Я мог бы привести Итальянскую армию в Париж 18 фрюктидора и сыграть роль, каковую сыграл в свое время император Север, но плод тогда еще не созрел.
Когда я высадился во Фрежюсе на пути из Египта, Б[аррас] и С[ийес] обсуждали тогдашнее положение вещей в стране: один хотел восстановить короля, другой же – призвать герцога Брауншвейгского; я привел обоих к единому мнению.
Гоббс – безрадостный философ, а Монтескье – светлая голова.
Мораль республиканцев отличается большой распущенностью: они без колебаний позволяют себе все, что полезно им и их партии; равным образом то, что было бы добродетелью в республике, становится преступлением при монархии.
Рабле подражал первому Бруту, который прикидывался умалишенным, чтобы обмануть подозрительность Тарквиниев.
Ни золота, ни серебра мне не хватало так, как сахара и кофе: поэтому добродетельные женщины так и не простили мне Континентальной блокады.
Подлинное богатство всякой страны состоит в числе жителей оной, их труде и предприимчивости.
«Дух законов» – малоосновательное творение едва ли упорядоченной постройки, в которой можно найти прекрасно убранные покои, но заметить кое-где и наспех отделанные дощатые стены с позолотой.
Клубные политики, которые выступают против постоянных армий, – сумасброды. Стоит государю распустить свои войска, позволить разрушить свои крепости и проводить время за чтением Горация, как он не процарствует и полугода.
Самые удивительные изобретения не суть те, коими мог бы похвастаться ум человеческий: большинство открытий суть следствие механического инстинкта и случая, а отнюдь не философии.
Понаписали великие глупости о душе, а ведь надобно стараться знать не то, что люди сказали об этом, но то, что собственный наш разум может нам открыть независимо от чужих мнений.
Что касается системы, то всегда надобно оставлять за собою право на следующий день посмеяться над теми своими мыслями, кои появились накануне.
Я не знаю, что понимают под божественным правом: наверное это – изобретение какого-нибудь тупого теолога из Лувена. Ведь сам Папа имеет не более божественного права, чем я – на наследственное место в Палате лордов британского парламента.
То, что называется естественным законом – всего лишь закон выгоды и разума.
Всякий глава партии должен уметь пользоваться воодушевлением сторонников, ибо нет партии, которая не имела бы своих горячих приверженцев. И величайший военачальник во главе своих солдат, лишенных боевого духа, оказывается полной бездарностью.
Почему Гомеру предпочтение отдали все народы Азии? Потому что он описывал приснопамятную войну первейшего народа Европы против самого процветающего народа. Его поэма – едва ли не единственный памятник той далекой эпохи.
Когда я видел Клебера на лошади, перед глазами моими всегда вставали герои Гомера. Ничего не было прекраснее его в день сражения.
Генерал Мак теоретически весьма учен, ведь он много изучал большую войну по книгам, но я не доверил бы ему командовать даже батальоном, поелику он неудачлив и ему недостает решительности. Меня весьма удивила его капитуляция при Ульме, я полагал, что он просто перешагнет через меня, чтобы вновь занять позицию у Инна.
Бог положил себе за труд быть стражем добродетели.
Дабы погубить отечество, достаточно даже одного негодяя: тому в истории было немало примеров.
Я люблю стихи Оссиана, там много мысли, исполненной силы, энергии, глубины. Это – северный Гомер, он – поэт в полном смысле слова, поелику потрясает душу и трогает ее.
Так и не появилось ни одного достойного описания моей кампании 1814 г. Она представляет собою череду событий той достопамятной войны и стечения обстоятельств столь необычайных, что лишь я один мог бы их описать, потому что мне вполне известно все, что имело место тогда.
В театре на меня производит впечатление величие страсти, но я всегда страдаю, когда они выходят за рамки вероятного.
Друо – это настоящий Катон; я не знал никого, кто бы столь разительно походил на Аристида. Храбрый человек!
Капитуляция Сен-Сира в Дрездене – ошибка школьника: она во многом подобна капитуляции Мака при Ульме. На месте Сен-Сира Рапп, Карно и Даву показали бы, как надо защищать крепости.
Бедные жители Лотарингии во многом оказывали мне содействие: как я хотел бы восстановить их разрушенные хижины!
Мне нравится грубый здравый смысл, который обитает на улицах.
Солон был прав: можно судить о заслугах человека только после его смерти.
Сама ли нация отделилась от меня в 1814 г. или сам я покинул мой народ, не в этом дело, а в том, что тогда только я один мог изгнать иноземцев за пределы Франции, но это стало бы для всех очевидным лишь после победы; в остальном же бесспорно одно – грязное белье всегда следует стирать только у себя дома.
Если задуматься над тем, что такое слава, то приходишь к заключению, что оная сводится к немногому. Что бы ни говорили невежды, превозносили глупцы, одобряла или поносила толпа, здесь нет того, что составляло бы предмет особливой гордости.
Фридрих взял на себя труд опровергать Макиавелли еще до того, как стал королем: полагаю, было бы лучше, если б после восшествия на престол он написал о нем так, как есть. Ведь этот Макиавелли писал свои сочинения разве что для мелодраматических тиранов.
Сенека как-то сказал: тот, кто мало дорожит своей жизнью, может распоряжаться по своему усмотрению жизнью других людей.
Говорят, будто генерал Сарразэн сошел с ума: он и так не был вполне в здравом рассудке, когда покинул Булонь. Хороший начальник генерального штаба, но дурная голова и интриган.
Веллингтон сделал большую ошибку в сражении при Тулузе: английской армии угрожал бы плен, если бы Сульт сумел воспользоваться ею, или ежели б он лучше знал позицию противника.
История, которая донесла до нас имя Фемистокла, не удостоила тем же имена его завистников.
Приняв правление из рук республиканцев, я как бы вымыл, очистил и подправил старую картину Рафаэля, которую лак пачкунов довел до полной неузнаваемости.
Беньо думал, что станет играть роль при Бурбонах, но он ошибался, как и многие другие. У него есть талант и твердость. Я сделал его государственным советником, потому что он, будучи префектом, осмеливался говорить мне правду. Но он растрачивает свои силы попусту.
Я сужу о гении по тому, как он выражает свою мысль.
Надобно часто менять не только гарнизоны, но людей, стоящих у власти, это – безусловно. В интересах государства, чтобы должностные лица постоянно сменялись: ежели этот принцип не соблюдается, то неизбежно появляются удельные владения и сеньориальное правосудие.
С тех пор, как сами народы выступили на полях сражений, стало уже невозможно иметь наемную армию.
Государь, который думает о людях и строит собственное счастие на их благополучии – в каком романе можно найти сие?
Что бы ни говорил Макиавелли, крепости не стоят народного попечения и забот.
Чернь не отличается здравомыслием, она, по обыкновению, любит повторять все те пересуды, кои говорятся по адресу человека незаурядного.
Оказывается, что из ста бывших в прошлом королевских фаворитов по крайней мере девяносто пять были повешены.
Деказ раньше служил у моей матери: я замечал его порою в толпе придворных. Эта должность не требовала большого таланта. И он, и подобные ему министры походят на людей, карабкающихся на призовой столб.
В 1805 г. у меня имелось восемьдесят линейных кораблей, не считая фрегатов, но не было ни настоящих матросов, ни офицеров; мои адмиралы играли в прятки с англичанами, и это само по себе уже было немало. Линуа показал себя вполне достойно. Вильнёв был добрый офицер, но, несмотря на это, делал одни только глупости. Он покинул Кадикс, а смерть Нельсона не стоила потери моего флота. Вильнёв покончил с собой на постоялом дворе в Ренне, и, как всегда, в этом обвинили меня. На самом же деле признаки сумасшествия наблюдались у него еще во время морской кампании.
Ax! Свобода печати, свобода печати! Снимите же намордники с ваших парижских журналистов, и вы увидите настоящую грызню! Все эти Вадью постоянно будут вмешиваться в управление, а Каритиде станут подавать мнения. К дьяволу весь этот галдеж!
Я восстановил дома лионцев, разрушенные во время революции, они были признательны за это, итак, мы – в расчете.