— Лайф, ради бога, только не отставай и не теряйся. Будь всё время возле меня. — остановившись в коридоре, инструктировал я её. Глядя на меня широко открытыми печальными глазами, послушно кивала она мне в ответ.
Из-за поворота с грохотом опрокидывая стулья, появился Оборотень, подтаскивая с трудом несколько длинных плоских ящиков. Повернув ко мне покрасневшее потное от усердия лицо, доложил угодливо:
— Вот тут, в ящиках… Я для вас старался… Глянь.
Тусклые блики играли на рифленой поверхности автоматных кассет, наполненных патронами, на ребристых боках зелёных гранат…
— Бери сколько сможешь унести и за мной! — скомандовал я ему, увлекая за собой Лайф: — А главное за Лайф следи, головой ответишь мне за неё! Понял! — дёрнул с озлоблением я его за воротник, остановившись. Он угодливо закивал головой.
Тяжело затопал я по коридорам, спрыгивая неуклюже на лестницах, проскакивая торопливо комнаты и залы, и не до убранства их мне было, как в странном сне моём на сеновале у Амвросиевны, казалось кто-то управляет мною, каждым жестом моим, направляя к одному ему известной цели. А я только успеваю наблюдать за мельканием дверей, за быстрыми и решительными движениями своими.
Глава 17
И вдруг со всего разгона я налетел на вал низких и резких звуков. Странная музыка сотрясала помещение в равномерном гупающем ритме. Оглянувшись, я подождал Лайф и Оборотня, осторожно повёл их по коридору навстречу этому электронно-механическому рёву, назвать который музыкой мне было трудно.
Легко разлетелись в стороны крылья золотисто-белых портьер, пропуская нам на встречу смеющуюся счастливую пару — высокого молодого парня, смерявшего нас холодным высокомерно-презрительным взглядом, одетого в элегантный тёмно-синий смокинг, и девушку, невероятно прекрасную в золотом нимбе пышных волос, в котором сверкала брильянтовая диадема. Она купалась в розово-белом платье, как в пене из кружев. Невольно посторонился я, прижавшись к стене, пропуская их, а они высокомерно замолкли, проходя мимо нас, но, отойдя на несколько шагов, парень склонился к девушке, тихо сказав ей что-то, рассмеявшись. Скрываясь за дверью, она оглянулась, скользнув по нам насмешливым взглядом.
Я перевёл взгляд на Оборотня, тот облизывался, с завистливым восторгом глядя им в след, в глазах Лайф же я успел заметить брезгливую жалость.
— Живут же люди! — почти простонал Оборотень, поймав мой взгляд.
— За мной! — мстительно дёрнул я его, продолжая путь по коридору, и стараясь по незаметнее пристроить автомат за спиной.
С каждым шагом рёв музыки усиливался, пока коридор, плавным изгибом не вывел нас в пронизанный метающимися разноцветными лучами, полумрак огромного зала, наполненного дёргающейся под электронно-синтетический рёв молодёжью. Лучи лазерных цветомузыкальных установок метались над головами танцующих, создавая мгновенной игрой своей причудливые объёмные структуры, виртуальные нереальные дворцы и замки, поражающие формой и цветом своим всякое воображение. Тускло высвечивая растрёпанные волосы окрашенные во всевозможные оттенки всех цветов радуги, перекошенные в каталептическом трансе лица, судорожные дёрганья тел… Всё это, при таком освещении, напоминало непрерывную череду стоп-кадров, какого-то апокалиптического фильма ужасов, пронизанного рёвом извергающегося вулкана.
Оглушённый стоял я, на берегу этого океана безумия, прижавшись к стене, завороженный могучим ритмом его прибоя, корчащего тонущих в нём… Взглянув на Лайф, увидел я растерянность и страх в её глазах, и взял её за руку, меня пронизал мраморный холод её ладошки, отвернувшись на мгновенье от зала, уткнулась она лицом мне в плечо.
А толпа бесновалась в диком угаре первобытных ритмов, закатив глаза, выгибаясь в конвульсиях, почти касаясь волосатыми затылками пола. Каждый агонизировал сам по себе, без видимой взаимосвязи с соседями.
Кивнув Оборотню, который с раскрытым ртом ошалело, рассматривал происходящее, я, прижав к себе одной рукой Лайф, стал продираться сквозь бесчинствующую толпу, подчиняясь неведомому чувству, влекущему меня вперёд.
Сплошное безумие окружало нас океаном со всех сторон — перекошенные лица, оскаленные, как у вампиров, зубы, остекленелые белки закатанных под лоб глаз, скрюченные в параличе пальцы тянулись к нам… И всё это в рёве угрожающей музыки и в противоестественном освещении. Казалось, все силы ада в единый миг бросились на нас, что бы разорвать в клочья…
Отбиваясь, протискивался я сквозь толпу, утратив в этом пекле всякую способность соображать. Если бы не Лайф, не страх за неё, я бы и сам попал под гипноз бешеного ритма телодвижений, судорогой сводящего мои мускулы. Но достаточно было мне взглянуть на неё, заглянуть в полные сострадания глаза её, что бы вновь почувствовал я себя человеком в этом диком ужасе вожделения.
Несколько раз приходилось мне вытаскивать из толпы Оборотня, который, уже, дыша взахлёб, дёргался всем телом в такт со всей толпой. Я бил его по лицу, а он, не чувствуя боли, продолжал дёргаться, подкатывая глаза под лоб.
Даже приблизительно не могу сказать, сколько времени мы продирались сквозь джунгли из переплетённых тел, сколько раз приходилось мне проводить в чувство Оборотня, когда я почти терял сознание от страха, не находя рядом Лайф… Сколько раз я терял её и находил её… Страх за неё — это единственное, что владело мною тогда всецело, всё остальное утратило тогда всякий смысл, ни о чём другом даже мысли не возникало.
Я уже настолько был уже задёрган, в самом буквальном смысле этого слова, что ровным счётом ничего не почувствовал, когда вдруг наткнулся на препятствие, поняв, что нахожусь уже у противоположной стены зала. Я только прислонился к ней спиной, улыбнувшись Лайф. Только благодаря ней удалось переплыть этот океан безумия, не сбившись с пути.
Пройдя вдоль стены, мы вышли к широкой нише, со светящимся желтым электрическим уютом зевом коридора, в глубине её, и устремились по нему вперёд.
Долго мы уже следовали его изгибами, уже даже самая низкочастотная составляющая музыкального рёва не беспокоила нашего слуха, когда вдруг раздалось сзади равнодушно-снисходительное:
— Женя, куда же это ты?
Я резко обернулся, сзади, у открытой двери, как в старых гангстерских фильмах, стояло трое парней с затенёнными полями шляп лицами, одетые в двубортные застёгнутые на все пуговицы пиджаки по моде сороковых годов. Один из них, Главарь, кривил губы в презрительной улыбке, уперев в меня равнодушный взгляд хищной рептилии. Остальные, тяжело ворочали челюстями, оценивая нас сонно-безучастными взглядами наёмных убийц.
— Ты ведь нас разыскиваешь? Прошу… — Главарь широко распахнул дверь, лёгким кивком подбородка приглашая войти. Я почувствовал, как сразу вспотели от страха ладони, и защекотал холод страха между лопатками, перевёл взгляд на Лайф. Стояла она прижавшись спиной к стене и столько ненависти было в обращённом на них её взгляде… И мой страх прошёл… Взяв её за руку, я кивнул Оборотню, что бы шёл первым. В дверях Главарь галантно пропустил нас вперёд, и мы вошли в уютный зал небольшого кафе. Погружённый в полумрак, и только оббитая цветным пластиком стойка была ярко освещена, да выделялся световым пятном стол, покрытый зелёным сукном. Карточный — сразу же догадался я, вся остальная обстановка терялась в сумраке, отсвечивая тусклыми разноцветными бликами на потолке.
Бармен в белой накрахмаленной куртке, неторопливо протирал бокалы за пустой стойкой. Тихо вскрикнув, Лайф бросилась в глубину зала, я поспешил за ней. У крайнего столика под стеной в глубоком низком кресле, скорчившись, неудобно лежал г-н Сибуй, с закованными руками. Лайф осторожно повернула его, удобней укладывая. Даже сумрак не мог скрыть кровь у него на лице, изорванную окровавленную рубашку… Его явно пытали, Лайф, став на колени перед креслом, принялась за его раны. А я, вспомнив о своём оружии, повернувшись, стал изворачиваться, пытаясь достать автомат из-за спины, но ремень оказался чрезмерно затянут, и мне ни как не удавалось протиснуться в оставшийся промежуток между ложем автомата и ремнём, цепляясь головой за приклад, ремнём за локти… Автомат ни как не хотел появляться из-за спины, и я выглядел нелепо и был совершенно беззащитен, запутавшись головой в ремне с задранными вверх локтями, изогнувшись в три погибели. Но гангстеры невозмутимо наблюдали за мною, и только у Главаря в глазах читалась ирония от жалких моих потуг вооружиться.
— Евгений, не суетись. — посоветовал он, поймав мой взгляд, когда я, наконец, проклиная и автомат, и его создателей, и ремни, выпутался из этой импровизированной западни. И, не зная на что решиться, застыл с автоматом на изготовку перед креслом, прикрывая Лайф и г-на Субуй.
— Да положи ты свою пушку и пойдем, поговорим. — кивнул он в сторону ярко освещённого карточного стола, я нерешительно взглянул на занятую возле г-н Субуй Лайф:
— Скажите им, что бы наручники сняли. — озабоченная, попросила она меня тихо: — И принесут спирта или крепкого виски…
Я не успел сказать и слова, как уже один из подручных, повинуясь едва заметному кивку Главаря, щёлкнув ключом, снял наручники. А Оборотень уже торопливо нёс от стойки бутылку и аптечку. Я осторожно прислонил автомат к креслу и взглянул на Оборотня, тот не спускал восторженно-угодливого взгляда с гангстеров. На него, конечно, положиться было нельзя, но: — Оборотень, — многозначительно взглянул я ему к глаза, он трусливо отвёл их в сторону и закивал головой, шепча:
— Всё сделаю… Положись на меня… не подведу…
Конечно, гнать бы его в три шеи… Да делать не чего, другого не дано, — скрипнул я зубами, вспомнив Артура.
— Лайф, надеюсь на вас. — шепнул, склонившись, она ответила мне взглядом, вселившим в меня спокойную уверенность.
Когда я подошёл к карточному столу, подручные и их Главарь уже расселись за ним. Один из них достал из деревянной шкатулки запечатанную колоду карт и, с хрустом разорвав упаковку, принялся тасовать карты с мастерством профессионального крупье.