Фактом остается то, что Русская Церковь была полностью лишена свободы в своей не только внешней, но и внутренней деятельности. Выборы патриархов, назначения епископов, хиротонии священников, количество православных храмов, издание Библии и богослужебной литературы, численность студентов духовных учебных заведений и многое другое определялось не церковным сообществом, а государственной властью. Вавилонское пленение Русской Церкви продолжалось.
Стоит рассмотреть основные положения Инструкции уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви от 9 января 1947 года, переданной в областные центры. В Инструкции не только детально расписано содержание ежеквартальных отчетов, которые уполномоченные должны были посылать в Москву: «1. Подробный анализ происшедших за квартал изменений количества действующих церквей… с указанием причин этих изменений, а в отношении монастырей подробно докладывается о выполнении Постановления Правительства от 29/1-1946 г.»; «2. О духовенстве в отчете дается объяснение происшедших за квартал изменений, т. е. сколько убыло и по каким причинам и вновь рукоположено, выделив число лиц с богословским образованием»… «5. Привести конкретные факты о нарушениях закона и постановлений Правительства о Церкви советскими органами и их представителями и духовенством, и что предпринято по устранению этих нарушений»; «6. Привести факты вмешательства во внутрицерковную жизнь представителей советских органов». В инструкции имеются следующие рекомендации уполномоченному: «При ознакомлении на местах с положением и деятельностью приходов, с состоянием религиозного движения среди населения и т. и. не допускать даже видимости вмешательства во внутрицерковные дела, поэтому Совет запрещает уполномоченным производить специальные вызовы духовенства, церковных служителей и отдельных верующих с целью получения от них сведений о церковной жизни и о религиозном движении, а также вести специальные опросы и требовать какие-либо письменные сведения, справки и т. и., касающиеся церковной жизни… Все интересующие вопросы и сведения необходимо выяснять путем тактичных попутных бесед с отдельными, заслуживающими доверие лицами из числа духовенства, церковных служителей и верующих и другими путями» (155, с. 5–6).
Итак, с одной стороны, подчеркивается самостоятельность Церкви, с другой – попросту рекомендуют заводить тайных осведомителей. Особый раздел посвящен взаимоотношениям уполномоченного с епархиальным архиереем. В нем содержится предупреждение от выражения как «пренебрежительного», «не совсем нормального отношения» к епископу, так и от «недостаточно критичного», вследствие чего уполномоченный рискует «подчас подпасть под влияние» епископа (155, с. 6–7). Отчеты уполномоченных в 1946–1953 годах были еже-квартальными, в 1954–1957 годах – полугодовыми, а с 1958 года – годовыми.
Что же удивительного, что в таких условиях обширные планы Патриархии о строительстве в Москве Православного центра, включающего храмы, учебное заведение, типографию, были легко забыты властью.
Наибольшее развитие в конце 1940-х – начале 1950-х годов получили международные контакты РПЦ. Упрочиваются отношения с братскими Поместными Церквами Сербской, Румынской, Болгарской и Греческой; происходит обустройство Чешской Православной Церкви; улажены отношения с Польской Церковью, получившей статус автокефальной; в ходе паломничества Патриарха Алексия на Святую землю в 1945 году был решен вопрос о возвращении части имущества Русской духовной миссии законному хозяину – РПЦ. После встреч и переговоров Патриарха Алексия с главами Поместных Церквей – Александрийской и Антиохийской – восстанавливаются нормальные межцерковные связи. Митрополит Николай (Ярушевич) заложил начало двусторонних связей с Англиканской Церковью и Всемирным Советом Церквей.
Святитель Лука Крымский, икона афонского письма
Все это могло происходить только с согласия власти. Например, возвращение имущества Русской духовной миссии произошло в израильской части Палестины благодаря тому, что СССР решительно поддержал создание еврейского государства, и еврейские лидеры готовы были во многом пойти навстречу Москве. Но другие объекты недвижимости находились под контролем Иордании, чья политика контролировалась из Лондона, и там Русская Церковь ничего не смогла вернуть. О важности поддержки государства для Церкви свидетельствовали, например, беседы Патриарха Алексия в Египте в 1960 году. В одном из приходов в Каире было 30 человек, но среди них раскол: часть считала священника «красным коммунистическим священником» и не разделяла его стремления к установлению связей с Московской Патриархией. Тем не менее, при содействии сотрудников советского посольства приход перешел под юрисдикцию Московской Патриархии (1, л. 33).
О степени самостоятельности священноначалия во внешних связях свидетельствуют два документа из фондов архива МИД СССР. В первом председатель Совета по делам религий Куроедов обращается к заведующему отделом Ближнего Востока МИД СССР Киселеву: «Что же касается приема Патриарха Алексия президентом и премьер-министром Израиля, то, видимо, неудобно будет отклонять их предложения, хотя мы и не заинтересованы в том, чтобы эти встречи имели место» (3, л. 31). Второй документ – указания Патриарху. В них, в частности, говорится: «В случае приезда Патриарха Венедикта… организовать с ним деловую беседу без лишних свидетелей. Если
Венедикт в беседе коснется и подтвердит имеющиеся у Алексия сведения, то Алексию следует внимательно выслушать Патриарха, не давая ему понять, что сам Алексий в курсе дела. При этом надо придерживаться позиции, что имущество, находящееся в руках раскольников “карловчан” в Иордании, принадлежит РПЦ, и раскольники пользуются им незаконно, и сами они запрещены в служении и преданы церковному суду. Если Патриарх Венедикт сам не проявит твердого намерения обратиться к Патриарху Алексию с письмом по этому поводу, то Алексий должен настойчиво порекомендовать Венедикту сделать это, предложив ему личные услуги по надежной доставке его писем и тактично пообещав Венедикту, что от урегулирования канонических и имущественных вопросов в пользу РПЦ Патриарх Венедикт будет иметь большую личную выгоду. Алексию необходимо проявить в этой беседе максимум инициативы и активности и немедленно информировать египетскую Патриархию» (2, л. 31).
Власть допускала свободный (по видимости) выход Русской Церкви в мир, что работало на повышение престижа СССР в начавшейся «холодной войне» с Западом. Высшей точкой этого неравноправного сотрудничества стало празднование в июле 1948 года 500-летия автокефалии РПЦ. В связи с этими торжествами состоялось Совещание глав и представителей Поместных Православных Церквей, что подтвердило статус Москвы как важного мирового центра Православия.
Но уже в сентябре 1948 года секретариат ЦК ВКП(б) подготовил секретное постановление «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды», в котором было указано на необходимость «коммунистического воспитания трудящихся» и необходимость ведения «борьбы против религиозной идеологии», хотя и оговаривалась недопустимость «администрирования по отношению к Церкви» (27, с. 357). Тем самым Церкви и всему народу власть показала, что далее достигнутого предела она не пойдет, что Русская Церковь может существовать в достигнутых масштабах, не рассчитывая на возрастание своего влияния в обществе; что внешние связи для РПЦ допустимы, но лишь в тех направлениях и тех пределах, которые выгодны для политики власти. Происходят отдельные аресты священнослужителей, вновь закрываются храмы, активизируется атеистическая пропаганда. Видимо, то была уступка Сталина твердым коммунистам-ленинцам.
После смерти И. В. Сталина наступает новый период в отношениях Церкви и Советского государства, связанный с личностью Н. С. Хрущева. Новый советский лидер, по видимости – искренний романтик коммунизма, был ловким, циничным и жестоким политиком. В ходе шедшей внутри правящего слоя советского общества жестокой борьбы между течениями государственников и партократов он, исходя из честолюбивых побуждений, стал выразителем интересов вторых. И если для Сталина главной его должностью был пост главы правительства, то для Хрущева – главы партии. Начинается возрождение роли Коммунистической партии в качестве ведущей силы советского общества и государства, возрастает роль коммунистической идеологии как единственно возможной и допустимой в советском обществе. Естественным следствием нового курса Хрущева стал поворот вспять в отношениях с РПЦ.
В июле 1954 года было опубликовано постановление ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения», ставшее строгой ревизией «кремлевского конкордата» 1943 года. По справедливому замечанию протоиерея В. Цыпина, в постановлении «подвергнута жесткой критике та линия в отношениях с Церковью, которую проводил Сталин с 1943 года. Эта политика охарактеризована как “примиренческая”, не соответствующая идеологическим заветам Ленина» (198, с. 363). (Может быть, в этом сказались троцкистские увлечения молодого Хрущева.) Власть смогла легко отказаться от сталинской «новой церковной политики» не только потому, что изменилась воля лидера страны, но и вследствие сохранения старого законодательства о религии, а также пассивного отношения большей части населения к вере и Церкви.
По всей стране поднялась кампания пропагандистской агрессии против Церкви под лозунгами «разоблачения реакционной сущности и вреда религии» и «наступления на религиозные пережитки». В селах и городах местные власти стали закрывать церкви, уничтожать святые источники, привлекать духовенство и верующих к административным наказаниям, комсомольцы хулиганили и сквернословили в храмах. Кампания набрала такой оборот, что власть поспешила ее приостановить. Уж очень провозглашенная война против Церкви контрастировала с декларированными Хрущевым принципами «мирного сосуществования» и «борьбы за мир» во внешней политике, а также курсом «оттепели», отказа от жестокостей сталинского режима во внутренней политике.