Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков — страница 71 из 94

В январе 1945 года в Москве открылся Поместный Собор для избрания нового Патриарха. Владыка Лука не получил на него приглашения, потому что не согласился с порядком открытого голосования на Соборе. Однако в феврале новоизбранный Патриарх Алексий I (Симанский) наградил его правом ношения на клобуке бриллиантового креста.

В мае 1946 года владыка Лука был переведен на должность архиепископа Симферопольского и Крымского, к великой печали его тамбовской паствы. Семидесятилетний старец воспринял это как волю Божию. Можно усмотреть в этом решении, явно продиктованном Патриарху Советом по делам религий, отдаленные последствия знаменитой Фултонской речи У. Черчилля, в марте 1946 года сказавшего о «железном занавесе», разделившем Европу, и призвавшего к противостоянию с СССР. Сотрудничество с Западом оказалось невозможным. Вследствие этого наметился резкий поворот и во внутренней политике, ее ужесточение. В этих условиях власти решили убрать подальше слишком яркую и известную фигуру, к тому же известную своей непримиримостью к господствовавшей коммунистической идеологии.

На новом месте архиепископ Лука приступает к своему служению столь же ревностно, как и ранее. Правда, сил становилось все меньше, слабело зрение, и от штатной медицинской службы пришлось отказаться, лишь в отдельных случаях владыка консультировал, нередко поражая врачей точностью диагноза.

Политика Советской власти в отношении Церкви после очевидного подъема патриотизма в годы войны поначалу заметно изменилась. «Надо мягче, – заявил в январе 1945 года М. И. Калинин. – Главное все-таки – пропаганда, разъяснение. Увидел у парня крестик – поговори с ним мягко, скажи о крестике, что это отжившее дело…» (198, с. 329). Однако на местах сохранился «советский дух», враждебное отношение властей к «мракобесам-церковникам». Из опубликованных недавно секретных документов открывается руководящая роль Крымского обкома КПСС в кампании вражды к Церкви и лично архиепископу Луке. Так, в апреле 1947 года секретарь обкома Чурсин предупредил уполномоченного по делам Церкви, что обком партии считает чтение лекций владыкой в рясе «явлением недопустимым, хотя он и лауреат Сталинской премии, и дал указание не допускать чтения лекций и докладов [владыкой] Лукой в своей духовной одежде (в рясе) и если последний желает их делать, то пусть делает в гражданской» (155, с. 38). В следующем докладе уполномоченный сообщает, что архиепископ Лука «…уже с лекциями и докладами по вопросам хирургии не выступает, но больных у себя на дому иногда принимать продолжает» (155, с. 48).

Случалось, коллеги-медики срывали его выступления перед врачами: например, его не допустили читать лекции в Крымском мединституте. «Как вы можете, профессор, верить в Бога, которого никто никогда не видел?» – спросил его как-то один военный хирург. «Вы верите в любовь? В разум?» – задал ответный вопрос архиепископ-профессор. – «Да». – «А вы видели ум?» – «Нет». – «Вот так и я не видел Бога, но верю, что Он есть» (90, с. 68).

Фигура святителя Луки оказалась крайне неудобной не только для власти, но и отечественной интеллигенции. Всей своей деятельностью он недвусмысленно опровергал укоренившееся в России мнение о неизбежности для интеллигента либерального мировоззрения, вольнодумства или безразличия к вере. Он не вписывался и в романтическую дворянскую традицию оппозиционности власти, отсчет которой велся от мятежа декабристов, ведь власть преследовала его не за идеи вольности, не за политику, а за Православие. Он принадлежал к православному меньшинству в образованном слое российского общества, до настоящего времени в целом безразличного к вере.

Главным образом святителю Луке приходилось постоянно спорить с местным уполномоченным по делам религии, отстаивая то свое право перемещать священников, то его обязанность обращаться к архиерею не по имени и отчеству, а «владыко» или «ваше преосвященство». Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР при Крымском облисполкоме в 1946–1955 годах Я. Жданов часто сообщал в Москву, что архиерей «с моими замечаниями или советами не считается» (155, с. 19). Основной причиной их конфликтов было противодействие уполномоченного открытию новых церквей и стремление к закрытию существующих. Механизм был прост: или уполномоченный длительное время не регистрировал священника, и потому владыка не мог назначить его в храм, который закрывался как «недействующий», или община не имела средств для ремонта здания и тем самым нарушала один из пунктов договора с местным Советом, который получал право закрыть церковь, как «аварийное здание». Во всех случаях владыка категорически отказывался закрывать церкви сопротивлялся до последнего, но возможности его были невелики.

В одном из своих докладов в январе 1948 года Я. Жданов сообщал, что указал архиепископу Луке на отказ общины церкви в селе Черноморском выполнить указание райисполкома о побелке церкви.

«Я обратил его внимание, – пишет Я. Жданов, – что данная церковь находится в центре села, в окружении зданий, занимаемых советскими учреждениями, вид ее невзрачный, с момента открытия в 1941 году совершенно не ремонтировалась, штукатурка на наружных стенах обвалилась, крыша протекает и здание церкви подвергается разрушению, а поэтому райисполком вправе потребовать, согласно договора, не только побелки церкви, но и полного ее ремонта…», а невыполнение пункта договора «может повлечь за собой его расторжение». И владыка Лука не смел сказать советскому чиновнику, что церковное здание находится в бедственном состоянии по вине именно власти, которая отобрала церковь у верующих, но не тратила средств на ее содержание. Когда же в годы немецкой оккупации церковь открыли, то у людей не было возможности заняться ее ремонтом. Владыка говорил лишь о бедности приходской общины, о том, что священник и псаломщик этой церкви просто голодают и средств на ремонт нет. «На это я ему еще раз разъяснил о взятых на себя обязательствах верующими при заключении договора с райисполкомом…» – с удовлетворением заключил уполномоченный (155, с. 51). В октябре 1950 года Жданов сообщал: «Ряд церквей по области давно бы прекратили свою деятельность, если бы архиепископ Лука их не поддерживал материально за счет епархиальных средств, как то: по ремонту, по содержанию священников и т. д., таких церквей до десятка…» (155, с. 95).

Стоит отметить, что архиепископ не лицемерил с чиновником, говорил в глаза Я. Жданову: «При моем предшественнике в Крыму было более 60 церквей, когда я прибыл в Крым, принял 58 церквей, а сейчас осталась 51, а через пару лет останется 40 или еще меньше… вы, коммунисты, ведете к тому, чтобы церкви и религиозность среди населения свести на нет, а новых церквей не разрешаете открывать, хотя население их желает иметь… Поэтому вас, коммунистов, и ругают везде за границей, что в СССР гонение и преследование Церкви… я 11 лет пробыл в тюрьмах, в ссылках, и никакого мне обвинения не предъявлялось». «Мои замечания и разъяснения о неправильном его суждении, – осторожно объясняет уполномоченный, – убедить его не могли» (155, с. 88). Бороться в открытую было не только бесполезно, но и вредно для церковного дела. И приходилось архиерею приглашать своего уполномоченного на именины, угощать, уговаривать – словом, проявлять гибкость в отношениях с властью.

Нелегко было и с паствой. Многие были запуганы жестокими преследованиями верующих. Например, на квартире владыки Луки в октябре 1946 года его знакомые музыканты устроили концерт камерной музыки в честь полученной им Сталинской премии. Через несколько дней одного из музыкантов уволили из филармонии, другому комитет комсомола филармонии объявил строгий выговор. Известны были случаи, когда певчих церковного хора увольняли за это из государственных организаций; со школьниками учителя вели строгие беседы, требуя снять с шеи крестик, а родителям запрещали пускать детей в церковь. Я. Жданов указал владыке Луке, что в одном из сел священник «окрестил сразу 17 детей, в том числе и ребенка члена партии. Луке я заметил, что уже не раз обращал внимание его и священников о недопущении массовых крещений на дому… Архиепископ Лука мне заявил, что с этим не согласен…» (155, с. 31, 84, 106).

Необходимо учесть и то обстоятельство, что за несколько десятилетий атеистической политики Советского государства люди забыли традиционные ценности, огрубели от пережитых бедствий. В одной из своих проповедей святитель Лука заговорил о предмете, на житейский взгляд несерьезном, – о нашей речи, указав на слова Иисуса Христа, что «даже за праздные только слова дадим мы ответ перед Богом! А сколько среди нас таких, уста которых ничем не ограждены, сколько таких, которые беспрестанно, без умолку говорят, говорят, и болтают, и болтают с утра до ночи. И, разумеется, среди этой болтовни есть бесконечное множество слов пустых, слов праздных, злых… А кроме этой нечистоты словесной, как много отвратительных ругательств льется из уст многих… Празднословие и пустословие глубоко опустошают душу человеческую. Не только тогда мы тяжко вредим себе, когда сами произносим слова гнилые, слова пустые, но и тогда, когда слушаем эти слова, исходящие из чужих уст. И если слушаем мы это, то так же повинны перед Богом, как те, кого слушаем… Надо вам знать, что сила слова человеческого огромна. Ни одно слово, исходящее из уст человеческих, не теряется в пространстве бесследно. Оно всегда оставляет глубокий, неизгладимый след, оно живет среди нас и действует на сердца наши, ибо в слове содержится великая духовная энергия – или энергия любви и добра, или, напротив, богопротивная энергия зла… Энергия духовная тоже никогда не исчезает бесследно, она распространяется повсюду, она действует на всех… Если же царит в душе народа духовная зараза, исходящая из уст неправедных, то злая энергия пустых, гнилых слов разрушает град не только в духовном, но и в физическом отношении. Вы это знаете. Вы видите, как страшна, как велика наша ответственность за всякое гнилое, злое, нечистое слово, ибо этими нечистыми словами отравляем мы сердца и умы ближних наших…».