Он выхватил из ящика, взвешивая в руке огромный автоматический пистолет: — У, красавчик! — он аж захрюкал от удовольствия, целясь в восторге, то в одну, то в другую сторону: — Женя, быстрей ориентируйся, смотри какое разнообразие. — кивнул он на стеллажи с оружием. Эти его восторги вокруг оружия настолько были неестественны для Анатолия Ивановича, предпочитавшего всегда обходиться без оружия. Меня прямо таки этот его восторг возмутил, я демонстративно вынул из стеллажа тяжёлый штурмовой автомат с плоским светло-жёлтого полированного дерева прикладом. Анатолий Иванович удивлённо взглянул на автомат:
— Здесь? В помещении? — скривился: — Удобно ли? Да и прятать, как ты его будешь?
— А мне не от кого прятать, — твёрдо взглянул я ему в глаза. Он вдруг отвёл взгляд, подкидывая пистолет на ладони: — Не узнаю я тебя, Женя, вспомни, где мы находимся!
— Не верю я что есть здесь враги. — ответил я, чувствуя, что начинаю в этом сомневаться. Перекидывая автомат с руки на руку, я невольно передёрнул затвор, загнав патрон в патронник и сняв с предохранителя. Я держал автомат на изготовке, ощущая сладостное напряжение от чувства вдруг умножившейся моей силы.
Есть всё-таки странная необъяснимая энергия, в вещах нас окружающих, один вид некоторых вещей меняет наше настроение, направляя мысль нашу видом своим, ощущением обладания. И оружие особенно иллюстрирует это свойство человека. Сила его воздействует на нас, вызывая ответное наше действие, пропорциональное чему? Во втором законе Ньютона ускорение, с которым начинает двигаться тело под воздействием силы, пропорционально самой силе и обратно пропорционально массе тела. А здесь..? А в психике — обратно пропорционально интеллекту, силе воли… Что можно говорить об этом..? Только то, что на каждого эта энергия действует по своему… И вдруг:
— Стреляй! — гаркнул истошно, выпучив в напряжении глаза, Анатолий Иванович, рывком выкинув руку, указывая мне за спину. С разворота, в падении, со всей силы вцепился в спусковой крючок, цепенея от ужаса… И только когда забился в упругих толчках автомат в моих руках, когда полетела сколотая пулями щепа от деревянных панелей и наполнилась комната грохотом и пороховым пьянящим дурманом, я увидал, как перерезанная цветными трассерами светлая фигура, неудобно подламываясь, падает на пол у входа.
— Артур! — кувалдой хватило меня по голове, отбросив горячий автомат, я кинулся к нему, осторожно повернув, положил его голову к себе на колени. Он пытался улыбнуться и что-то сказать, но только судорожно сглотнул…
— Врача! Врача..! Ради бога, ну кто-нибудь! — в безумии закричал я, глядя, как тускнеет голубизна в его глазах.
— Брось его. С ним всё кончено! — Анатолий Иванович, подскочив к двери, выглянул в коридор, и довольный потирал руки: — Ни кого, болван, он сам следил за нами… Идём, идём же скорее от сюда… — за руку поволок он меня к двери.
— Ах, да надо труп спрятать..! — торопливо бросился он выдёргивать дорожку и, набросив её на Артура, стал закатывать его в неё, вырывая у меня из рук: — Да помоги мне, чего расселся!
Совершенно бездумно помог я ему затолкать страшный этот свёрток за стеллаж.
— Вот, часть работы сделана. — захихикал он, хлопая меня одобрительно по спине и обтирая мои руки платком от крови. Потом подошёл к двери, настороженно осмотрел коридор:
— А теперь уходим. — повернулся ко мне: — Да куда ты? Автомат свой возьми… Ты что, обалдел совсем..? — глянул он мне в глаза, толкая в руки автомат: — Ни чего, привыкнешь…
Жутким оцепенением заморозило мой разум это убийство, как во сне делал я всё, выполняя команды Анатолия Ивановича. Мне всё ещё казалось, что у меня на руках умирает Артур, и невольно сгибались мои руки в попытке удержать его голову…
Анатолий Иванович почти бегом тащил меня за руку через комнаты, по коридорам, я только успевал переставлять ноги, и вялые мысли медленно проплывали у меня в голове: — Вот стул, — вялая мысль проявилась в моей голове, когда увлекал он меня мимо стула: — И коридор весь красный… — всё так же лениво перетекала мысль, в вдруг толчок:- Как кровь! И сразу же осознание всего ужаса убийства..!
Я резко остановился, вырвав руку, стуча зубами в нервном ознобе:
— Он мёртв? — спросил повернувшегося Анатолия Ивановича, тот, оскалив зло зубы, подпрыгнул ко мне и… Ослепительная вспышка испепелила весь мир в моих глазах.
— Да пойми, дурак, если ты будешь так себя вести, то через пару минут мёртвым будешь ты! — склонившись надо мной, орал он мне в лицо, брызгая слюной. Я с трудом, превозмогая тошноту, уселся, саднила нудно ушибленная скула:
— Зачем вы меня ударили? — насилу ворочая онемевшим языком, спросил я: — Что я вам сделал? — сорвался я вдруг на плач, чувствуя, как текут по щекам слёзы: — За что Артура? — всхлипывая, спрашивал я, сам, не зная у кого: — Почему я? Я..? — орал я уже во всё глотку, захлёбываясь в слезах и срывая голос.
Анатолий Иванович, сидя на корточках передо мною, остервенело хлестал меня по щекам:
— Прекрати истерику! Баба! Заткнись! Когда ты уже от своих иллюзий избавишься? — кричал он мне в лицо, а потом, опасливо озираясь по сторонам, повалил меня на пол, затыкая ладонью рот. Я не сопротивлялся, только слёзы текли и текли из моих глаз…
Это уже была не истерика, с необычайной ясностью понял я, объятый ужасом, что убил себя, какую-то, быть может лучшую частицу души своей и теперь оплакиваю невозвратность происшедшего… Во имя чего я убил? Только сейчас разглядел я трясущегося от страха лицо напротив, с непонятно откуда взявшейся силой я оттолкнул его, отлетев к противоположной стене, сидел он вытаращив на меня округлив от удивления глаза.
— Отстать от меня! — зло рыкнул я на него, как будто пелена спала с моих глаз, сущность сказанного Амвросиевной начала доходить до меня болью утраты, ужасом убийства… Что слова..! Что видим мы за ними..? — с ужасом думал я: — с ужасом думал я: — Только то, что уже знаем мы, что уже пережито и прочувствовано, и не возможно понять в их смысле то, что ещё не пережито, не прочувствовано болью…
Анатолий Иванович, глянув мне в глаза, сразу как-то сник, отводя взгляд свой виновато в сторону:
— Я тут… — поднявшись, он неопределённо махнул рукой вдоль коридора: — Это… Пару ящиков подтяну…
Не вслушиваясь в слова его, смотрел на него, с отчётливой ясностью понимая его ненастоящесть, даже внешнее сходство и то весьма отдалённое… Но не это удивило меня, уж слишком я хотел увидеть это сходство, что даже этот муляж принял за него. Глядя в след этому жалкому подобию Анатолия Ивановича, попытался я понять судьбу и остальных обитателей дома этого — души моей…
С брезгливой жалостью смотрел я, как он удаляется по коридору, уж не знаю, как и называть оборотня этого, после этого открытия его сущности, да пускай и останется Оборотнем — как раз по нём кличка…
За него можно было не беспокоится — уж с ним-то ни чего не случится… Тут охватило меня беспокойство за Лайф, о г-н Сибуй… И, вскочив, я кинулся по коридору, но, сделав уже несколько шагов, вернулся, подняв брошенный автомат, и пошёл в гостиную. Какое-то чувство опасности зародилось во мне, что-то изменилось, своим поступком, вольным или невольным, я произвёл какой-то толчок, и теперь из глубин странного этого мира катится грозная лавина событий, грозящая смять весь этот дворец с его обитателями.
Убийство Артура… Это только начало — первое ступень моего падения, в прочем, началом, наверное, было то жуткое стрекотание, поселившее во мне ужас и недоверие. Как права была Лайф, говоря о поведении детей… Непонимание, страх и недоверие. Но почему возникает он этот ужас при встрече с неведомым. Ведь именно ужас заставил меня, не думая, не разбираясь, жать на спуск… Могу ли я сказать, что делал это я? Соображал ли я в этот момент хотя бы что-то? Но кто делал это, кто управлял мною? Поражённый догадкой, я вдруг остановился:
— Боже праведный, да ведь это то, о чём только что говорили… — Я даже не пытался исследовать и понять природу этого стрекотания, сразу же испугавшись его, уверовав во враждебность. А дальше, Анатолий Иванович, я только досадливо поморщился — Оборотень! Оборотень — только сыграл на моём страхе и подозрительности…
Одна ошибка порождает лавину новых ошибок, калечащих жизнь, и исправить уже ни чего нельзя!
Я медленно двигался к гостиной, а мысли мои были о разговоре с Мудрецом. Жуткий этот разговор, подобный обучению плавать, когда бросают человека в стремнину и наблюдают, подавая советы, управляя моими мыслями. А как мне быть, когда даже в этих советах я не в состоянии разобраться. Да будь что будет! — в отчаянии думал я, не зная как привести в соответствие поступкам мысли, или мысли в соответствии с поступками, я уже совершенно запутался.
В гостиной ни кого не было, растерянно оглядываясь, я подошёл к окну, бездумно глядя на огромные платаны в парке за окном, застывшие в вопросительной неподвижности.
— Артур!
Резким толчком забилось сердце, тяжёлыми молотками ударило в виски, я застыл в страхе, не в силах повернуться на голос Лайф.
— Это вы..? — растерянный её голос, заставил меня обернуться.
— А где Артур? — в голосе её послышалась растерянность и тоска, с ужасом я искал ответ, не в состоянии солгать: — Он… Ушёл… Я… — мямлил я невнятно, сам не понимая что, с ужасом глядя, как темнеют от тоски её глаза, и как медленно накапливаясь вытекают слёзы из её глаз… Она всё знает — почему-то с облегчением понял я.
— Лайф, Лайф! — заговорил я торопливо, схватив её за локти, и пытаясь поймать ускользающий пустой взгляд её: — Этого не вернуть! Но я всё понял! Я понял, что происходит… Я больше ни кого в обиду не дам! Поверь мне…
Осторожно обняв её, испытывая непередаваемую щемящую нежность к хрупкой этой девушке, бесконечно зависимой от меня, чувствуя непостижимую свою зависимость от неё.
— А где г-н Сибуй? — спросил я тихо, Ещё одна жизнь нуждалась в моей защите, в моём внимании.
— Его там… Убивают… — полный печали ответ её, донёсшийся из моей груди, буквально взорвал меня: — Веди, быстро… — почти заорал я, схватив её за руку и увлекая за собой в коридор.