Этого не получилось, ибо сказано однажды и навеки: …создам Церковь мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18). Рухнул коммунистический режим, хотя не вовсе тщетны оказались его старания: в России, как и во многих европейских странах, православная вера и Церковь перестали быть основой духовной жизни большинства людей.
Однако сам по себе факт твердого стояния за веру и добровольного принятия мученичества тысяч людей на протяжении семи десятилетий Советской власти в России стал неопровержимым свидетельством силы христианства. В этом главное значение подвига новомучеников и исповедников Российских. А между тем это были по виду и образу жизни совсем обыкновенные люди.
Начало гонений на Православную Церковь в России обыкновенно отсчитывают от захвата власти большевиками 25 октября 1917 года. Это верно, потому что уже 28 октября в Царском Селе красногвардейцами был зверски убит протоиерей Иоанн Кочуров. Но семена вражды и ненависти упали на подготовленную почву.
Христианство пришло на Русскую землю в 988 году из Византии. Крещение Руси способствовало становлению личности человека и открывало ему путь к жизни с Богом, положило начало формированию на просторах Восточно-Европейской равнины особой цивилизации, создало условия для развития всего общества – просвещения народа, развития искусства и литературы. Вместе с православным учением мы унаследовали статус православной веры как веры государственной, при котором государство выступало не только верховным охранителем Церкви, но нередко вмешивалось в ее дела. Петр I, с уничтожением патриаршества и созданием коллегиального управления церковной жизнью в виде Святейшего Синода, с 1721 года и вовсе превратил Церковь в часть государственного аппарата, «ведомство православного исповедания». В условиях определенного упадка и застоя церковной жизни в том виделась некоторая польза, но чем дальше, тем больше нарастало в сердцах многих православных людей желание изменить это положение, выйти из-под жесткого пригляда государства. Тем не менее в течение двух столетий Церковь в Российской империи находилась под защитой государства, Православие оставалось господствующей религией.
В начале XX века на Западе стали господствовать идеи прогресса и материального преуспеяния, а христианские ценности вытеснялись из практической жизни, укреплялся скептицизм в отношении веры. Но в своем искреннем желании счастья на место отвергаемой христианской веры люди пытались поставить иные духовные и идеологические основы: одни обращались к язычеству и магии (в Западной Европе и в России широко распространяются идеи теософии, интерес к буддизму, занятия спиритизмом); других людей привлекали идеи марксизма и социализма. Основатель течения марксизма в России Г. В. Плеханов проповедовал, что «современное освободительное движение рабочего класса есть движение против эксплуатирующего меньшинства», и это движение необходимо предполагает отрицание религии вообще (см. 120, т. 3, с. 326–437). Светлая мечта о скором наступлении всеобщего царства справедливости оказалась соблазнительной для многих.
Замена идеала идолом оказалась успешной в России, но немногие в те годы осознали ее потенциальную опасность. Известный церковный публицист М. А. Новоселов 26 октября 1905 года писал в письме: «“Свобода” создала такой гнет, какой переживался разве в период татарщины. А – главное – ложь так опутала всю Россию, что не видишь ни в чем просвета… Обман, наглость, безумие – все смешалось в удушающем хаосе. Россия скрылась куда-то: по крайней мере, я почти не вижу ее. Если бы не вера в то, что все это – суды Господни, – трудно было бы пережить сие великое испытание» (106, с. XXI).
В русском народе, и в верхах, и в низах его, нарастает духовная смута. В крестьянской среде активизируются различные секты, растет пьянство; в народе бродит стихийный дух в о л и, не признающий никаких авторитетов и преград.
Осознание кризиса, между тем, возникло не только среди духовенства, но и в среде интеллигенции. В 1901 году в Петербурге открываются Религиозно-философские собрания, на которых начинается диалог интеллигенции и Церкви. Увы, большинство русских либералов отнеслись к деятельности православного духовенства высокомерно и снисходительно, утверждая, что именно «в интеллигенции, теперь неверующей, потенциально скрыт особый тип благочестия и служения» (57, с. 9).
А между тем русские марксисты активно распространяли семена своего учения, причем борьба с религией становится одним из важнейших направлений в их деятельности. В ответ на попытки С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, С. Л. Франка и других представителей интеллигенции обратиться к вере отцов (сборник статей «Вехи») В. И. Ленин в сентябре 1909 года гневно обрушился на попытки богоискательства, утверждая, что «русской буржуазии в ее контрреволюционных целях понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию. Проповедь богостроительства приобрела поэтому общественный, политический характер…» (81, т. 16, с. 30).
В конечном счете злая сила одолела, и лишь тогда открылись у многих «свободомыслящих интеллигентов» глаза. Парадоксальный скептик В. В. Розанов, в течение десятилетий ожесточенно критиковавший Русскую Церковь, прозрел духовно после Октябрьской революции. Он писал в августе 1918 года в предсмертных записках: «Большевики… Большевизм… А позвольте, с 1863 года, и даже с 14 декабря 1825 года… разве с этого времени не началось постоянное, уже ни однажды не задерживаемое, ни однажды не останавливаемое, никогда решительно не одолеваемое – торжество большевизма над умеренными; и беспрерывные победы большевиков, только большевиков, всегда большевиков. Одних и без исключения всегда большевиков» (142, с. 169). Однако не только пагубное влияние анархических, материалистических и либеральных идейных течений углубляло духовную смуту в русском обществе.
К началу XX века нарастал кризис внутри самой Русской Церкви. Двухвековое пребывание ее в качестве государственного «ведомства православного исповедания» привело к появлению элементов казенщины в богослужении, а стеснение социальной активности священнослужителей со стороны власти вызвало тенденцию к простому требоисполнению; получило известность и вовсе неблаговидное поведение нескольких архиереев. Многие газеты и журналы открыто глумились над православным монашеством и требовали закрытия монастырей. Однако звучал и голос Церкви.
На первом Всероссийском съезде монашествующих, состоявшемся в стенах Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в июле 1909 года, во всеуслышание было заявлено, что, во-первых, православные монастыри существуют не на государственный счет, а трудами иноков и доброхотными жертвами верующего православного народа, а во-вторых, определенный упадок монастырей вызван конкретными причинами, которые церковноначалие в силах устранить, дабы вернуть монастыри к святым заветам их основателей – пока не поздно. Епископ Никон (Рождественский) предложил проект обращения съезда ко всей монашествующей братии, в котором, в частности, отмечалось: «Никогда на протяжении почти двух тысяч лет сатана в союзе с миром не воевал столь жестоко на Церковь Божию, как в наше смутное, грешное, гордое время… Никогда злоба врагов человечества не изливала в души людские столько яда богохуления, кощунства, безбожия, разврата духовного и телесного, как теперь. Весь ад, кажется, двинул всех своих союзников на Божию Церковь» (115, с. 269).
Негативные явления породили, с одной стороны, целую поросль деятельных священнослужителей, стремившихся и в существующих рамках возжечь в сердцах своих прихожан огонь веры, а также выступавших за проведение некоторых преобразований в церковном строе, за созыв Поместного Собора, за возрастание самостоятельности Церкви. Но с другой стороны, в среде священнослужителей сформировалось и радикальное течение, выступавшее за решительные перемены в порядке богослужения, за перевод его на русский язык, за полную демократизацию церковного управления. Отсутствие внутреннего единства отчасти ослабляло Церковь и вызывало в памяти слова апостола: время начаться суду с дома Божия… (1 Пет. 4, 17).
Перемены начались уже в марте 1917 года, после победы «бескровной» Февральской революции и отречения императора Николая II. Новая власть ужесточила свое отношение к Православной Церкви.
Революционный обер-прокурор Святейшего Синода В. Н. Львов бесцеремонно вмешивался в чисто церковные вопросы, а когда члены Синода с ним перестали соглашаться, то были отправлены в отставку. Решением Временного правительства церковно-приходские школы были изъяты из ведения Церкви, в школах и гимназиях запрещено преподавание Закона Божия, а закон о свободе совести декларировал свободу религиозного самоопределения для каждого гражданина по достижении 14-летнего возраста. Взамен христианских ценностей детям предлагалась свобода, свобода всех во всем и от всего, полное отвержение не только старого строя, но и всего традиционного уклада жизни. Для большинства вседозволенность оказалась роковым, непреодолимым искушением. Миллионы русских людей в той или иной степени поддались обольщениям соблазнителей и возжелали одни – немедленного обогащения, другие – быстрого уравнивания всех людей ради создания рая на земле, третьи – своей полной самореализации без всяких преград, четвертые – не ограниченной ничем воли…
Достойно внимания, что в самом начале революционной смуты, 2 марта 1917 года в селе Коломенское под Москвой была чудом явлена Державная икона Божией Матери как утешение и призыв к верности Христу.
В те дни начался процесс распада империи как единого государства, развал всей системы управления и хозяйственной жизни, что отразилось и на положении Церкви. Рухнули ослабевшие моральные устои. «В деревнях грабежи и разбой, в уездах погромы помещичьих усадеб и убийства помещиков. Случалось, что в праздник деревня отправлялась в церковь, а после обедни всем миром грабила соседние усадьбы» (50, с. 265). После отказа государства от прямой поддержки и защиты Церкви, увы, отношение к ней у многих людей изменилось. Многие храмы опустели. На фронте к причастию стали подходить не более 10 % солдат, хотя раньше причащались все. Дезертиры с фронта и просто грабители разрушали монастыри и храмы, издевались над священнослужителями, оскверняли святыни.