— Что — только? Твой фотограф? Хорошенькая, судя по всему, штучка.
— Вот именно. Прямо какой-то доктор Джекил и мистер Хайд в одном лице.
— А они всегда в одном лице, — заметила Лариса.
— Никак не могу его раскусить.
— А надо?
— Хотелось бы.
— Ой ли? Знаешь, как бывает? Хороший такой орешек, крепенький, блестящий. Что-то там внутри. Раскалываешь его, раскалываешь, расколола — а он внутри пустой. И думаешь, и чего это я надрывалась, так хорошо, когда целый был.
— Звучит убедительно.
— Еще бы не убедительно, если выстрадано. Нравится — принимай как есть, а не нравится — бросай. Но только сразу. А то будешь размазывать манную кашу по тарелке.
Лика передернула плечами. Бр-р-р, гадость какая! А ведь именно это она и собиралась делать.
— Слушай, Димон, а может, мне на ней жениться?
Нико вытянул под столом ноги во всю длину и, взъерошив себе волосы, закинул руки за голову.
— У?
— Я говорю, может, жениться на ней?
— На ком? — отсутствующим голосом спросил Митя.
Они мирно прогуливали лекцию по истории. Народу в кафеюхе было совсем мало, и Митя сам не заметил, как отключился.
— Как — на ком? На Наталье, естественно. А то еще вильнет хвостом, как твоя Лика. Ой, извини, старик, — спохватился Нико. — Глупость сморозил.
«Если бы, — горько подумал Митя. — Все, правда».
— Не вешай носа, Димон, все еще образуется, — с деланной бодростью продолжал Нико.
— Что ты меня уговариваешь? — раздраженно сказал Митя. — Тебе, наверное, лучше меня все известно.
— Да-а-а, увели девушку. Прямо из стойла, — прокомментировал Нико. — Фотографы-порнографы.
Митя поморщился.
— Да у нас и не было ничего.
Ночь, земным двор, шелест листвы на ветру, ее губы. Митя скрипнул зубами. Не было ничего, ха!
— Угу. Ты только отвлекись. Сам не заметишь, как вес пройдет. Я вот тоже влюблен в нее был на первом курсе. И ничего, жив.
Митя смерил его насмешливым взглядом. Нико, как ни в чем не бывало, продолжал:
— Давай сегодня в Иняз зарулим, а? Там такие бабы, и все как одна девственницы. Хотя мне нельзя. — Нико сокрушенно покачал головой. — Наталья не поймет. И как это я ухитрился так влопаться!
— Я, пожалуй, отвалю, — сказал Митя, вставая. — На сегодня хватит. А ты женись, и поскорее, пока она не пeредумала.
— Кто это тут собирается жениться и на ком?
Оба как по команде повернулись. У столика стояла Вика, покачиваясь на высоченных каблуках. Черный свитер туго обтягивал высокую полную грудь и пухлые складочки на боках. Заметив, куда они смотрят, она попыталась поглубже втянуть живот, но лишь задохнулась и покраснела.
— Присядь, Виктория, в ногах правды нет. — Нико pадушным жестом указал ей на стул. — Составишь мне компанию, а то этот хмырюга совсем разленился. Не успел прийти и уже линяет.
— Ты уходишь? — спросила Вика т быстро добавила: — Я тоже. Проводишь до метро?
— Пошли, — нехотя согласился Митя. — Пока, Нико.
— Давай-давай, сачок, — проворчал тот и выудил из сумки затрепанный учебник. — Хоть историю почитаю, раз все равно за вас всех отдуваться на семинаре.
— Куда пойдем? — Виктория выжидательно смотрела на Митю.
— Как куда? Сама же сказала до метро.
— Это я так, для отвода глаз. Чтобы у Нико лишних вопросов не возникло. Прогуливать — так с музыкой. Мне дядя как раз обалденные пласты подкинул. Майлс Дэвис, записи семьдесят восьмого года. Убойная труба.
— Давай как-нибудь в другой раз, и ребят позовем, — промямлил Митя. — У меня тут встреча одна…
— Встреча у него, — хмыкнула Вика. — Мне-то хоть мозги не пудри. Ходишь как побитая собака, а она трахается со своим жлобом направо и налево. И охота строить из себя идиота. Все уже за животики держатся.
— Пошли!
Митя стремительно развернулся и, схватив ее за руку, потащил за собой. Вика от неожиданности чуть не слетела с каблуков и, подпрыгивая, засеменила за ним.
«Только бы она не говорила ничего, — думал Митя, крепко сжимая ее руку. — Только бы она больше ничего не говорила».
Звонок прозвенел неожиданно, когда она уже перестала ждать и почти убедила себя, что все закончилось само собой и самым наилучшим образом.
— Привет, принцесса!
Его голос в трубке звучал как всегда беззаботно, будто не было этих мучительных дней неизвестности и ожидания, будто ничего и не произошло. А может, и вправду ничего, усомнилась на минуту Лика.
— Я вот только вчера спустился с небес на грешную землю. Залет, доложу тебе, был капитальный. Все как в тумане. Я тебе, случайно, не звонил?
— Нет, — холодно ответила Лика.
— Вот и славно. — Он хмыкнул. — Славно. Тебе вряд ли это было бы о кайф.
— Представляю.
— Не представляешь. Ты много чего себе не представляешь, моя девочка. И, слава богу! В этом секрет твоей прелести. Но сегодня я бодр, мозг мой ясен, как никогда, и я снова готов припасть к твоим ногам.
— Стоит ли?
— Что значит стоит? Испытай меня! Никто еще ни разу об этом не пожалел.
— Я в восторге от твоего самомнения.
— Еще бы! На том стоим. Кроме того, хочу предложить тебе одну небольшую экскурсию.
— Куда?
Слово вырвалось само собой, прежде чем она успела прикусить себе язык.
— Вот это другой разговор! Чую здоровое любопытство, вернее, нездоровое. Это уже кое-что!
— Рано радуешься. Я не…
— Поздно, летка, поздно! — ликовал он — Я тебя зацепил, признайся. Не лукавь с папочкой Виталием. Экскурсия — закачаешься! Московское дно!
— Что ты имеешь в виду?
— Ты меня удивляешь! Горького, что ли, давно не перечитывала? Притоны, ночлежки, бордели, сутенеры и торговцы детьми. Все прелести ночной жизни народа. Один знакомый американец сказал, что если получатся стоящие фотографии, он их пристроит в какой-нибудь журнал. Там сейчас все русское нарасхват.
— А как ты снимать там будешь? — полюбопытствовала Лика. — Никто же не даст.
— Исхитрюсь как-нибудь. У меня свои профессиональные секреты. Ну как, согласна?
Лика понимала, что опять ввязывается во что-то сомнительное, но авантюрная жилка взяла верх. Настоящие репортеры от таких предложений не отказываются.
— Так и быть. Где и когда?
— В десять у пригородных касс Казанского вокзала. Бриллианты надевать не обязательно.
Народу в зале было немного, и она сразу увидела его. Он стоял, прислонившись спиной к колонне, и цепким взглядом осматривал проходивших мимо людей. Лика подошла незаметно, тронула за плечо.
— Привет! Ты похож на охотника, выслеживающего дичь.
— Плохо. Не думал, что это так заметно. А ты еще красивее, чем я помню. Потрясающе выглядишь, даже в этом тряпье.
Лика посмотрела на свои видавшие виды джинсы.
— Лихой комплимент. Я сразу почувствовала себя лучше.
— Зато от сердца. Пошли, потолкаемся среди публики. Может, и набредем на что-то впечатляющее.
Он небрежно запахнул свободную кожаную куртку, и не торопясь пошли по вокзалу.
В переходах, в залах ожидания, повсюду на скамьях, на чемоданах и баулах, на голом полу дремали усталые люди с помятыми лицами. Молодая мать кормила грудью младенца. Какой-то всклокоченный мужчина украдкой мочился в углу, видно, чтобы не отходить далеко от своих вещей. Тут же ели, пили, играли в карты на сдвинутых ящиках.
— Вот она — горькая судьба советского пассажира, — заметил Виталий. — Ни тебе отлить, ни поесть по-человечески.
— Но до туалета все же можно было бы дойти, — с плохо скрываемым отвращением отозвалась Лика.
— Надменная ты моя, — усмехнулся Виталий. — Посмотрел бы я на тебя в его положении. Только отвернись — и половины вещей как не бывало. Вон, посмотри туда, щипачи за работой. Высший пилотаж!
Лика проследила за его взглядом. Молодая худенькая девушка разговаривала о чем-то с дородной теткой в сбившемся набок цветастом платке, видно, обратилась к ней с каким-то вопросом. Рядом отирался невзрачного вида человечек. О таких говорят «без лица». Рука его змейкой скользнула в карман ее плаща, только тронула замочек сумки — и все. Он как испарился. Девушка благодарно улыбнулась тетке и заспешила к выходу.
— Вот так, — произнес Виталий прямо у нее над ухом. — Денежки тю-тю! А ты говоришь, туалет.
Поглощенная увиденным, Лика только сейчас вспомнила о его присутствии.
— Надо их остановить. Немедленно’
— Ни-ни. Нам светиться нельзя. Да разве убережешь всех доверчивых дур.
Лика заметила довольную улыбку на его лице. Он так и снял.
— Ты все заснял?!
— А как же? Бесценные кадры, если получится.
— А если при тебе человека убивать будут, тоже будешь снимать и радоваться?
— Возможно, если все равно ничего не изменишь. Фотография — зеркало действительности, а я лишь ее зоркое орудие.
— Ты — чудовище! — возмущенно выпалила Лика.
— Но зато какое талантливое! — парировал он. — Ты ж ничего не заметила, и никто не заметил. — Отрывисто хохотнув, он притянул ее к себе за плечи и возбужденно зашептал на ухо: — Расслабься, принцесса! Весь мир не спасешь. Поболтаемся здесь еще часок и поедем ко мне. Там тишина, все разбежались. Только Ульмас заперся у себя и кропает что-то эпохальное.
Лика сморщила носик. Ей совсем не хотелось видеть Ульмаса. Слишком хорошо запомнился его холодный, изучающий взгляд. Ее гримаска не укрылась от Виталия. Он звонко чмокнул ее в нос.
— Что, не понравился наш прибалтийский Снайдерс?
— Нет.
— Плохо ты, видать, разбираешься в живописи.
— В живописи как раз разбираюсь.
— Ладно, не дуйся. Не хочешь, не поедем, — примирительно сказал он. — Придумаем еще что-нибудь.
Кто-то тронул Лику за руку. Она обернулась. Чумазая девочка лет семи, зябко переступая голыми ногами в разбитых ботинках, протягивала к ней руку. Длинные пепельные волосы, прозрачное личико, молящие глаза. Прелестный падший ангел.
— Красивая тетенька, дай мне денежку. Очень кушать хочется.
У Лики защемило сердце. Она высвободилась из объятий Виталия и присела перед малышкой на корточки.