— Нет худа без добра, как и добра без худа. — буркнул, не глядя ни на кого, Анатолий Иванович, с шумом сербанув из бокала: — Это старая истина.
— А третий уровень мышления, — продолжил мысль Артура г-н Сибуй: — Когда воспитывает в себе человек веру, — он сделал многозначительную паузу: — Веру в то, что мир с самого своего зарождения связан в тугой ком, своими причинно-следственными связями. И то, что кажется нам сейчас мерзким и вредным, является основой для будущего добра… Не случайно из навоза прорастают самые красивые цветы.
Артур сдержанно засмеялся: — Это напоминает мне стремление человека к сладкому, на первых порах оно влечёт его и кажется добром, но последствия неумеренного потребления приведут его к крупным неприятностям со здоровьем.
Но меня поразило несколько другое во всём этом объяснении:
— Так что же — всё будущее уже жёстко обусловлено?
— Понимаете ли, Евгений, есть вопросы, отвечать на которые бессмысленно. — заговорил в ответ Артур: — Наше мышление не способно решить некоторых парадоксов, что обусловлено уровнем его развития, как говорится в таких случаях «сие таинство есть».
Г-н Сибуй предостерегающе поднял палец вверх:
— Нельзя же первоклассника заставлять решать задачи из высшей математики, ему ещё предстоит освоить множество разделов элементарной математики. Но кое-кто очень ловко пользуется этим. Пользуясь тем, что в мире всё взаимосвязано, они выделяют некоторую взаимосвязь, доказывают всем остальным необычайную важность её, требуя от остальных безусловной веры и верного служения. Это типично для демагогов, и лежит в основе политеизма — язычества.
Не смотря на то, что разговор уже уходил в дебри абстрактных понятий, я уже начал кое в чём разбираться и теперь даже попытался уточнить:
— А Породистый уверовал в интересы своего пуза, без труда доказал это остальным и в результате… — задумался я над последствиями.
— А в результате они живут в Болоте. — жестко закончил Артур. Г-н Субуй удивленно озабочено приподнял брови:
— Артур, вы слишком жестоки к ним. А в чём их вина? Имели ли они доступ к истине?
— Это уже очень сложно. — задумался Артур: — Легко научить человека любому действию, используя собственный наглядный пример… Но мыслить? Сесть, и, горестно подперев голову, уставиться умным взглядом в стену? Ученик только заснуть может, в подобной позе…
— А кто возьмётся учить мыслить? — спросила вдруг Лайф: — У кого хватит наглости, что бы поверить в собственное умение мыслить?
Г-н Сибуй устало улыбнулся:
— Как говорят буддисты — «Глупец, познавший меру собственной глупости, это и есть мудрец!».
— Позвольте, буддизм буддизмом, но, а как же добро и зло? — с подковыркой спросил Анатолий Иванович: — Вы, конечно, ловко ушли от этих коренных вопросов, но я бы хотел понять, что вы предлагаете взамен?
— Но если всё взаимосвязано в этом мире, если всё гармонично и взаимообусловлено, то о каком добре и зле может идти разговор? — удивился г-н Сибуй: — Добро и зло в нашем сознании, в эмоциональной окраске, которой наделяются события окружающего мира нашим подсознанием. Одно вызывает злобу и ненависть, а другое вызывает желание обладать, и формируется это в глубинах психики и главную роль в этом играет вера!
— Есть зависимости очевидные, но не афишируемые. — подхватил мысль Артур: — Вот, например, все знают, что для нормального развития в стране экономики необходимо обеспечить в стране порядок. И коррупция, и беззаконие ведут экономику к развалу, это очевидно. Но порядок обеспечивается политической системой страны, которую составляют, конечно же, люди, нуждающиеся в понимании того порядка, который от них требуется. Для этого формируется законно-процесуальная база страны. Но закон предназначен для обеспечения именно справедливого порядка, а вот откуда у человека берётся представление о справедливости? Это уже духовная жизнь человека, мир его эмоций. Когда неловкое слово заставляет человека краснеть, а несправедливость вызывает негодование и ярость, под воздействием которых человек способен на многое…
Я уже начал разбираться в сути разговора и смог сделать вывод:
— То есть главную роль начинает играть взаимоотношения между сознанием и подсознанием. Получается, что духовная жизнь человека — это как раз стремление активно участвовать в формировании этих отношений.
— Долго я вас слушал, — вдруг вступил в разговор Анатолий Иванович: — Конечно, вы лихо можете цеплять слово за слово, только вот кое-что выдаёт вас с головой. — в наступившей тишине он обвёл всех высокомерным взглядом, толкнув меня под столом ногой, продолжил: — Старая песня — нет добра, нет зла, всё что происходит — «взаимообусловлено и неизменно». - перекривил он презрительно: — Женю вам удалось охмурить, а меня… Я не пацан и такими песнями меня не соблазнишь. — он грозно нахмурился, пронизывая всех подозрительным взглядом: — И знаем кому это выгодно, уж тут далеко причину искать не надо… Белыми нитками шито-крыто…
Глава 16
И вдруг, что-то произошло. Анатолий Иванович мгновенно побледнел, не отводя наполненного ужасом взгляда от чего-то у меня за спиной, у него из рук вывалился и с тихим звоном разбился бокал. Все застыли, глядя мне за спину, откуда до меня вдруг донеслось тихое стрекотание. Ужас холодным своим дыханием парализовал меня.
«Не оглядываться! — Закрыть глаза и не оглядываться..!» — заколотились упругими шарами мысли у меня в голове: — «Не смотреть..!» Артур, не отводя сосредоточенно-напряжённого взгляда из-за моей спины, в замедленном жесте положил свою ладонь мне на локоть, чуть сжав его. И я закрыл глаза, вместе с теплом его ладони я ощутил уверенность — всё хорошо…
Стрекотание походило на шелест крыльев огромного насекомого, оно несколько усилилось, и я ощутил, как лёгкие порывы воздуха коснулись моих волос, вслед за этим стрекотание начало затихать, удаляясь… И вскоре уже ни что не нарушало тишины, и только гупал тревожно пульс в ушах. Я открыл глаза, смертельно бледный Артур виновато и почему-то беспомощно улыбнулся, убирая свою руку с моего локтя.
— Что это было? — осипшим голосом спросил я, расслабляя сведенные судорогой страха мышцы. Анатолий Иванович странно хмыкнул, подозрительным взглядом обводя г-на Субуй и Артура.
— То, чего мы не понимаем. — отрывисто и хмуро сказала Лайф.
— Кое-кто очень даже хорошо понимает… — с угрозой протянул Анатолий Иванович, поднимаясь и кивая мне, приглашая за собой на выход. Ни чего, не понимая, обвёл я всех вопрошающим взглядом и поднялся. Ни кто не сделал попытки мне что-то пояснить или задержать. Во взглядах г-на Сибуй и Артура читалась спокойная уверенность. Лайф же смотрела с явным осуждением. И всё же, преодолевая непонятное внутреннее сопротивление, я пошёл к ждущему у выхода Анатолию Ивановичу. Он увлёк меня за собой, молча шли мы сумраком теперь уже зловещих коридоров, пройдя лестничный марш, вошли в комнату, уставленную высокими застеклёнными стеллажами. Анатолий Иванович обернулся ко мне:
— Усёк, что происходит? — нервно потирая руки, забегал он по комнате: — Разворачиваются кошмарные события… Кто бы мог подумать… Бры… — передёрнул он плечами от омерзения.
— Что это было? — спросил я его, пытаясь от него получить внятный рассказ о прошедшем: — Хоть вы внятно объяснить можете?
— Что было, что было? — досадливо поморщился он, и вновь исказила его лицо гримаса омерзения: — Ужасно было! — как бы пытаясь стереть липкую паутину с лица, он несколько раз провёл по нему ладонью: — Такая гадость… Бр… р… Чему и названья нет. И странно, что при этом ни чего не произошло..? Казалось бы, столь явные намерения..? — он зябко передёрнул плечами:- Лучше не вспоминать. — Решительно обернувшись ко мне, вдруг заявил: — Это предупреждение. Надо срочно принимать меры, — оружие? Конечно же, нужно вооружаться! — и кинулся к стеллажам.
— Вот это, то, что надо… — послышался восторг в его голосе, с хрустом раскрывал он дверки стеллажей, доставая оттуда отблескивающие полированными ложами винтовки, с недовольным видом осматривая их и отбрасывая в сторону. Оглянулся недоумённо на меня:
— Иди сюда, чего ты там ждешь? Пока эта гадость и сюда явится?
Подойдя ближе, я заглянул в поблескивающее тусклой воронённой сталью оружия нутро стеллажа. В оббитых чёрной тиснённой кожей фигурно вырезанных гнёздах стояли винтовки, ружья и карабины — разнообразие их поражало: тут были и снайперские армейские винтовки, и коллекционные с богатой золотой чеканкой охотничьи ружья, и многозарядные автоматические винтовки всех времён и различных армий… В нижних выдвижных ящиках стеллажей высланных золотистой замшей, покоились пистолеты и револьверы, удивляющие филигранной отделкой и богатством украшений, больше похожие на ювелирные украшения, чем на оружие…
От многообразия оружия у меня захватило дух, забыв на мгновение обо всём, как мальчишка приник я к стеллажам. Вскидывая винтовки к плечу, вглядывался в прицелы, ловя на мушку различные предметы, прикасаясь к курку пальцем, ощущая сладость могущества, таящегося в тяжести оружия в вере в его совершенство… Восхищала меня совершенная оптика с переменным фокусным расстоянием, удивляла новизна и необычность лазерных прицелов с вмонтированными микропроцессорами… Скользили мягко и вкрадчиво упруго податливые затворы, открывая тёмное нутро, золотящееся глуповато-сонным патроном, услужливо выпрыгивающим из подающей кассеты. С отрывистым злым лязгом вгонял его затвор в ствол, и уже совсем другое возникало ощущение в руках, иная тяжесть напрягала мышцы, волнуя кровь…
— Но зачем? — подумал я вдруг:- Зачем нам оружие?
Оторвавшись от созерцания его, я повернулся к Анатолию Ивановичу: — Против кого мы собираемся воевать? Разве поможет оно против этой стрекотящей гадости?
— Зато хорошо поможет против тех, кто посылает эту мерзость. — зловеще скалился Анатолий Иванович, подбирая с азартом пистолеты: — Не ужели не понимаешь, чьи это проделки? Думаешь, даром тебя тебе это непротивление вдалбливают? — он презрительно покрутил пальцем у виска: — Промывание мозгов, это называется. И цель у этой операции очень простая, не бойсь сам помнишь. Да что с тобой, Женя? — повернулся удивлённый он ко мне: — Да тебя всю жизнь готовили к этому! Ты присягу давал!