алеючи работал бы, шагу лишнего не дал бы сделать!
— Так в чем же дело?
— Знаешь, какой подарочек она преподнесла мне ко дню рождения?
— Значит, она знала, что у тебя день рождения?
— Я сам сказал ей. И попросил, чтобы пожелала мне чего-нибудь…
— Ну и?..
— Ну и дождался! «Желаю тебе, говорит, встретить в жизни такую девушку, с которой ты был бы так же счастлив, как я с Андрюшей»… Словом, больше в одной группе с ней мне не быть. Уеду я отсюда! Переведусь в другой вуз. Или еще что…
— Не валяй дурака, Иван!
— Хорошо тебе рассуждать. А мне… — Он махнул рукой и, схватив пальто, направился к двери.
— Постой! — крикнул Саша. — Куда ты?
— А теперь все равно.
— Ну, топай… Только вот что, Иван. У меня к тебе просьба. У Наташи Севериной несчастье. Мать положили в больницу. А дома, говорят, топить нечем. Помочь ей надо. Съездим на дровяной склад?
— Это можно, — буркнул Иван. — А сейчас пойду. Проветрюсь немного.
Саша проводил его взглядом: «И что его потянуло к Тане? Вон Светка глаз не сводит. И подошли бы они друг другу. Так нет же! Как все сложно в жизни…»
У Петра Ильича не было как будто никаких оснований для плохого настроения. Защита прошла успешнее, чем можно было ожидать. Успешно проскочила диссертация и через Большой совет. Тут Петру Ильичу положительно повезло. Ученый совет университета собирался не чаще одного раза в месяц, а диссертационные дела разбирались и того реже. Однако Бенецианов сумел провести его диссертацию уже на третий день после защиты. Это было приятным и неожиданным сюрпризом.
Повезло ему и в другом. Курортную путевку, на которую было столько желающих и которую Петру Ильичу так хотелось получить, профком решил предоставить именно ему. Даже от руководства так ему надоевшей одиннадцатой группой Стенин обещал освободить, если подыщется подходящая замена.
Словом, все складывалось как нельзя лучше. Но радости не было. Наоборот, какое-то тягостное предчувствие не покидало Петра Ильича в последнее время. И все из-за урбекского отзыва! Его ведь наверняка пошлют с документами в аттестационную комиссию. И вопрос еще, как там посмотрят на это.
Петр Ильич бросил книгу, которую листал уже больше часа, тщетно стараясь вникнуть в смысл, и, хлопнув дверью, вышел в коридор.
— Кто это у нас так дверями гремит? — послышался воркующий голос. — А-а-а, Петр Ильич. Вы мне как раз нужны, — Софья Львовна извлекла из своего арсенала самую обворожительную улыбку. — Петр Ильич, зайдемте, пожалуйста, ко мне, студенты принесли какой-то минерал, и я… В общем, нужна ваша консультация.
— Можно, — согласился Ларин.
Софья Львовна провела его в ассистентскую кафедры общей геологии. — Вот взгляните.
Петр Ильич удивленно пожал плечами:
— Этот? А что тут неясного? Самый обычный эпидот…
— Для вас обычный, — сказала Строганова, улыбаясь. — А мы с ним и так и эдак… Забываются минералы. Да сейчас, пожалуй, на всем факультете только вы один и остались настоящим минералогом. Я всегда, между прочим, поражалась вашей необычайной способности к диагностике, Да, кстати, взгляните еще на этот образчик. — Софья Львовна порылась у себя в столе и достала небольшой клиноподобный кристалл.
— Вот это уже интереснее, — Петр Ильич взял кристалл и несколько минут рассматривал его. Затем легонько царапнул по стеклу. — Похоже, аксинит. Но лучше проверить. Не дадите ли его мне на пару часов?
— Пожалуйста, могу вообще подарить, если он представляет для вас какую-нибудь ценность.
— Большое спасибо. У нас в коллекции как раз нет аксинита.
— Вот видите, оказывается, не зря вы потеряли здесь несколько минут. Ну, а как теперь ваше настроение?
Петр Ильич насупился:
— Благодарю вас, хорошо.
— Я думаю, у вас нет оснований для мрачных раздумий. Хотя Воронов немного испортил черным шаром…
— Вы хотите сказать, что Воронов голосовал против? Этого не может быть!
— Святая простота! Ну, да бог с ним, с Вороновым. Один голос против — это, знаете ли, даже к лучшему. Говорят, в Москве придираются к диссертациям, прошедшим единогласно.
— И все-таки против голосовал не Воронов, — упрямо повторил Петр Ильич. — Он не мог этого сделать!
— Ну хорошо, хорошо. Мог или не мог… Ясно только, что его мелочные придирки не помешали вам стать кандидатом наук. И я радуюсь вместе с вами…
— Радоваться, положим, еще рано. Как Москва посмотрит.
— А что Москва? Работа превосходная.
— Но как там отнесутся к этому отзыву?..
— Ах, вот чем вы обеспокоены! — Софья Львовна, улыбаясь, открыла своп стол. — Вот он, наш отзыв. Можете взять его себе на память.
— Как?.. Но мне сказали, что все документы…
— Уже посланы? Да, Модест Петрович постарался, чтобы не было никакой задержки. А отзыв… Можете изорвать его, можете повесить у себя дома, под стекло. Теперь видите, как относится к вам Бенецианов?
Петр Ильич не знал, что и подумать. Что же получается? Воронов голосует против, а Модест Петрович оказывает такую услугу…
— Да, Петр Ильич, — продолжала Софья Львовна, становясь серьезной, — вас уважают, ценят. И прежде всего, декан. Он смотрит на вас как на достойного продолжателя добрых традиций нашей минералогической школы. Да вы садитесь, что же мы стоим, в самом деле.
Петр Ильич опустился на диван. Софья Львовна села рядом.
— Ведь ваш Воронов, что греха таить, уже давно далек от минералогии. Как небо от земли. А вы… На вас теперь вся надежда факультета. Не знаю только вот… как вы сработаетесь с Юрием Дмитриевичем? Ведь он понимает — придет время, и неминуемо встанет вопрос о том, что во главе кафедры минералогии должен стоять минералог. К тому же, насколько мне известно, в ближайшие годы на кафедре Воронова не будет вакансии доцента.
— Мне об этом еще рано и думать, Софья Львовна.
— Вам? — Строганова закатила глаза. — Не прибедняйтесь, Петр Ильич. Будто не знаете, что на факультете есть доценты, которым уже сейчас далеко до вас. А Воронов только и думает, чтобы набрать побольше физиков. Какие уж там вакансии! Впрочем, на других кафедрах место доцента может открыться уже в этом году.
— Но я же минералог.
Софья Львовна положила свою ладонь ему на руку:
— Будем говорить прямо, Петр Ильич. Много ли внимания уделяется минералам на кафедре Воронова?
— Ну, все-таки…
— Чего там «все-таки»! Боюсь, даже на нашей кафедре ими занимаются больше, чем у вас Кстати говоря, именно у нас с нового года откроется вакантное место доцента. Модест Петрович уже сейчас думает, кого бы ему пригласить на это место.
— Ну, меня-то едва ли…
— Вы уверены? Впрочем, то же вы говорили, помню, и перед защитой.
— Но с какой стати Бенецианову обо мне заботиться?
— Модест Петрович заботится о судьбе факультета. О судьбе геологии, настоящей геологии. Естественно, он не может оставаться равнодушным и к такому ее разделу, как минералогия. На кафедре Воронова она уже давно дышит на ладан. Рано или поздно это будет заурядный филиал физмата. Впрочем, вы прекрасно знаете это и сами. Но геологический факультет не может остаться без минералогии. Вот что заботит Модеста Петровича. А ведь заниматься наукой, развивать и совершенствовать минералогию можно, я думаю, на любой кафедре, были бы условия для работы. Вы меня понимаете? — Она встала и протянула руку. — Ну, до свидания, Петр Ильич. Спасибо за консультацию.
— И вам… спасибо, — сказал Петр Ильич, неловко пятясь к двери.
В голове был страшный сумбур. Но отзыв лежал у него в кармане. И это означало конец всем страхам и сомнениям.
— Уф-ф! — невольно вырвалось у него, — как только закрыл он дьерь.
А все, что говорилось после, — галиматья. Хотя вообще-то не лишне подумать. В конце концов, эта минералогия на атомном уровне право же не для него. И потом… Доцент Ларин. Это не то, что какой-то ассистентишка.
21. ДЕВИЗ НАШ: ВПЕРЕД И ВПЕРЕД!
От Грекова он вышел поздним вечером, когда на факультете уже почти никого не оставалось. Медленно прошелся по коридору, с минуту постоял у доски с приказами и решительно направился к Стенину.
— Ты не ушел еще, Алексей?
— А-а, Юрий, заходи! — отозвался Стенин, поднимая голову от микроскопа. — Ты что сегодня такой сияющий?
— Головомойку получил сейчас… От Леонида Ивановича.
— От Грекова? — Стенин встал из-за стола. — Интересно… За что же он тебя?
— Во-первых, за то, что не зашел к нему до сих пор и не поговорил начистоту.
— Резонно.
— А еще за то, что «выбрал себе удел гордого одиночества».
— Так он и сказал? — рассмеялся Стенин.
— Да еще добавил, что на таких, как я, следовало бы схиму надевать.
— Молодец Греков! Будешь знать, как жить отшельником! — Стенин закурил. — Ну, а что же было в-третьих?
— Ты уверен, что было и в-третьих?
— Абсолютно!
— В-третьих, попало за то, что думая, так сказать, о будущем науки, я отошел от забот сегодняшнего дня.
— Гм… Недурно! И как же ты — ощетинился всем арсеналом своей логики?
— Не беспокойся, наши с тобой перепалки не пропали даром. Доказывать, что «без воды ни туды и ни сюды» Грекову не пришлось. Но дело не в этом. Леонид Иванович выслушал мои соображения и с большинством из них согласился. Однако, когда речь зашла о единой теории геологических процессов…
— Я знал, что против этого многие станут возражать.
— Нет, не то, чтобы он категорически возражал. Но высказал опасение, что излишняя ориентировка молодежи на разработку теоретических вопросов может быть воспринята как отказ от полевых исследований.
— То же самое говорил и я. Ведь именно полевые исследования представляют ту лабораторию, в которой мы совершенствуем методы познания геологических объектов и явлений.
— Помилуй, я никогда и не мыслил создание теории геологических процессов в отрыве от исследований в поле. Я возражал и возражаю против того, что некоторые ученые-геологи, решая практические вопросы, вообще отказываются от разработки крупных теоретических проблем. А то, что такие проблемы должны вырастать из полевых исследований и в конечном счете сами служить совершенствованию методов поисков полезных ископаемых — в этом я совершенно согласен и с тобой и с Леонидом Ивановичем. Другое дело, что полевые исследования в ряде случаев оказываются недостат