ах при входе были вывешены заправленные масляные лампы.
Пользоваться одновременно рентгенным Дальновидением и тепловизионным Ночным Зрением — как их образно определял для себя Олег — было не очень удобно, но он уже давно выработал у себя навык их совместного применения, так что, хоть и испытывал дискомфорт, но не очень сильный.
Когда старая рабыня, что-то бормоча себе под нос, удалилась, он, не обнаружив здесь ничего интересного, пошёл к лестнице — наибольшее скопление людей он видел на последнем третьем ярусе.
При дворе французского короля Людовика Одиннадцатого, как однажды читал Олег, проживал кардинал-изобретатель, придумавший тюремные клетки, в которых заключённый туда человек не мог ни встать во весь рост, ни вытянуть полностью ноги. Правда, тот выдумщик сам потом, когда был заподозрен Людовиком в измене, провёл в такой же клетке много лет, но его изобретение пережило своего создателя на много веков.
То, о чём он когда-то прочитал, теперь Олег мог видеть лично, пусть и с помощью магии Ночного Зрения — камеры подземной тюрьмы Плавия были также малы, как и те, что придумал французский кардинал. Изобретательность людей в плане причинения страданий своим ближним не знает даже границ миров.
На втором ярусе несколько камер было занято какими-то бедолагами, но задерживаться здесь Олег не стал — короля с охраной он здесь не наблюдал. По выщербленным ступеням он спустился ниже.
— Плавий, ты подонок, ты самый настоящий подонок! — громко выкрикивал крупный полноватый мужчина, — Отпусти хотя бы принца, негодяй! Ты же давал слово!
Он, вцепившись в решётку руками, словно хотел её оторвать, горящими глазами смотрел на худощавого, невысокого но довольно бодренького старичка.
Из других камер, находящихся дальше по коридору, тоже неслись голоса. Далеко не все эти голоса выражали злость, оскорбление или обиду — чаще раздавались просьбы или плач. Среди заключённых были и женщины, и дети — Плавий, как видно, не стал мелочиться и приказал схватить винорских эмигрантов целыми семьями.
Олег быстро сообразил, что прильнувший к решётке мужчина — это никто иной, как родной дядюшка короля Лекса, бывший регент и герцог, Ней ре,Винор. Ну, а признать короля Плавия Второго, даже если бы глава винорской эмиграции к нему не обратился, было ещё легче.
— Слово? — зашёлся весёлым смехом Плавий, — Да ты, наверное, совсем с ума сошёл от страха, предатель. И лжец, к тому же. Большой лжец.
— Ты о чём? Разве я что-то замышлял против тебя? — герцога Нея, похоже, слова Таркского короля выбили из колеи, — Если тебе кто-то наговорил про меня и моих земляков гадости, так ты скажи, кто. Пусть он это мне в глаза повторит!
Старый шакал, не прекращая смеяться, взял у одного из четверых сопровождавших его гвардейцев фонарь и поднёс его почти к самому лицу бывшего регента.
— Ну-ка, дай-ка я на тебя посмотрю, — сказал он, — Ты действительно совсем обезумел или считаешь меня за дурака, Ней? Ты думал, что вечно будешь меня за нос водить? Нет. Ничего у тебя не выйдет. Я всё узнал. Абсолютно всё. Против меня ты может быть и не злоумышлял, хотя я и в это не верю, но вот что я теперь точно знаю, так это то, что это ты организовал убийство моего старого друга и хотел убить его сына Лекса, которого я, можно сказать, на коленях держал. Убить единственного наследника винорской короны, чтобы посадить на его место этого выродка Анга, которого его блудливая мать от какого-нибудь конюха нагуляла. Но тебе и этого показалось мало, — в голосе Плавия послышалась издёвка, — Ты ещё решил поссорить меня и с молодым регентом Винора, славным юношей Олегом. Ты думал, что я это не узнаю?
Из соседней камеры послышались звуки возни, и к решётке её двери приникло молодое заплаканное лицо парня, как две капли воды похожее на лицо короля Лекса в юности, каким Олег его видел при первой встрече ещё на западном берегу Ирменя.
— Как смеешь ты, негодяй, так говорить о моей матери! — взвизгнув, прокричал принц Анг — а это был он, никаких сомнений у Олега не было, хотя принцам и не к лицу говорить фальцетом, — Это же ты… ты… ты всё придумал! Ты всех подговаривал…
— Заткнись, щенок, — сразу же перестав смеяться озлобился Плавий, — Ты ничего не знал никогда, а всё, что тебе говорил твой наставник — это всё враньё.
Принц, похоже, совсем не услышал Плавия. Оскорбительные слова, сказанные тем о его матери вывели Анга из себя. Он долго выкрикивал брань и угрозы, пока не охрип.
— Кричи, кричи, — покивал головой Плавий, — Может тебе легче станет.
— Ловко ты решил вывернуться, старый шакал, — опять повысил голос герцог, — Только не перехитришь ли ты сам себя? Про того молодого выскочку, к которому ты решил записаться в друзья, много гадкого рассказывают — может это правда, а может нет, я не знаю — но вот никто ещё не говорил про него, что он дурак. И ты рассчитываешь его обмануть?
— Заткнись, Анг, — сказал Плавий опять что-то попытавшемуся выкрикивать принцу и вновь повернулся к герцогу, — А у меня, думаешь, есть другие варианты? Ты же в курсе событий предыдущих дней? Он разгромил мою армию, как будто бы её и не было никогда. Он появляется сразу и везде. Не успеваешь получить одно сообщение, как приходит другое — и все безрадостные. Не удивлюсь, если он уже через декаду будет у стен моего города. В общем, слушай зачем я к тебе пришёл.
— Поглумиться? — высказал предположение бывший регент.
— И это тоже, — кивнул и опять захихикал король Тарка, — Но не это главное. Ты догадываешься, что я хочу передать тебя своему новому другу — во всяком случае я надеюсь, что мне удастся добиться дружбы сфорцевского выскочки, пусть для этого придётся отдать хоть половину страны. Так вот, я очень рассчитываю, что даже когда тебя поволокут на плаху, ты не будешь марать моё честное имя своими грязными вымыслами. Договоримся? Как думаешь?
По идее, от ре,Винора сейчас должен был прозвучать саркастический смех и отправка старого шакала в пешее эротическое путешествие. Но, видимо, бывший регент, как и регент действующий, присутствующий здесь в Скрыте, догадывался, что Плавий Второй договориться с помощью одних только угроз не планирует. Есть у мерзавца ещё что-то.
Это «что-то» оказалось банальным шантажом. Плавий оставлял у себя в заложниках жену и дочь ре,Винора, а также вдовую королеву, мать Анга, чтобы заткнуть рот принцу.
Остальные винорские эмигранты действовали по указке бывшего регента и угрозы, как разоблачители старого интригана, не представляли.
— Ты же понимаешь, что поступаешь подло? — спросил Ней ре,Винор, выслушав внимательно сделанное предложение.
— Кто бы говорил, — фыркнул Плавий, — В общем, у тебя есть время подумать. Конечно, я думаю, сфорцевский молокосос больше бы обрадовался, если бы я передал ему тебя и Анга живыми, чтобы казнить в Фестале. Но, в крайнем случае, я могу приподнести ему только ваши отрубленные головы. Только в последнем случае голов будет больше. Ты должен это понимать. Так что, думай.
Плавий опять засмеялся и передав фонарь гвардейцу дал знак идти на выход. Олег, окинув взглядом вновь погружающийся во тьму коридор, последовал за ним.
Судьба винорских эмигрантов его сейчас интересовала меньше всего. В конце концов, без приказа короля их никто казнить не будет, а тот доживал последние мгновения своей жизни, хоть пока об этом и не догадывался, и наоборот, был преисполнен радужных планов и надежд. И в этих чудовищных по своим условиям камерах-клетках винорцы могут сохранять рассудок довольно долго. Это современные Олегу жители Земли сошли бы здесь с ума уже через неделю, а люди средневековья не столь избалованы. К тому же, Олег для себя пока не решил, что ему с этими предателями Винора делать. Может, и правда, казнить придётся.
Единственное, что он уже решил твёрдо, так это сохранить жизнь Ангу и его матери. Вовсе не из чувства сострадания, а руководствуясь сугубо голым рассчётом. Также, как он собирался сохранить жизнь и дочери Плавия Второго.
Дело не в том, что он не доверял Клемении или, тем более, Чеку с Гортензией. Но, как он уже говорил один раз Лешику, перефразируя слова президента из родного мира: «король или королева — это не личности, а функции» и помнил древнюю поговорку, что «короля делает свита». Так вот, Олег хотел, чтобы и через много лет свиты королей Винора и Тарка знали, что при императорском дворе Пскова проживают люди, чьи права на престол никак не меньше, а может быть и больше, чем у действующих монархов. А уж, как продлить жизнь этим претендентам, император найдёт способы — его магия всегда при нём.
Подниматься вслед за королём и его гвардейским сопровождением Олег не стал, а используя заклинание Прыжок сразу же переместился на верхний ярус, где возле лестницы и стал поджидать своего клиента.
— Идут! — шопотом крикнул стоявший на стрёме тюремщик.
Услышав его предупреждение, рабы замерли в своих комнатушках, как мышь под веником, а остальные тюремщики, постарвшись придать себе бравый вид — хотя выглядело это несколько комично — выстроились вдоль стены от лестницы до выхода.
Олег конечно предполагал, что магия Омоложения и Исцеления делают Плавия довольно крепким, но то, что, в отличие от своих сопровождающих, король, поднимаясь по лестнице, даже не запыхается, оказалось для него удивительным.
Ну, что же, значит старому шакалу предстояло умереть здоровым. А ведь мог и на самом деле протянуть ещё лет тридцать благодаря своим магам.
— А что, Куллин, — презрительно скривив губы проговорил Плавий, обратившись к старшему тюремной охраны, — Тазы обязательно надо везде бросать? Ты уж тогда поручи рабам, чтобы они и дерьмо арестанское не выносили, а также в коридорах перед лестницей оставляли. Считай, что вы эту декаду бесплатно отработали.
Таркский правитель хотел и ещё что-то сказать, явно не очень приятное, как для тюремщиков, так и для тюремных рабов, но оказавшийся на его беду в этом мире попаданец счёл, что отпущенный Плавию на совершение всемозможных гадостей срок уже подошёл к концу.