Он быстро накрыл ее руку своей:
— Не говори больше ничего. Можешь ехать хоть завтра.
Мысль была безумна сама по себе, но слова, невзначай оброненные Василием в машине, так и сверлили мозг, не давая покоя. «Милчо, собор, Варна, Матадор». Лика поняла, что ее зацепило всерьез. Разыскать современного работорговца, попытаться разговорить его, заглянуть ему в глаза, попробовать понять, что за душой у человека, который хладнокровно наживается на продаже живых людей, а потом написать об этом. Реально изменить она ничего не может, не рассказать должна. Ее оружие — слово.
Игорь, конечно, запретит ей даже думать об этом, но она ничего не может с собой поделать. В конце концов, он тоже журналист, одержимый, как и она. Во всем, что касается работы, они абсолютные единомышленники и хорошо понимают друг друга. Так почему бы и не связать с ним свою жизнь? Ведь живут же люди вместе лишь на общности интересов, и бывает, неплохо живут. Любовь все равно рано или поздно проходит. Главное, что останется потом.
Она не переставала удивляться происшедшей в ней метаморфозе. Игорь уже представлялся ей, чуть ли не спасительной гаванью, куда пристанет, наконец, утлое, заблудившееся суденышко ее жизни. По крайней мере, так казалось ей после встречи с прошлым в лице Виталия и последовавшего за ней разговора с матерью.
Так или иначе, билет куплен, номер в Доме журналиста под Варной заказан, подвернулся даже сногсшибательной красоты купальник тигровой расцветки. Не пропадать же ему.
Она едет, и уже завтра, а сегодня они с Игорем званы на прием в «Олимпик-Пенту». Энная годовщина энного банка, очередная размашистая тусовка, с той лишь разницей, то этот банк принимает заметное участие в финансировании «Лося».
— Я все понимаю» — сказал Игорь в ответ на ее кислую гримаску. — Ты же знаешь, что я охотнее провел бы этот вечер наедине с тобой. Но… — Он развел руками. — Noblesse oblige[1]. Не пойти нельзя.
Слава Богу, ее настроение никак не отразилось на внешности. Она была немыслимо хороша в черном шелковом платье с открытыми плечами и в старинном бабушкином колье из розовою жемчуга. В нем она чувствовала себя как царская невеста.
— Ты ослепительна! — шепнул ей Игорь.
Лика краем глаза оглядела себя в зеркале и с удовольствием отмстила, что он ничуть не преувеличил. Она действительно была ослепительна. Откровенно восхищенные взгляды мужчин и ревниво-оценивающие женщин еще раз убедили ее в этом.
Они уже успели поприветствовать почти всех своих многочисленных знакомых и теперь неторопливо перемещались по залу, обмениваясь с присутствующими приличествующими случаю малозначащими фразами. На одном из таких кругов Лику подхватил под руку один из виновников торжества, лысеющий пожилой бульдог с вываливающимся из рубашки животом, и, крепко прижав к нему ее локоток, повлек за собой к стоящей несколько на отшибе группе людей. Никого из них Лика не знала. Игорь пошел следом.
Прикосновение его потной руки было неприятно Лике, равно как и липкий взгляд маленьких глазок, но она лишь одарила его лучезарной улыбкой. «Noblesse oblige!»
— Вот, господа, прошу любить и жаловать, — пророкотал бульдог. — Игорь Платонов, главный редактор «Лося», и Лика, жемчужина нашей журналистики.
Он быстро представил всех присутствовавших, но Лика вопреки обыкновению не запомнила ни одного имени. Почему-то не хотелось напрягаться. Пусть Игорь отдувается.
— Чем вы позабавите нас в следующем номере? — спросила ее стареющая дамочка с ярко нарумяненными щеками, сделав заметный акцепт на слове «позабавите».
Лике вдруг стало весело. Надо же, ее ставят на место. Она уже открыла, было, рот, чтобы дать достойный ответ, но тут увидела напрягшееся лицо Игоря и сменила гнев на милость.
— Сюрприз, — ответила она, мило улыбаясь. — Потерпите, номер выходит на днях.
— Жду не дождусь.
Дамочка небрежно похлопала себя по губам, изображая зевок.
— Поздравляю, Платонов, — важно изрек бульдог. — Твой журнал стал-таки принадлежностью нашего клана.
Он продолжат что-то говорить, но Лика уже не слышала его. Она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, подняла глаза и увидела Митю.
Он стоял у входа, небрежно прислонившись к стене, и смотрел на нее через зал. Безупречно элегантный, в белом смокинге, алая бабочка на белоснежной рубашке, изломанная полоска темных усиков над верхней губой. Истинный лондонский денди в компании нуворишей.
Что-то неизъяснимое в выражении его глаз перенеслось в тот датский уже вечер. Услужливая память ярко, как в кино, высветила одинокую скамейку в зарослях кустов, мечущиеся тени в подворотне, его блестящие глаза, все ближе, ближе… Она снова, будто это было вчера, ощутила на губах вкус его поцелуев. Сколько лет прошло, а воспоминания живут, никуда, оказывается, не делись.
Лика тряхнула волосами, отгоняя наваждение. Глухое раздражение шевельнулось в ней. Ну, зачем именно сейчас, когда она только начала вползать в шкуру Миссис «Лось»! И эти усики идиотские, очень изысканные, кстати, усики, откуда они-то взялись? Лика подумала, что сейчас ей хорошо бы скрыться, исчезнуть на время, чтобы прийти в себя, а потом она найдет способ увести Игоря. А где лучшее убежище встревоженной девушки, всем известно.
— Где здесь туалет? — неожиданно громко спросила она.
— Вон там. — Бульдог махнул куда-то в глубину зала, выпустив, наконец, ее руку.
Почувствовав себя свободной, Лика чуть ли не бросилась в толпу гостей.
— Тебя проводить?
Голос Игоря остановил ее. «Да, — хотелось ей крикнуть. — Да!»
— Нет, спасибо, я сама. Ты принеси пока что-нибудь поесть.
Вокруг мелькали чьи-то лица. Она слышала и не слышала обрывки чужих фраз. Спасительная дверь уже маячила перед глазами. Лика рванула ручку. Сверкающее белизной и металлом пространство поглотило ее.
Тяжело дыша, она остановилась перед зеркалом. Хорошо, что здесь никого нет, что никто не видит ее сейчас.
Дверь бесшумно распахнулась, пропуская высокую фигуру в белом. Он-то как посмел сюда войти?!
— Какое стремительное бегство! — услышхпа она его насмешливый голос. — Или это следует понимать как приглашение? Нетривиальное, надо сказать, место для свидания.
Сверкающая поверхность зеркал отразила их силуэты. Черное на белом. Он подошел совсем близко. Она уже чувствовала его дыхание в своих волосах. Слишком близко, чтобы это возможно было терпеть!
Лика стремительно повернулась к нему, намереваясь сказать, чтобы он немедленно ушел, немедленно, пока… Но он не дал ей и рта раскрыть. Бережно удерживая в ладонях ее лицо, он наклонился к ней и поцеловал прямо в нежные, причудливо изогнутые губы. Лика почувствовала, как у нее слабеют колени, и вцепилась в его плечи, чтобы не упасть.
— Надо же. Все тот же вкус, — тихо сказал он, отрываясь от нее. — Ну же, зачем так крепко? Я не исчезну.
Осторожно разжал сс пальцы и прикоснулся губами к каждому в отдельности, не отрывая глаз от ее зарозовевшего вдруг лица.
— По-моему, нам пора, а то еще какой-нибудь дамочке вздумается попудрить нос.
— Я не одна.
— Я уже заметил. Это имеет значение для тебя?
Он еще не договорил, а она уже знала ответ. Ответ, который был немыслим еще какие-нибудь четверть часа назад. Какая же она все-таки дрянь! Игорь ждет ее сейчас в зале с полной тарелкой в руках. Она попыталась вспомнить его лицо и не смогла.
— Пойдем. Нам надо поговорить.
Она последовала за ним в холл, безучастная ко всем вокруг.
Зеркальный лифт мчал их вверх. Казалось, ничто не может остановить бесшумный стремительный бег мерцающей капсулы, и она вынесет их прямо в ночное московское небо и закружит среди мириад сияющих огней, мешая небо и землю.
— Куда мы? — спросила Лика.
— Я снял номер. Там мы сможем спокойно…
— В номера, значит? Как говорил Василий Аксенов, на пистон.
— Не пошли. А впрочем, все равно. Ты не возражаешь?
— А ты изменился, — заметила Лика.
— Наверное. Но эта свежая мысль целиком твоя, или нет?
Лика предпочла промолчать, лишь безразлично дернула плечиком. Что за глупый вопрос! Серебристые двери, шурша, поползли в стороны. Прямые серые стены. Острый бездушный свет. Коридоры любого большого отеля сродни больничным, подумала Лика. Здесь все равны и безличны. Просто постояльцы, просто пациенты. Никому ни до кого дела ист. Вот сейчас они вступят в этот бесконечный коридор и станут одними из них, песчинками на этих коврах, зернышками на жерновах времени.
Лика обернулась к Мите. Лицо его бесстрастно, даже улыбочка куда-то исчезла. Только в глазах плясали искорки, шальные, лохматые, вот бы поймать такую.
Лика даже протянула, было руку, но поймала только его рукав, предусмотрительно протянутый навстречу. Так они и вступили в коридор, торжественно и церемонно, как в старинном танце, и заскользили по ковру, плавно и величаво, грациозно и немножко смешно, самую чуточку.
Лика скосила глаза на Митю и увидела, как прыгают его губы от еле сдерживаемого смеха. Ах, негодяй! Еще забавляться вздумал! Но ей самой отчего-то стало смешно.
— Тс-с-с… — Митя загадочно приложил палеи к губам. — Прекрати хихикать. Пусть мистер Памкинс спокойно чистит свою вставную челюсть.
— Кто это такой? — спросила Лика, давясь от смеха.
— Ты не знаешь? Наш сосед справа. Плешивый добропорядочный бизнесмен, оплот общества. Любит собак и московских девочек, но только до двенадцати, а после ему снится миссис Памкинс в пеньюаре с рюшечками и ночном чепце. Не будем ему мешать.
Он ловко отомкнул дверь и протолкнул уже откровенно смеющуюся Лику в номер.
Из всего света осталась лишь пузатая настольная лампочка под кремовым абажуром. Просторная комната тонула в полумраке.
— Расскажи еще про мистера Памкинса, — попросила Лика.
Ей так хорошо было сидеть в кресле и слушать его. Самое приятное занятие на свете.
— Да Бог с ним. Eщe разикается во сне,