?
Шеридан моргнул.
— Что?
Дэвид тыкнул пальцем в Гарибальди.
— Он сказал мне, что за всю историю только один раз испекли новогоднюю шарлотку. Никто не захотел ее есть. И потому она переходила от одного к другому, в течение всей истории, каждый Новый год.
— Да ты просто целый холодильник информации, Майкл.
Гарибальди усмехнулся.
— Но парню ведь нужно хоть иногда учиться чему-нибудь.
— Да, конечно, и будем надеяться, что он научится, наконец, не слушать тебя. Суть дела в том, Дэвид, что — по крайней мере, в тот момент — никого более близкого к понятию «семьи», чем мы, для Лондо не было. Он чувствовал некую… связь с тобой. Ты для него был кем-то вроде приемного сына, насколько я могу судить. Он прилетел сюда ради тебя и, раз так, то в некотором роде, и ради нас.
— И после этого провел шестнадцать лет в попытках завоевать галактику.
— Я не знаю, какова в этом роль Лондо, а какова — его советников, — сказал Шеридан. — В любом случае, им никогда не добиться успеха. У нас есть свои возможности по сбору разведданных…
— И они теперь сосем не такие, какими были раньше, — сказал Гарибальди.
Шеридан с удивлением взглянул на него.
— Ты имеешь в виду, что с тех пор как ты ушел в отставку, все покатилось по наклонной плоскости?
Но Гарибальди отнесся к замечанию Шеридана со всей серьезностью.
— Если ты и в самом деле хочешь знать правду, то — да. Ты теперь полагаешься на то, что рассказывают тебе другие миры. Только я-то знаю, что когда им подмажут руки, их головы охотно поворачиваются совсем не туда, куда следовало бы смотреть, и в результате никто не верит, что центавриане и в самом деле намерены предпринять то, что, как я полагаю, они на самом деле намерены предпринять.
— Лондо можно назвать кем угодно, Майкл… но только не безумцем. Атаки на отдельные пограничные миры — это одно. Но если центавриане держат в уме полномасштабное нападение на Альянс, то они в ответ будут разнесены в клочья.
— Возможно, Лондо и не безумен, но вот его Премьер-министр точно из числа тех, кому слова поперек не скажи, — ответил Гарибальди. — Проблема в том, что он высокомерный невежа. С невежеством можно справиться. Высокомерие тоже можно обойти. Если человек высокомерен, вы можете просто подыграть ему, и тогда он вскоре сам упадет. Но вместе невежество и высокомерие — это просто смертельная комбинация. Далее, если министры Альянса предпочитают просто прятать головы в песок, то это их выбор, конечно. Но я надеюсь, что вы сами, Мистер Президент, еще не превратились в одного из них, если только подарок, полученный шестнадцать лет назад от одного из центавриан, не растопил навсегда все ваши тревоги насчет них. Потому что еще раз говорю вам: они — серьезная угроза.
— Верь мне или нет, Майкл, но я этого из виду никогда не терял, — терпеливо ответил Шеридан. — Но я также не терял из виду и то, что когда-то давно Лондо Моллари был нашим другом. По воле Божией он еще может стать им опять. И в надежде на это… держи, — и он пододвинул урну ближе к Дэвиду.
Дэвид принял ее, осмотрел со всех сторон.
— Нижняя часть опечатана, — отметил он.
— Да, мы знаем, — сказала Деленн. — Предполагается, что там хранится вода из священной реки, протекавшей перед дворцом.
— В таком случае, возможно, с этим все в порядке, — допустил Дэвид. Он перевернул урну. По каким-то причинам держать ее в руках было… приятно. Несмотря на то, что сейчас он впервые видел центаврианскую реликвию, у него было такое впечатление, будто она всегда принадлежала ему. — Она прекрасна.
— С ней все в порядке? Она прекрасна? В твоих устах, Дэвид, эти слова звучат как высочайшая похвала, — поддразнила его Деленн.
Дэвид взвесил вазу в руках еще раз, а затем взглянул на оставшуюся не съеденной часть пирога.
— Мам, можно мне еще один кусочек?
— Мой бог, да ему понравилось, — сказал Шеридан, радостно удивленный. — Безусловно…
— …Нет, — решительно закончила вместо него Деленн.
— Мам! — воскликнул Дэвид, и его возглас перекрыл немного менее страдальческое, но столь же возмущенное восклицание Шеридана:
— Деленн!
— Вы знаете, как я отношусь к обжорству, — сказала она. — Будь доволен тем, что у тебя уже есть, Дэвид. Остаток пирога будет здесь завтра.
— А вот я черта с два возьму еще хоть один кусочек, — нараспев продекламировал Гарибальди.
— Я не припомню, чтобы кто-нибудь интересовался твоим мнением, — ответил Шеридан.
Дэвид обнаружил, что чем дольше он смотрит на урну, тем труднее ему отвести от нее взгляд.
— Пап… Как ты полагаешь, могу ли я послать сообщение императору? Поблагодарить его за подарок?
— Я думаю, это будет очень благородный жест с твоей стороны, — ответил Шеридан. — Ты сможешь хоть немного освежить его память приятными воспоминаниями. В конце концов, у него так ни разу и не было возможности повстречаться с тобой.
— Кто знает? — добавила Деленн. — Если ситуация изменится к лучшему — может быть, настанет день, когда тебе удастся встретиться с императором лицом к лицу.
— И разве это не будет замечательно, — резюмировал Гарибальди.
Глава 12
Генерал Рийс явился к Премьер-министру, чтобы позавтракать вместе с ним, и обнаружил, что Дурла пребывает в весьма мрачном настроении.
— Какие-нибудь проблемы, сэр? — спросил Рийс.
Дурла держал в руках свиток, пристально глядя на него. Затем осторожно отложил пергамент в сторону и взглянул на Рийса.
— Генерал, — сказал он после некоторого молчания, — моя жена, Мэриэл, больше не будет сопровождать нас. Я желаю, чтобы она как можно скорее вернулась на Приму Центавра.
— Она заболела? — заботливо спросил Рийс.
— Можно сказать, да.
— Вот как, — сказал Рийс.
— Я считаю, что ей следует отправиться домой. Лицезреть мощь нашего флота оказалось слишком волнительно для нее.
— Вот как, — снова сказал Рийс.
— Более того, — продолжил Дурла, — я думаю, будет лучше, если она поживет некоторое время в изоляции. Меня беспокоит то, что она может сказать или сделать.
— И что же она может сказать или сделать? — поинтересовался Рийс.
Дурла посмотрел на него мрачно и серьезно.
— Нечто крайне нежелательное. Нечто такое, что, будучи произнесено устами любой другой женщины, можно было бы счесть доказательством измены родине. Но в устах жены Премьер-министра? Эти слова просто подорвут преданность мне моего народа. Я не допущу этого, Генерал. Я не допущу, чтобы меня срезала собственная жена.
— Это вполне понятно, Первый Министр, — здравомысляще сказал Рийс. Достигнув таких высот, он уже умел достаточно ловко читать между строк… и потому поинтересовался про себя, почему Дурла не стал намекать, что с этой женщиной по пути на родину вполне мог бы произойти какой-нибудь несчастный случай. Впрочем, Рийс вовсе не жаждал получить от Премьер-министра каких-либо пожеланий, пусть даже тщательно замаскированных, на этот счет. Ему требовались ясные и четкие приказы. Иначе он бы все равно не знал, как ему реагировать на зловещие намеки, если бы они прозвучали. Ведь в конце концов, он солдат, а не убийца.
Последующие слова Дурлы, однако, избавили его от неприятной перспективы размышлять над подобными материями.
— Из того, что она шептала во сне, и из того, что она говорила наяву… Я пришел к выводу, что сам император внимательно следит за ее судьбой.
— Я полагал, что император презирает ее, — сказал пораженный Рийс.
Дурла пожал плечами, демонстрируя, что он и сам не меньше Рийса озадачен по этому поводу.
— Кто же в состоянии предугадать, что за результат мы узрим как итог умственных усилий императора… Да и вообще, возможны ли для его ума такие усилия. — Дурла искренне рассмеялся своей попытке пошутить, но Генерал в ответ позволил себе лишь не более чем вымученную улыбку, и Премьер-министр тут же одернул себя. Совершенно сухим и деловым тоном он продолжил: — Так что прошу вас позаботиться, чтобы моя жена и в самом деле находилась в изоляции. Я хочу, чтобы она ни с кем не контактировала. Я хочу, чтобы она никому не посылала сообщений. Я полагаю, ей нужно время, чтобы освоиться с нынешним положением дел и примириться с ним.
— Как пожелаете, Первый Министр.
Дурла улыбнулся.
— Бывают моменты, Генерал, когда мне кажется, что лишь вы один полностью понимаете мои заботы.
— Вы желаете возродить величие Примы Центавра, — сказал Рийс. — Вы видите наше будущее как огромный величественный монумент. И естественно, вы должны отсечь все, что не соответствует вашему видению.
— Да, да. Именно так, — вздохнул Дурла, словно с облегчением.
Затем он поднялся и вышел на огромный застекленный эркер, с которого открывалась панорама всего взлетного поля. Там, в лучах утреннего солнца, поблескивали звездные корабли. Их было, конечно, далеко не так много, как в его сне. Но тем не менее достаточно внушительное количество. Да и кроме того, его видения всегда относились к будущему, а не к прошлому и даже не к текущему моменту.
А там, в будущем, эта верфь заработает в полную силу. Эти размышления укрепили убежденность Дурлы в том, что остановить их не в силах ничто. Он держит будущее в своих руках.
Своих руках?
Дурла взглянул на Рийса. Генерала Рийса, который поведет их войска в битву, и потому покроет себя великой славой. Генерала Рийса, который должен просто выполнять приказы, и потому не может — не должен — оказаться в числе тех, кто принимает решения.
Но пока еще оставалась вероятность того, что когда начнется битва, именно Генерал Рийс станет тем, кого будут помнить потомки. Конечно, если верить его снам, именно Дурла станет великим героем, чье имя будут чествовать до скончания времен, но все-таки где-то в глубине подсознания он всегда ощущал некоторые сомнения.
И теперь ему все стало ясно. Генерал Рийс возглавил атаку, Генерал Рийс направил наш флот, Генерал Рийс проложил дорогу к…
Нужно, чтобы все помнили, кто на самом деле отвечал за все.