— В общем, что там скрывать, вы сейчас сами это почувствуете — страх. Самый настоящий страх охватил нас и, чем ближе подходили мы, тем страшнее становилось.
При этих словах он резко обернулся вперёд: — Стоп! Это здесь. — и, повернувшись ко мне, добавил виновато: — Дальше надо метров двести пешком пройти.
Мы вышли из вездехода и, шурша накидками по молодым ёлочкам, углубились в заросли. Я шёл в след за участковым, ощущая почему-то всё возрастающую напряжённость, не испытывая ни страха ни особого волнения. Вдруг с боку, хрустя валежником, к нам вышел здоровенный мужик в выгоревшем почти до белизны, но уже изрядно потемневшем на плечах от дождя, брезентовом дождевике. При его появления я вздрогнул от неожиданности.
— А, это ты, Ермолай. — почему-то шёпотом произнёс участковый, оглянувшись.
— Курить захватил? — хрипло пробасил, сдерживая голос Ермолай, пожимая мне руку.
— Да. А ты это почему здесь?
— А ты сам попробуй там высидеть. — хмуро буркнул Ермолай, вскрывая ногтем поданную участковым пачку дешёвых сигарет.
— Ну, это… — нерешительно произнёс участковый, виновато взглянув на меня. Мы молча закурили, остановившись в нерешительности.
Что-то странное начало происходить со мной, я явственно это почувствовал, первым делом почему-то начали дрожать пальцы, я чиркнул четыре спички, прежде чем прикурил. Обычно человек сначала пугается, а затем у него начинается то, что я определяю как мандраж — дрожь в руках коленках и прочих органах тела человеческого. А здесь происходило наоборот — дрожать сначала начинали пальцы и коленки и холодок страха от этого заползал вкрадчиво в живот, заставляя сердце биться судорожными рывками, от которых перехватывало дыхание — странное предчувствие чьего-то присутствия…
— Ну ладно идем, а то совсем подуреем. — буркнул, глядя под ноги Ермолай, решительно притаптывая недокуренную сигарету.
Как только мы вышли на маленькую прогалинку среди ельника, я сразу понял — чего боюсь, хоть и принял поначалу за вывороченный из земли огромный пень. Но подошли ближе…
Совершенно чёрное. Черное настолько, что не возможно было рассмотреть ни одной детали на его гладкой поверхности, лежало оно на краю прогалинки у единственной здесь огромной старой сосны, слегка накренившись правой стороной клиноподобного корпуса, зарывшись на несколько сантиметров в почву.
Я обошёл вокруг, величиной с малолитражку на поверхности ни каких стыков, зазоров, или какого-либо подобия люков заметно не было. Я осторожно прикоснулся к нему пальцем. Ощутив слабое тепло, резко отдёрнул руку, почувствовав как немеет кожа пальца в месте соприкосновения, но, успев заметить зазор между пальцем и корпусом.
— Может попробуем вытолкать его на середину. — предложил участковый. После того как полазили мы возле этого «утюга» несколько минут.
— Попробуем, — согласился я, успев позабыть странное ощущение онемения пальца: — Судя по всему оно не должно быть слишком тяжёлым.
Но как мы ни старались, нам не удалось его даже шевельнуть, с таким же успехом, вероятно, муравей мог бы толкать Эверест — ощущение непреодолимой преграды чувствовалось в неподвижной угрюмости «утюга». Я уже твёрдо окрестил его этим именем.
— Что это? — удивлённо рассматривал свои ладони Ермолай, мы подошли к нему. Ладони его лохматились клочьями облезшей белой кожей. Я глянул на свои, тоже самое, облезла почему-то омертвевшая кожа, но ни боли, ни зуда, ни каких ощущений, ни кто не испытывал. И страх как будто прошёл, я уже как-то привык к «утюгу».
Так что делать будем? — нарушил тягостное молчание Ермолай, ему, видно уже ни как не хотелось оставаться здесь дальше. Я кивнул головой: — Да, пожалуй, пойдём, сейчас только с Центром свяжусь.
Достав из планшета рацию, я включил её, но во всех диапазонах стоял один и тот же ни когда мною неслыханный вой и бульканье. Ни одна из моих попыток выйти на связь не удавалась.
Может это она мешает? — кивнул озабоченный участковый на «утюг». И тут нам разом пришла одна и та же мысль, и ужас охватил нас в миг, и молча, ни сказав друг другу ни слова, мы бросились к машине… С хрустом ломились мы сквозь ельник… Это было неописуемое безумие, только в детстве возможно настолько всепоглощающее чувство страха. А здесь, трое взрослых вооружённых мужчин ломились, задыхаясь, сквозь ельник к просеке, забыв обо всём.
Опомнились мы, только выскочив на просеку у машины, стыдно было глядеть друг на друга, и мы, потупившись, стояли и курили, под настороженно-испуганным взглядом водителя, понявшего, что с нами не всё благополучно, но не решающегося на расспросы.
— Думаете, есть кто там? — кивнув в сторону ельника, спросил у меня участковый.
— Откуда я знаю? — почему-то озлился я внезапно, и сразу почувствовал себя виноватым, увидев в его глазах испуг: — Извините. — буркнул, отворачиваясь, в этот момент я обратил внимание, что где-то, в момент панического бегства, потерял рацию. Но возвращаться за ней назад?
— Давайте-ка в машину, да возвратимся в Райцентр. — выдавил хрипло я из себя, отбрасывая в лужу окурок. Не хотелось думать о последствиях, все желания были устремлены к одному — поскорее покинуть это проклятое место.
К девяти часам утра мелкий моросящий дождь прекратился, и выглянувшее из-за лёгкой облачности солнце насытило всё окружающее ярким цветом и выпуклой объёмностью. Необычная яркость этих красок несколько отвлекла меня от тягостных размышлений о предстоящем трудном разговоре с начальством. По чести сказать, впервые за время службы я не знал, о чём говорить — просто, пересказать происшедшее? Другого выхода я не видел.
Полковник, выслушав невнятный мой рапорт-рассказ, задумавшись, долго молчал, барабаня бесшумно пальцем по столу.
— Так что же — нечистая сила? — насмешливо спросил, после довольно таки продолжительной паузы, подняв на меня наполненный вниманием взгляд. Безусловно, понять его можно, такого рода прошествия репутацию не украшают. Вышестоящее начальство, во всяком случае, желает от подчинённых ясности и недвусмысленности, во всех остальных вариантах подозревая подвох и посягательство на подрыв собственного авторитета. А здесь всё было так не ясно, и если бы не прошлогодний случай с ребятами из Городского отделения Агентства, исчезнувшими осенью в нашем лесу почти на полгода, то передали бы мы этот «утюг» от греха подальше, специалистам по НЛО и прочей чепухе. И то уже в коридорах вышестоящих инстанций непременно возникли бы смешки по поводу проявления «особой бдительности» в Райцентровском филиале Агентства.
Я только поморщился, представив какие анекдоты начнут сочинять по нашему адресу в Центре. Есть там пара шутников, им только дай за что уцепиться… А потом поди докажи, что ты не верблюд. Начальству особенно задумываться некогда, да и не любит оно этого делать, «Толи он шапку украл, толи у него украли? Но там не ясно и не чисто!», а значить пусть посидит, где-нибудь подальше.
Полковник скривился, как от лимона, бросив на меня недовольный взгляд. Его мысли если и отличались от моих, то не в лучшую сторону. Уж кому-кому, а ему это происшествие так вообще…
Если меня тревожили зубоскалы, и их насмешки, то у него были основания, безусловно, посерьёзней. Начнутся комиссии, да проверки, да инспекции. А тут и странные эти прогулки военного атташе одной, отнюдь не дружественной державы, вдруг зачастившего в наш небольшой городок, в котором ни что не должно было бы привлекать его внимания. Ездит грибочки собирать в окружающих Райцентр лесах? Какой проверяющий поверит в это? А ведь сразу всплывёт, и начнётся…
Выискивать чужие ошибки каждому приятно. За всё спросят дотошные проверяющие, а тут ещё надо учесть, что не зря, обладая столь высоким званием, возглавляет полковник наш филиал, где и майору-то делать нечего. Тут уж можно представить, как начнут копать, стараясь доказать закономерную справедливость этого его понижения. Лежачего всегда легко лягнуть, да если ещё и начальству этим удовольствие доставить, тонко напомнив о его проницательности…
— А может передадим это дело науке? — предложил я, начиная осознавать всю двусмысленность нашего положения. Полковник раздражённо поморщился и, поднявшись, подошел к окну: — Это уже не наше дело. Мы обязаны доложить, решение примут без нас. — он повернулся ко мне: — Вот так по неволе бюрократом становишься, всякий раз гадая, как на верху воспринять будет. — с досадой ткнул он указательным пальцем вверх:- Начальства начинаешь больше всего на свете бояться. — и, усевшись в кресло, кивнул головой: — Давай пиши рапорт. Коротко, сжато… Мне на подпись и в городское отделение. Медлить нечего.
Вернувшись в свой кабинет, я, усевшись за стол, после нескольких неудачных вариантов остановился на следующей версии:
«28 мая, около 4 часов утра, в 16 км от Райцентра в районе Крутой Балки, участковым и лесником был обнаружен неопознанный предмет монолит клиновидной формы интенсивно чёрного цвета неизвестного происхождения и назначения, размером 4,5?1,8?2 метров, лежащий на почве среди леса. Предположительно неопознанный летающий объект (НЛО). Объект излучает поле неизвестной природы, вызывающее у человека признаки панического страха.»
В третий раз, перечитав, я, решив, что написано достаточно кратко и нейтрально, понёс на подпись.
Полковник, перечитав, вычеркнул фразу «предположительно неопознанный летающий объект (НЛО)». Поморщившись, вычеркнул и слово «панического», хмуро сказал:
— И как не пиши, какие хитроумные редакции не составляй, пытаясь убедить начальство в своей правоте, а толку ни какого. Посягательства на свою точку зрения оно не терпит.
Он встал и отошёл к окну, заложив руки за спину:
— Они всё равно вложат свой смысл, поэтому, чем меньше информации им даешь, тем лучше. Перепиши и отправляй. И выстави охрану там какую-нибудь.
— Может пускай муниципалы эти займутся? — предложил я.
— Во, во. — равнодушно согласился он: — Это их дело.