цине», премией в 900 рублей золотом, но автор не сумел их получить, не успев представить в Варшаву требуемое количество своей книги. Он трудился не ради денег (хотя жил с женой и тремя детьми на одно жалованье) и не ради славы (хотя признание коллег было приятно). Он трудился потому, что видел в медицинской деятельности путь, указанный ему Богом. Тогда же ему пришла мысль о работе над темой «гнойная хирургия», оказавшейся очень важной впоследствии.
Первая мировая война и революции 1917 года стали важнейшими рубежами в развитии России, отразились они и на жизни доктора медицины. Он оказывается с семьей в Средней Азии, чудом избегает расстрела, в 1919 году в Ташкенте умирает жена. В условиях гражданской войны и разрухи оставшись с четырьмя детьми, из которых старшему было двенадцать, а младшему шесть лет, Валентин Феликсович обращается с молитвой к Богу и скоро получает ответ. Для заботы о детях Господь указал сестру Ташкентской больницы Софью Сергеевну Белецкую, ставшую второй матерью для них, но не женою для него, ибо самому доктору предстояло новое служение.
У земского врача выходных не бывает, воскресные и праздничные дни – самые занятые, поэтому Войно-Ясенецкий в течение тринадцати лет почти не имел возможности бывать на церковном богослужении, несколько лет не говел. Все изменилось в Ташкенте. Потрясения общественные и личные усилили его внимание к духовной жизни. Главный врач городской больницы и заведующий кафедрой Туркестанского университета не только стал постоянным участником церковных служб, но и вступил в церковное братство. Валентин Феликсович регулярно посещал церковные собрания и даже проводил серьезные беседы о вере.
Сейчас нам трудно представить себе, каким поразительным событием оказалось это для ташкентского общества, ведь перед революцией отход интеллигенции от Православия стал почти всеобщим, Церковь отрицали или, в лучшем случае, требовали ее «решительного обновления». Захватившие власть большевики пошли еще дальше и начали борьбу с целью полного уничтожения Церкви, намереваясь заменить для людей веру во Христа верой в идола «коммунизма». По планам Ленина и Троцкого во всей Советской России разгоралась война против Церкви, в которой власть использовала демагогию и открытый террор, угрозы и раскол церковного сообщества. Людям навязывалось представление об ограниченности жизни человека материальными условиями, всякая духовная жизнь отрицалась. Увы, большинство людей смирилось с обстановкой воинствующего безбожия. По улицам многих городов пошли комсомольские антихристианские карнавалы, журнал «Безбожник» издавался многотысячным тиражом, во многих домах на место икон вешали портреты вождей, в школах детям запрещали носить нательные крестики, священнослужители и члены их семей были лишены гражданских прав. В этих условиях любое проявление веры в Бога требовало смелости, а выступление с апологией Православия – немалого мужества.
В 1922 году новоявленные «обновленцы» при поддержке ОГПУ открыто повели дело к расколу и уничтожению Русской Церкви. Патриарх Тихон (Беллавин), названный «врагом Советской власти № 1», находился под арестом, так же как и большинство авторитетных архиереев. Заправилы «обновленчества» объявили себя руководством Церкви, начали вводить изменения в церковной жизни, противоречащие церковным канонам, с помощью чекистов отнимали у «тихоновцев» церкви. Сопротивление им стали оказывать многие архиереи, священники и миряне.
В Ташкенте еще в январе 1921 года был созван епархиальный съезд для «суда» над архиепископом Туркестанским и Ташкентским Иннокентием (Пустынским). Доктор Войно-Ясенецкий был приглашен в качестве гостя, но не удержался и выступил с большой и взволнованной речью. Глубокая вера, твердость характера, самостоятельность суждений и присущий ему дар живого слова позволили склонить участников съезда в защиту правящего архиерея. По окончании заседания владыка Иннокентий отвел его в сторону и сказал: «Доктор, вам надо быть священником!». «У меня и мысли не было о священстве, – писал позднее Войно-Ясенецкий, – но слова преосвященного Иннокентия я принял как Божий призыв архиерейскими устами, и, минуты не размышляя, сказал: “Хорошо, владыко! Буду священником, если это угодно Богу!”»
В конце января 1921 года состоялось посвящение доктора во диакона, 2 февраля, в праздник Сретения Господня прошла священническая хиротония. Иерей Валентин был назначен четвертым священником в ташкентский собор, ему было поручено произнесение проповедей. Это необыкновенное событие стало сенсацией в городе и в университете, преподаватели и несколько студентов медицинского факультета пришли к профессору-священнику для выражения недоумения. Священник устоял и перед моральным давлением своего окружения. Теперь он не только делал операции в больнице, читал лекции студентам и писал книгу «Очерки гнойной хирургии». Профессор медицины в рясе проповедовал на воскресных службах, выступал на публичных диспутах против отрекшегося от Бога протоиерея Ломакина, на которых к радости слушателей неизменно одерживал вверх.
Спустя два года, в самый разгар богоборческой войны, когда Политбюро ЦК РКП(б) планировало дату судебного процесса над Патриархом Тихоном с расстрельным приговором, когда сотни священнослужителей арестовывались и ссылались, раскол проявился и в Ташкенте. Несколько видных священников примкнули к «обновленцам», многие священники скрылись, нареченный во епископа архимандрит Виссарион был арестован. Напуганный архиепископ Иннокентий тайно, ночью уехал в Москву, надеясь пробраться в Валаамский монастырь. Этот архипастырь из семьи вологодских священнослужителей, закончивший Киевскую Духовную Академию, удостоенный ученой степени магистра богословия, на двадцатом году своего епископского служения презрел завет Иисуса Христа: …пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах {Ии. 10, 11–13). Как позднее стало известно, в том году владыка Иннокентий примкнул к «обновленчеству»… Но все же владыка Иннокентий успел поставить на церковную свещницу активного отца Валентина.
В обстановке церковной смуты, не обращая внимания на угрозы «обновленцев», священники Валентин Войно-Ясенецкий и Михаил Андреев в мае 1923 года созывают съезд духовенства и мирян, оставшихся верными Патриарху Тихону. И на этом съезде неожиданно отец Валентин был избран на ташкентскую кафедру. В иной стране в иное время повторилась ситуация, случившаяся в 374 году в Медиолане (современный Милан): в разгар ожесточенной борьбы православных с ересью арианства на Медиоланскую кафедру был избран высокообразованный интеллигент и блестящий оратор Амвросий, ставший одним из великих западных отцов Церкви.
Сосланный в Ташкент епископ Андрей (князь Ухтомский) одобрил это избрание и тайно постриг Валентина Феликсовича в монахи с именем Лука в память апостола и евангелиста Луки, бывшего врачом и иконописцем. Тайно же состоялась епископская хиротония (подробно описанная святителем Лукой в воспоминаниях). Она пришлась на 18/31 мая, когда Церковь отмечает память девятнадцати святых мучеников первых веков христианства. Будущий путь был ясен, но владыка Лука его не устрашился.
Он успел отслужить только две архиерейские литургии. 28 мая /10 июня его арестовали. «Я простился с детьми и с Софьей Сергеевной и в первый раз вошел в “черный ворон”… Так положено было начало одиннадцати годам моих тюрем и ссылок», – эпически спокойно вспоминал позднее святитель Лука.
В тюрьме арестованному епископу позволили писать, и он сумел закончить свой труд «Очерки гнойной хирургии». В августе епископа
Луку отправили в Москву, где ОГПУ освободило его. То было время временного отступления большевистской власти от жесткой линии в борьбе с верой, слишком сильным оказалось сопротивление православных верующих, слишком резким осуждение гонений на Церковь со стороны западных стран, в сотрудничестве с которыми нуждалась Советская власть. Владыка Лука несколько раз встречается с освобожденным Патриархом Тихоном, служит с ним литургию. Патриарх не только одобрил епископскую хиротонию профессора, но, будучи сам высокообразованным человеком, благословил епископа Туркестанского и Ташкентского заниматься и далее хирургией.
Смягчение политики власти в борьбе с Церковью вовсе не означало прекращения этой борьбы. Уже осенью 1923 года святитель Лука был арестован, а в начале зимы отправлен в первую ссылку. Тюмень, Омск, Новосибирск, Красноярск, Енисейск, деревня Хая на реке Чуне, Туруханск, селение Плахино за Полярным кругом – таковы этапы первой ссылки епископа-профессора. Его везли то в «столыпинском» вагоне вместе с уголовниками, то в санях в 40-градусный мороз, то гнали пешком. Он обнаружил у себя миокардит; еда была скудная, вещи нередко крали, условия жизни в северном поселении оказались первобытно убоги… Но святитель не изменил своему призванию, ведь испытания ломают слабых, а сильных лишь закаляют. Везде, где возможно, он служил литургию; везде, где требовалось, он лечил людей, подчас совершая трудные операции.
По окончании срока ссылки в январе 1926 года святитель Лука вернулся в Ташкент. Там ожидал его удар со стороны недавнего сподвижника: вернувшийся также из ссылки священник Михаил Андреев представил о нем неблагоприятные отзывы заместителю Местоблюстителя Патриаршего престола митрополиту Сергию (Страгородскому). По совету находившего в Ташкенте в ссылке митрополита Арсения (Стадницкого) святитель Лука подает прошение об увольнении на покой, которое было удовлетворено в 1927 году. Это было отступление от следования воле Божией. Позднее сам святитель Лука расценивал свое решение как «начало греховного пути», за чем последовало и «Божье наказание за него». Теперь ему осталась лишь врачебная практика на дому и пребывание на богослужении в Сергиевской церкви Ташкента, во время которых он стоял в алтаре.
В 1930 году произошел новый арест и, после года тюремного заключения, ссылка на три года в Архангельск. И в этом городе святитель занимался лечением людей, проводил операции. В 1933 году, «оставленный Богом и лишенный разума», по собственным словам, он вновь отказался от предложенной епископской кафедры. Напротив, преисполнившись честолюбия, епископ Лука пытался договориться с представителями власти о продолжении его исследований по гнойной хирургии. Но ни в чем не стало успеха: впервые у него пошли неудачные операции, он перенес тяжелую болезнь с осложнением на глаза. Обо всем этом честно и безжалостно к себе святитель рассказал в автобиографии.