Родители ожидали, что по окончании гимназии Алексей поступит в одно из престижных высших учебных заведений, в которых готовились сановники для занятия высших государственных должностей в России, но юноша отверг и Училище правоведения, и Царскосельский Александровский лицей. Он заявил о своем «категорическом и непреклонном желании» поступить в Духовную Академию.
Стоит заметить, что любовь к Церкви и к церковной жизни у молодого Храповицкого нисколько не была слепой. Он вполне сумел осознать и понять не только высокий идеал православной жизни, но и немалые затруднения в положении Церкви в современной ему России, недостатки в ее устройстве и обыденном существовании. Еще в детстве его ослепила высокая цель Патриарха Никона: поднять положение Русской Церкви до уровня, равного положению государства, добиться полной независимости и самостоятельности Церкви в решении своих внутренних проблем, вести течение церковной жизни в строгом соответствии с древними канонами и учением Отцов Церкви. А в реальной жизни он видел подчинение Синода всевластным обер-прокурорам, сохранявшееся со времен Петра I господство протестантских идей в строе духовного образования и зависимость духовенства, особенно сельского, в материальном отношении от богатых прихожан; почти прервались связи Русской Церкви с восточными патриархами; открыть новый приход или основать новый монастырь было труднее, чем основать «какой-либо игорный притон; основать какой-либо ежегодный крестный ход можно было не иначе, как накланявшись целый год по различным губернским и столичным канцеляриям»; по иерархической лестнице повышали лиц, отличавшихся не столько талантами и заслугами, сколько покорностью и молчанием (102, кн. 1, с. 77, 79).
В Духовной Академии редкого в этих стенах представителя знатной дворянской фамилии встретили с настороженностью. Алексей Храповицкий не смутился, увидев равнодушие иных студентов к вере и устремленность к канцелярским должностям, а не к монашеству или пастырству; он не разочаровался, осознав упадок богословской науки, вследствие чего любимыми предметами учащихся оказались светские науки – литература, история, философия, психология; он был уверен, что при всех недостатках академия есть лучшая в России высшая школа. К счастью, и среди студентов, и среди преподавателей Храповицкий смог обрести близких по духу людей.
Новый студент обнаружил, что академическая церковь находится в некотором забвении: она была настолько мала, что там могло поместиться менее половины учащихся; архиерейские службы там не совершались уже 17 лет, и даже митрополит Петербургский Исидор (Никольский) посещал ее крайне редко; внешнее убранство храма было скудно. Алексей Храповицкий не мог с этим смириться: и академию, и ее церковь он воспринимал как кровно свои. Поэтому он привлек столичных знакомых своей семьи к пожертвованиям на академический храм; используя знакомства в высших кругах духовенства, стал налаживать архиерейские богослужения; стал привлекать товарищей – студентов к участию в богослужении, тем более что некоторые были посвящены в стихарь. В общем, он стал неофициальным ктитором этой церкви.
Сам Алексей в 1882 году произнес свою первую проповедь на тему о призвании духовно-учебных заведений; вторую проповедь ему довелось произнести летом 1883 года в имении родителей, в сельской церкви села Ватагино, в годовщину сибирской моровой язвы. «За что наказывает нас милосердный Господь? – вопрошал проповедник и отвечал: – Каждый из нас имеет за собой столько грехов, что он всегда достоин казни Божией… Будем заботиться о том, чтобы учить своих детей добру и вере в Бога, а также отучать их от всего худого. Будем обходиться с ними ласково, как с друзьями Христовыми, чтобы не прогневить их великого заступника Господа Иисуса. А наипаче должно стараться не возмущать чистых душ младенческих жестокостью и бранью, чтобы не озлобить незлобивых. Если воспитаете детей ваших и сделаете их праведными и добрыми людьми, то и они будут покоить вас в старости и ходить за вами в болезнях, замолят ваши грехи, когда вы умрете. Тогда люди будут благочестивее, и Господь не будет карать общими бедами, и все будем жить спокойно и счастливо во всяком благочестии и чистоте (1 Тим. 2, 2)». В 1885 году в той же сельской церкви произнесена его третья проповедь – на праздник Богоявления: Господь, не имея ни малейшего греха, «принял крещение от Своего слуги для того, чтобы научить каждого из нас не возноситься, не думать о своих добродетелях, не гордиться, но замечать только свои грехи и постоянно каяться в них перед Богом и смирять себя перед людьми… Не затем мы живем, братья-христиане, чтобы гоняться за богатством и почетом, а затем, чтобы все делать по-Божьему и улучать вечное спасение» (14, с. 370–374). Первые юношеские проповеди были не только отличными образцами гомилетического жанра. Биограф митрополита Антония – архиепископ Никон (Рклицкий) отмечал, что в них нашли свое отражение «богословские воззрения А. П. Храповицкого» (102, кн. 1, с. 95), с его особенным вниманием к вопросам нравственного богословия.
Но все же большего внимания заслуживает четвертая проповедь, произнесенная 6 апреля 1885 года в академическом храме в день 100-летия со дня кончины равноапостольного Мефодия. Двадцатидвухлетний Алексей Храповицкий сумел в ней не только выразить значение подвига великих просветителей славян, но и раскрыть непреходящее значение проповеди и просветительства для всякого христианина, тем более – для пастыря: «…их завет для всех учителей веры – стоять за истину, за Христа, невзирая ни на внешние препятствия, ни на гораздо труднейшие препятствия, внутренние, – на малодушие, маловерие, скудость любви и проч., но подвизаться на святейшем из всех служений человечеству, бесконечно превосходящем всякое другое служение – на служении апостольском, просветительном, подвизаться до последнего издыхания, до последней капли крови, претерпеть всякую обиду, всякую внутреннюю муку… И это будет не подвиг, не милость наша, но наш долг, которым мы себя связали с праведным Судией, приняв воспитание от Его Церкви, запасшись теми нравственными, умственными и научными силами, которыми наше духовное образование так далеко опережает светское» (14, с. 377). Ощутимо в этой проповеди и влияние великой русской литературы с ее высокой нравственной требовательностью и обращением к внутреннему миру простого человека: «Потому-то столь немногие из нас остаются верны своей просветительной миссии, что естественному человеку малою кажется внутренняя правда Христова учения: ему нужно, чтобы она торжествовала в том обществе, которое сильно на земле, ему стыдно упомянуть имя
Христово в светской печати, ему стыдно положить на себя крест в веселом обществе, ему не удержаться от какой-нибудь пошлой псевдолиберальной фразы в мире фразеров – он в жизни поклоняется не единому Богу, но тому началу, которое представляется ему одолевающим в данный миг… Ужели, братие и товарищи, и нам предстоит та же участь?..» (14, с. 381–382). Представляется, что в этом слове будущий владыка выразил свое credo, которому остался верен до последних дней жизни.
По милости Божией Алексей обрел в академии сердечного друга – Михаила Грибановского, старше его на семь лет, но учившегося всего курсом старше. Грибановский был сыном священника Тамбовской губернии, закончил семинарию, но из-за слабого здоровья поздно поступил в академию. Алексей восхищался эрудицией и мудростью своего старшего друга, его силой веры. В 1884 году первым из выпускников академии после длительного перерыва, Михаил Грибановский принял монашество.
Искреннее уважение студенты академии питали к ректору, протоиерею Иоанну Янышеву, впоследствии духовнику царской семьи. Вскоре его сменил епископ Арсений (Брянцев), придерживавшийся строго формального отношения к делам и к людям. Но в то же время в 1883 году инспектором академии был назначен архимандрит Антоний (Вадковский), добрый до самоотверженности, вокруг которого сформировался кружок студентов, расположенных к монашеству, так называемая Дружина. В центре кружка, естественно, оказались Алексей Храповицкий и Михаил Грибановский. Среди преподавателей академии особое влияние на учащихся имели профессор церковной истории
В. В. Болотов и профессор философии и психологии А. Е. Светилин. Именно А. Е. Светилин на третьем курсе предложил Алексею Храповицкому тему кандидатского сочинения, которое позднее было переработано им в магистерскую диссертацию: «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности».
Тема выпускной работы была необычной, работа потребовала комплексного исследования с привлечением данных философии, психологии и логики. В 1885 году состоялась успешная защита, работа была признана имеющей немалую важность как для философии, так и для православного богословия; ее опубликовали в 1885 и 1888 годах.
18 мая 1885 года, спустя четыре дня после окончания Духовной Академии, Алексей Храповицкий в 22 года был пострижен в монашество с именем Антоний в память преподобного Антония Римлянина, святые мощи которого почивали в Антониевом монастыре вблизи его родного Новгорода. По обычаю, его спросили о желательном имени, и он сам его назвал, о чем впоследствии очень сожалел, ведь новопостригаемый инок должен прежде всего проявить смирение… но таков был его характер.
Маленькая церковь была набита народом, как на Пасху, причем все отметили, что отец постриженика отсутствует, а мать, стоявшая в окружении многочисленной родни, крайне опечалена. Не многие знали, что Павел Павлович был против решения сына, но промолчал, а Наталья Петровна открыто протестовала, предлагая подождать до 30, а лучше до 40 лет. На созванном семейном совете
Алексея пытались отговорить от пострижения, но в конце концов решили, что он человек, знающий «что он хочет, а не помешанный на религиозной почве», как его представляли некоторые родные. Сам Алексей твердо заявил, что монашество – это естественный и лучший путь жизни для каждого человека и нужно предлагать вопрос тем, кто не идет в монашество, почему они этого не делают, а не наоборот (102, кн. 1, с. 112).