Это-то и заставляло не то сомневаться, не то оправдываться:
– А ещё, гляди, орудие на путь прикатят…
Хотя теперь-то да, теперь слов оправданий не требовалось, когда поданная за пять минут до кавалерийской атаки немцев «овечка» зияла парующими дырами в котле…
«Сразу надо было уходить, не дожидаясь, пока прояснится ситуация, пока телефон снимет ответственность распоряжением командования, а потом уже – пока наши вернутся, когда разрешится вопрос, – а вернутся ли?»
Савва вытер шею батистовым платком, криво усмехнулся.
«Одно только тешит самолюбие, что сумел оборону организовать».
«Людей успел положить…» – с гадливой услужливостью подсказала совесть.
Савва Ильич встрепенулся:
– А люди? У нас ведь не то, что не бронепоезд, Вадим Иванович, а совсем наоборот, – пороховая бочка. Вам же не надо объяснять, что такое выстрел 305-го калибра?
– Нэ… не надо… – помотал лейтенант головой, туго замотанной исподним ситцем – бинтов под рукой у Арины не было. – Мне и так понятно, что нэ… нападение на станцию пэ… производится по просьбе командования кэ… Кригсмарине.
– Пожалуй, – нехотя согласился майор корпуса морской артиллерии. – Так как?..
– А так, – вклинился Кирилл в разговор, ведущийся в опасной тени эшелона «7 Ос». – Барышню и раненых, – выразительно посмотрел он на брата, – сажаем на поезд. Кто может держать оружие – бежит, как говорится, впереди паровоза на случай баррикады или ещё чего. А в последнюю минуту запрыгивают. Кстати, надо двери вагонов открыть.
Кирилл перехватил ошарашенный взгляд майора Мудрова и уточнил:
– Где можно.
Не бог весть какая защита – вагонная доска. В лучшем случае – пуля застрянет, но, если и её убрать…
– Кэ… коварный план, – не то усмехнулся Вадим, не то судорожно скривился, но, против ожидания, не стал артачиться – понял: «Хватит на сегодня. Куда ещё впереди паровоза бегать? Выдохся. В голове шум нехороший, этакая “Тютчевская гроза”».
– Вэ… вы мне только пэ… пулемёт дайте. А я там пэ… постою, прикрою, – ткнул Вадим большим пальцем через погон без звёздочек.
Кирилл с сомнением посмотрел на узенький «спардек», окаймлявший паровозное рыло, но промолчал.
Совсем пощадить старшего брата, чего уж там, не получится. Конечно, маячить на узкой открытой площадке прямо над чугунным «фартуком» паровоза, живой мишенью – риск чрезвычайный, но хоть так…
Хроника Дарданелл
Флот, собранный союзниками, являл собой наибольшую концентрацию морских сил, когда-либо имевшую место в Средиземноморье. Помимо крейсеров, эсминцев, тральщиков и более мелких кораблей британцы подключили четырнадцать линкоров, два додредноута – «Лорд Нельсон» и «Агамемнон», линейный крейсер «Инфлексибл» и недавно построенный самый мощный «баттлшип», «Куин Элизабет» с 15-дюймовыми орудиями.
Французская эскадра под командованием адмирала Гепратта состояла из четырех линкоров и ряда вспомогательных судов.
Большинство этих линкоров уже устарело, но их 12-дюймовые пушки превышали всё, что имели турки на берегах.
Общее командование на первом этапе осуществлял адмирал Сэквилл Карден.
Бронепоезд или нет…
Но железное рыло паровоза, хоть и такого неказистого, как маневровая «Кукушка», появившись на выходе с «узловой» – в дыму, в клубах пара, с винтовочными залпами и со стрекотом пулемёта, – некоторое впечатление на немецкий заслон произвело-таки.
В наспех сооружённой баррикаде, как в растревоженной помойке, замелькали с крысиным любопытством тут и там серые головки в номерных касках, послышались и крики, и гортанные команды.
Впечатление было, поди, не меньшее, чем то, которое на немецких штурмовиков, вновь ринувшихся в атаку, произвела тишина в ответ на их бравое «Urrey!».
Ни тебе командной переклички, ни скуповатой стрельбы, ни мата. Из-за бурелома рассыпавшихся с платформ красных брёвен, из-за дымящихся руин грузовых вагонов послышалось лишь учащающееся дыхание котла, буферный перестук, лязг трансмиссионных сочленений…
– О, майн гот! – остановился, прислушиваясь, ротмистр баварских фузилёров, завертел головой. – Уходят? Но куда?
– Что за?.. – завертел головой и Кирилл, расслышав даже сквозь драконье дыхание паровоза и хлопки выстрелов звуки, показавшиеся ему странными.
А вот солдату Храпову – так вполне себе знакомые. Трущийся всё время подле, он сообщил лейтенанту Иванову (второму) как всегда с улыбкой – и с надеждой на лучшее:
– Кавалерия прибыла.
– Только не хватало, – проворчал лейтенант Императорского воздушного флота, невольно отступая к приближающемуся паровозу.
Если не отступить, то нишкнуть в щелях собственной баррикады, под колёсами и в вагонах соседних составов, пришлось впереди и немцам.
В дощатое, с железом, ущелье между теплушек и грузовых платформ со злым недовольным ржанием, топотом, треском гравия из-под копыт ворвался, теснясь и толкаясь, маслянисто-каштановый поток лошадиных крупов, чёрно-гривастых голов.
– А ну, наподдай! – первым сообразил пользу от происходящего машинист и сам же потянулся не к петле сигнального свистка, а к крану полноценного гудка.
Медный духовой рёв панически вздыбил конские хвосты в узлах-узорах плетения, по которым сразу можно определить…
– Уланы? – предположил Кирилл, невольно прикрываясь локтем от гравийной шрапнели, выбитой подковами.
– Уланские коники! – расплываясь в дежурно-умиротворённой улыбке, согласился Храпов.
– Теперь драгунские! – раскатисто донеслось откуда-то сбоку.
И в опасной близости к паровозу через пути перемахнул гнедой жеребец без седла, но с дорожным знакомцем Кирилла на спине.
С драгунским капитаном.
– Я вообще-то одного только хотел. Себе, – молодцевато подкрутил ус лубочно раскрасневшийся всадник. – А потом вижу: куда-то наш эшелон собрался, а немец явно пускать не хочет. Вот я и подумал: а ну как «В кучу – кони, люди…»? В смысле – немцы, кони…
Наш гордый Варяг…
Затор из конских тел пошёл на пользу делу.
Даром, что привычные даже к артиллерийской пальбе, но, оказавшись вдруг между вагонами одного и штабелями брёвен другого состава, да под рёв паровозного гудка, – уланские кони ополоумели. А когда ещё и стальные оводы начали жалить…
Копыта вздыбленных гнедых разогнали немцев резвее миномётных фугасов. Тогда как от стального сородича, от паровоза с его истошными воплями – прянули в сторону даже хромые лошадки.
Завал разобрали мигом. Времени, пока, опомнившись, снова хлёстко начали бить пули, выбивая щепу из брёвен и стен вагонов, клочья мяса из конских боков, – хватило.
Хватило даже на то, чтобы на тамбурные площадки грузовых вагонов в открытые, где можно двери успели вскочить остатки майорского «ополчения», – кто смог, кто успел.
Кого не отдёрнула назад за подол гимнастёрки последняя пуля.
Как Ваську.
Едва он успел вскрикнуть:
– Кирка! – вспрыгнув на подножку кабины машиниста.
Едва только:
– Васька! – схватила его за рукав сестра.
Как гефрайтер Борге, закатившийся под стальной блин колёсной пары, нашёл, наконец-то, в себе смелость проявить тевтонский дух.
Пальнул-таки из «маузера» куда-то в сторону паровозного пара – так вернее. А то дух духом, а грех брать на душу… – пока удавалось не брать.
И в этот раз удалось.
Мигом спрыгнувший следом брат Кирилл долго тряс и ощупывал младшего, шепча и крича:
– Где?! Жив?! Куда?!
Пока не добился вполне внятного стона:
– Нога…
Всего-навсего икру пробило навылет.
Можно было даже доковылять-догнать только набирающий ход состав, да больно уж грохнулся Васька головой о щебёнку, «поплыл». И теперь оставалось только смотреть, как площадку последнего вагона догоняет бог весть откуда взявшийся командир жандармского конвоя капитан Удальцов, а солдат Храпов, по обыкновению своему улыбается, курит – посасывает «козью ножку», и будто не слышит истерических воплей:
– Руку! Руку дай, ирод!
Но особо любоваться картиной возмездия было некогда. Сзади уже густела и приближалась перекличка немецкой речи.
– Давай, Варяг, поднимайся, – потянул на плечо Васькину руку брат Кирилл. – Не бойся. У меня тут самолёт есть. Доскачем в три ноги. Ты уж сколько просился полетать у меня? Вот и полетаем…
Хроника Дарданелл. Ход операции
25 февраля вице-адмирал де Робек на «Вендженсе» возглавил атаку прямо в устье пролива, и турецкие и германские артиллеристы, не выдержав неравной борьбы, отошли к северу. В следующие несколько дней отряды морской пехоты и матросов были высажены на берег, и на Троянской равнине и оконечности полуострова Галлиполи они взрывали брошенные орудия, разбивали прожектора и разрушали орудийные платформы.
Но скоро турки вернулись в Кум-Кале и на мыс Хеллес и сильным ружейно-пулемётным огнём отогнали британский десант. И начали успешно действовать против флота полевыми орудиями; они пережидали обстрел корабельной артиллерией, а потом выдвигались на прежние или запасные огневые точки. Часто случалось, что с батареями, которые британцы считали уже подавленными утром, приходилось вновь воевать после полудня.
На линкоры это едва ли действовало, но для невооруженных тральщиков было опасно, особенно в ночное время в фарватере ниже Чанака, где их мгновенно выхватывали прожектора из темноты, и моряки подвергались изматывающему обстрелу.
Адмиралы оказались в раздражающей ситуации: их сдерживала не мощь противника, а его неуловимость. Тральщики не могли двигаться вперед, пока не будут подавлены береговые батареи, а линкоры не могли подойти достаточно близко, чтобы подавить орудия, пока не будут убраны мины.
«В нас стреляли со всех направлений, – вспоминал капитан Роджер Кейс. – Стреляли с холмов и батареи шестидюймовок, перекрывающих минные поля на обеих сторонах пролива. Несмотря на все наши усилия подавить прожектора, это было равносильно стрельбе по луне».
Четыре из шести тральщиков прошли над минным полем ниже Чанака, не опуская тралов, а один из оставшейся пары вскоре задел мину и взорвался.