— По сути дела… — почти перебил его, горячась, парень, обращаясь к Анатолию Ивановичу:- это касается уже самого смысла жизни человека, ведь именно по отношению к цели и определяется представление о добре и зле. Этими понятиями человек оценивает происходящее по отношению к своей цели…
Анатолий Иванович, снисходительно и даже покровительственно улыбаясь, отхлебнул с шумом из бокала:
— Ну, ну. Успокойтесь, Артур, не горячитесь, то что вы говорите, конечно, безумно интересно… — цедил он каждое слово, пропитывая его иронией: — Но, мне кажется, это отдалённая цель — выяснить, что такое хорошо, что такое плохо…
Мельком я взглянул на девушку, её взгляд на Анатолия Ивановича… Нет, не понравился мне её взгляд, пусть поведение Анатолия Ивановича, слова его, мне и самому не совсем понравились, но не заслуживал он такого отвращения, какое горело в её взгляде. Я уселся рядом с Артуром, с интересом разглядывая его. Встретив мой взгляд, он улыбнулся мне приветливо, поразив светом искренности и доверия своего взгляда, смущаясь почему-то, улыбнулся я ему в ответ. Я уже знал, доверять ему можно безоглядно, один взгляд его вселил в меня веру в то, что не способен он на подлость. И рассеялся туман подозрительности, сгустившийся под влиянием Анатолия Ивановича в моих мыслях.
— Анатолий Иванович, — по детски звонкий голос Лайф разорвал возникшую после слов Анатолия Ивановича паузу: — Вы мне иногда кажетесь очень похожим на этого, — она сморщила лицо в презрительной и смешной гримасе: — Породистого…
— Но, Лайф? — воскликнул, укоризненно обернувшись к ней Артур, но Анатолий Иванович поднял руку, успокаивая его:
— Ну и что же. Не вижу в этом ни чего оскорбительного. Породистый, безусловно, шельма, но… — Анатолий Иванович со значением покрутил растопыренными пальцами, вкладывая в этом многозначительный жест ему одному понятное значение. Г-н Субуй, улыбнувшись, переглянулись с Артуром. Мне стало стыдно за Анатолия Ивановича.
— На мой взгляд, Породистый — гад! — моё решительное заявление вызвало улыбки у мужчин и аплодисменты Лайф.
— Но что делает его таким? — Артур сделал едва заметную паузу, не желая повторять моё определение для Породистого, он продолжил: — Что делает их всех там такими? Насколько виновны и Породистый и все обитатели его царства в своих бедах?
— Сволочи они все, мечтают только об одном — как бы всех остальных сожрать с потрохами! — болото, с его обитателями, вызывало у меня резко негативную оценку.
— Но почему? — печально улыбнулся г-н Сибуй: — Что заставляет их так поступать?
Вопрос его оказался для меня неожиданным. Для меня понятны и очевидны были побудительные мотивы поступков болотных чертей, но результат их деятельности? Почему торжествует в их отношениях злоба, недоверие и странное это присмыкание перед властью?
— Что заставляет их совершать поступки? Что определяет ход их мысли? — г-н Субуй с грустью с непонятным сожалением смотрел на меня: — Что единит их в этом с людьми?
— Эмоции! — воскликнул Артур: — Ваше состояние определено сиюминутным настроением — злоба, зависть, отчаяние, радость, восторг..! Эти эмоции заставляют нас совершать поступки, планировать свои действия, но что определяет их? Они управляют нами, а что управляет ими? В какой мере мы способны управлять собственными эмоциями?
Он с таким азартом произнёс эти слова, а я растерялся:
— Но эмоции это и есть я, моя личность, мои желания и мои стремления…
Г-н Сибуй улыбнулся:
— Вот о такой уверенности мы и говорили только что, именно она губит. Вспомните, как осуществляется всякое действие: — лежит человек себе на диване в сладкой дрёме, и вдруг некое ощущение пробуждает его, активируя мышление — о, да это голод! Ощущение дискомфорта. Человек начинает думать над планом по устранению этого дискомфорта — встать, пройти к холодильнику, достать оттуда нечто вкусное и полезное… И, результатом его деятельности является удовлетворение — удовольствие от вкуса еды и ощущение сытости.
Артур рассмеялся, откинувшись на спинку стула:
— Метод «кнута и пряника», выполнил приказ-эмоцию — удовольствие. А не выполнил, — наказание, арсенал которых огромен — зависть, злоба, отчаяние, тоска, неудовлетворённость…
— В чём вы хотите убедить. — Анатолий Иванович нахмурился недовольный: — Что в каждом человеке живёт некто, управляющий им с помощью приказов-эмоций и желаний? И при чём здесь добро, зло?
Тихий смех прервал его, смеялась Лайф.
— Лайф! — с укоризной воскликнул Артур: — Что здесь смешного? — как бы извиняясь за неё, взглянул виновато на меня.
— О чём вы говорите? — Лайф почти кричала, шепотом: — О чём? И зачем..?
В этом последнем, зачем было столько тоски, непонятной грустью окутывающей сердце.
— Ведь это слова… Они как… Как падающие листья… Падая, шуршат… Они мертвы — эти слова…
— А что вы предлагаете, Лайф? — не дождавшись продолжения, нарушил наступившую гнетущую тишину я. Она досадливо поморщилась, в замедленном движении пожала зябко плечами, мельком равнодушно взглянув на меня. И вдруг заговорила, заговорила, глядя поверх наших голов, не обращая внимания на нас, заражая нас невольной тревогой:
— Ужасны, как ужасно нелепы эти разговоры… Мы похожи на сирот, на маленьких брошенных детей, которые ни чего не знают — ни кто они, ни зачем они… Мы ходим по огромному этому дворцу, ни чего не понимая… Нам и интересно и страшно, и стараемся не замечать непостижимого, обвиняя друг, друга в его происхождении, не понимая ни себя, ни других… Хлопнула вдали дверь, выгнулась хищно портьера от налетевшего сквозняка, опрокидывая стул… — Лайф протянула руку в сторону входной двери, глядя, как медленно колыхнулась, опадая, портьера, охватывая нас ужасом, и продолжила: — Мы не можем даже представить бесконечную цепочку событий, предшествующей этой мелочи, и ею порождаемой… Мы видим только узенький его участок из всего многообразия их переплетения… Мы даже боимся думать об этом нашем непонимании… И начинаем обвинять друг друга. Кому выгодно это…? Начинаем гадать, со страхом вглядываясь в лица окружающих — кто извести хочет меня? — она замолчала, так и не взглянув на нас. Артур устало улыбнулся:
— Вы драматизируете, Лайф.
— Лайф, зачем вы пугаете нас? — неуместно хихикнул Анатолий Иванович: — Не ищите потусторонний сил. Мистицизм чужд нам, а за всяким явлением лежит чисто материальные причины. И вопрос о выгодности кому-то актуальности не утратил. — со значением, намекая на что-то, он взглянул на меня.
— Позвольте… — начал я недовольно: — Всякое явление, безусловно, имеет причину, и отыскать её можно… Но мы говорили о добре и зле, о том, что хорошо, что плохо А вы..? — недоумённо я пожал плечами, не в силах объяснить этот, на мой взгляд, уход от темы: — Вы считаете — Породистый полностью во власти своих эмоций, и главной целью жизни его и всех его подданных — служение своим желаниям? Но что здесь плохого? Разве вы не во власти своих желаний?
Артур тяжело вздохнул и перевёл вопросительный взгляд на г-на Сибуй. Тот помассировал озабоченно виски:
— Женя, конечно же и мы следуем своим желаниям, но… Почему при взгляде на одно и тоже у разных людей зарождаются разные желания? Почему ребёнок желает одно, а дикарь другое… Почему различен интеллект у людей? Дело не в причинах и следствиях из них, — главная проблема в отношении человека к этим причинам и умении его почувствовать следствие.
Он всё время возвращался к внутреннему состоянию, к эмоциям, отмежевываясь от причин, вызывающих сами эти ощущения, постоянно обращая внимание на то, что реакция человека важнее событий окружающего мира. А меня это удивляло и в какой-то мере возмущало, для меня главным был окружающий мир, а уж собственные впечатления от него явно были вторичными. Г-н Сибуй, по-видимому, почувствовал это:
— Евгений, как вы полагаете — доволен ли своей жизнью Породистый?
— Пожалуй, — вполне. — с некоторым сомнением произнёс я.
— Но как же? — возмутили Артура мои слова: — Да он же всё бросить хотел!
— Да, был какой-то разговор о Главаре… — начал я, припоминая смутный тот разговор:- О том, что хочет он свалить поскорее…
Г-н Сибуй улыбнулся: — В его понимании жил он не очень хорошо. Не так ли?
Я кивнул, подтверждая, не понимая еще, куда он клонит разговор.
— И это недовольство заставляло его стремиться к чему-то лучшему?
— Да чего вы рассусоливаете? — снисходительным тоном вмешался Анатолий Иванович: — Стремление к улучшению жизни, к счастью — естественно! — он обвёл всех высокомерным взглядом: — На этом строится вся общественная жизнь — альфа и омега цивилизации!
Г-н Сибуй терпеливо с вниманием выслушал и продолжил:
— Породистый в своём поиске руководствуется простым критерием, что приятно — то хорошо, что не приятно — плохо. Причём ему этот критерий кажется совершенно независимым от него — данным ему самою природою. Не правда ли?
Я пожал плечами: — Но ведь это именно так и есть. Против природы не попрёшь, только она может сказать нам, как выжить, что бы не погибнуть преждевременно…
— А с этим и ни кто не спорит, но это следует воспринимать всего лишь как начало. Первый критерий в длинной их череде. А строить всю жизнь, руководствуясь стремлением к удовольствиям? — Артур, хмыкнув, покачал отрицательно головой: — И русалка на ветвях, и Болото прекрасно иллюстрирует результат такого выбора. — он легонько хлопнул ладонями по подлокотникам: — Это слишком элементарный уровень мышления, в котором имеется только, да и нет, хорошо — плохо! Безусловная категоричность в оценке происходящего, обусловлена однозначностью критериев. Здесь не учитывается даже такой параметр, как время. Нет учёта последствий события, а если привлечь и время — то всё, элементарная логика, основанная на «хорошо-плохо» рушится. И уже однозначность исчезла, что сейчас плохо, завтра оказывается благом…
Подошедшая Лайф, став за спиной у г-н Сибуй, взглянула серьёзно на меня:
— И уже ненависть мачехи оборачивается добром для Золушки.