофилам-почвенникам, ни к либералам-западникам, хотя он был истинно русским и в то же время европейски образованным человеком. Примечательно его охлаждение к другу юности Н. М. Гилярову-Платонову, ставшему выразителем идей поздних славянофилов. Победоносцев регулярно читал выпускаемую Гиляровым газету «Современные известия», остерегал его от ошибок, защищал в Сенате, цензуре и иных петербургских канцеляриях: «Вы пишете: не судите слишком строго. Да и не берусь быть судьею, а если пишу Вам, то не с намерением осуждать, а с намерением предупредить для Вас опасности на скользком пути журналиста, на который, помните, всегда отговаривал Вас вступать» (136, с. 126). Но в 1887 году, когда старый друг пожелал стать редактором «Московских Ведомостей», поддержки ему не оказал.