Он нерешительно подергал ручку ее двери, вполголоса позвал:
— Тиминушка, девочка моя!
Тишина. Ни звука. Да и что он может сказать ей сейчас? Что все в жизни повторяется? Что двадцать лет назад точно в таком же недвусмысленном положении его застала в подсобке бара ее мать? Он тогда потерял ее навсегда. Она уехала, чтобы никогда больше не вернуться. Теперь он этого не допустит. Дочь слишком дорога ему.
Да и нечего ему опасаться. Вилла надежно охраняется. Мышь не проскочит, не то, что девятнадцатилетняя девушка. А завтра он поговорит с ней, постарается ей все объяснить. Она уже не ребенок, должна понять, что ее отец еще не стар и зов естества еще силен в нем. Она поймет, должна понять, не может не понять.
Лоб налился свинцом, руки мелко задрожали. Он отхлебнул виноградной ракии прямо из бутылки и откинулся на спинку кресла.
Что-то серьезно разладилось в его жизни, и это что-то требовало немедленного анализа и переосмысления. Всерьез все началось с того злополучного вечера, когда дверь его кабинета открылась и Атанас ввел в комнату хрупкую девушку с двумя смешными косичками но плечам. Он не сразу понял, что это и есть та «ночная бабочка», которую ему настоятельно рекомендовал Матадор. «Он совеем уже выжил из ума и потерял чувство реальности, — раздраженно подумал Георгин, всматриваясь в полумраке в ее тонкое белое лицо с насмерть перепуганными глазами. — Скоро начнет вербовать свою клиентуру по детским садам. Такую может захотеть только законченный педофил. Бр-р-р!»
— Убери ее, Атанас, и скажи Матадору, что я не выношу таких идиотских шуток.
— Не будете возражать, хозяин, если я с ней чуток потолкую? По-свойски?
— Делай что хочешь.
Атанас осклабился и положил свою здоровенную, волосатую лапищу на тонкую беззащитную шейку девушки:
— Пошли, киска.
Она вдруг неожиданным гибким движением поднырнула под его руку и подбежала к Георгию. В зеленых глазах ее плескался страх, губы дрожали.
— Господин Столаров! Георгий! Выслушайте меня, пожалуйста. Только пусть он, — она мотнула головой в сторону Атанаса, — пусть он уйдет. Пожалуйста, прошу вас! Умоляю!
Столаров мотнул головой Атанасу — мол, выйди. Тот чуть замешкался у двери, но Георгий подстегнул его нетерпеливым жестом.
— Садись. — Он показал ей на кресло перед столом. — В ногах правды нет, так, кажется, будет по-русски. Ты ведь русская?
— Да, да! — Девушка затрясла косичками. — Произошла чудовищная ошибка. Я — подруга Виолетты, Тиминушки. Меня зовут Лика. Она меня пригласила погостить. Я приехала из Москвы и вот… — Огромные зеленые глаза девушки вдруг затуманились слезами, горло резко дернулось.
Георгий сидел как громом пораженный, не веря своим ушам.
— Тихо, тихо! Повтори, что ты сказала. Ты — подруга Тиминушки?
— Да. Мы в Москве рядом жили, вместе учились в школе в Чертанове. Ну, там, на Балаклавском проспекте. Вместе ходили кататься на пони в Битцу. Виолетка еще рисовать ходила в художественную школу. Она так здорово рисует, правда? — Лика тараторила без умолку, стремясь совсем уж сбить его с толку, чтобы никаких лишних вопросов. — Я так ею горжусь, всегда гордилась. Мы такие были две подружки, зеленоглазка, — она умильно посмотрела на Георгия и захлопала ресницами, — и фиолетовоглазка. В школе сидели за одной партой.
Лика остановилась, чтобы перевести дух. Не перебрала ли она?
— Почему она мне ничего не сказала? — спросил Георгий.
— Постеснялась, а может быть, побоялась, что откажете. Я не знаю, честно. Она мне прислала имейл через Интернет, что соскучилась до чертиков, что ей здесь немного одиноко, что не хватает старых подруг, а новых еще нет. И еще написала, что папочка очень часто занят.
Она очень тонко выделила слово «папочка», чтобы он получше понял, как его дочурка к нему относится и как ей бывает тяжело одной. Георгий среагировал именно так, как она и планировала. Взгляд его совсем растаял, улыбка смягчила резкую и жесткую линию пб. «По-моему, сработало, — ликуя, подумала Лика, на всякий случай, занавешивая глаза длинными ресницами. — Кажется, все переборы, и натяжки пока проходят незамеченными. Господи, помилуй!» Однако Столаров превзошел все сс самые смелые ожидания. Он снял трубку с одного из телефонов, стоящих на столе, и произнес несколько слов по-болгарски, которые Лика поняла как «Позовите сюда Тиминушку». «Держись, девонька, — сказала она себе. — Сейчас главное — точно сыграть».
Она услышала за спиной звук открываемой двери и резко обернулась. В комнату вошла тоненькая девушка с золотистыми волосами, затянутыми на затылке в конский хвост. На ней были футболка и старенькие джинсы, а поверху фартук, весь перепачканный краской. Она на ходу вытирала руки полотенцем.
— Вот и я, Джи Джи. Ты звал?
Лика сорвалась с кресла и с криком «Виолетка!» бросилась к ней на шею.
— Помоги мне, умоляю, иначе я пропала, — прошептала она еле слышно прямо в ухо девушке, продолжая бурно обнимать ее. — Меня зовут Лика, Лика Орлова. — И громко: — Ой, Виолетка! Это на самом деле ты! — И тихо: — Я - твоя подружка из Москвы. Ты меня пригласила. Спаси!
— Ну, девчонки, — раздался голос Георгия, — ну, позабавили старика. Тиминушка, зачем такая конспирация? Могла вполне легально подружку пригласить.
— Пап, я не уверена была, что можно, а потом Лика не сообщила, когда точно приедет. Я ее ждала не раньше чем через месяц.
— А у меня через месяц практика в институте, поэтому я решила сейчас. Потом горящая путевка подвернулась и все такое, — самозабвенно врала Лика.
— Ты всегда была легкая на подъем, — заметила Виолетта. — Ой, ты испачкалась!
— Прямо как в добрые старые времена! — воскликнула Лика. — Вечно ты ходила то в краске, то в туши.
— А помнишь, как мы Марьяшин журнал тушью залили, и ей пришлось переписывать, и она про половину наших двоек по физике не вспомнила.
Девушки разразились дружным заливистым смехом. Глядя на них, Георгий тоже рассмеялся, хотя не понимал и половины того, что они говорили. Он давно уже не видел Тиминушку такой беззаботно счастливой. В последнее время она редко улыбалась, а у него все духу не хватало расспросить сс о причинах.
— Пап, можно, мы пойдем ко мне? — попросила Виолетта. — Мы так давно не виделись. Столько всего нужно друг другу рассказать. Правда. Лик?
— Угу.
— Конечно-конечно. Увидимся за завтраком. Комнату для Лики сейчас приготовят.
— Не надо, пап. Давай оставим это на завтра. А сегодня мы переночуем у меня.
Они шептались почти всю ночь. Лика во всех подробностях рассказала Виолетте обо всем, что с ней произошло. Ис обошла вниманием и тот факт, что Столаров, похоже, местный авторитет. Виолетта только тяжело вздохнула. Она уже начала подозревать что-то подобное: дом, похожий на крепость, громилы-охранники и то, как уклончиво отвечал Георгий на все ее расспросы о его работе.
— Что будешь делать? — спросила Лика.
— Посмотрю еще, не знаю. Он у меня один на целом свете. Я ему нужна. И он мне.
— Знаешь, у меня создается впечатление, что он тебя приватизировал. Живешь в четырех стенах, словом перекинуться не с кем. Как хочешь, а это ненормально.
— Ты-то что собираешься делать?
— Мне надо линять, и чем скорее, тем лучше. Каждая минута на счету.
Ему спилось что-то ужасное, липкое и тяжелое. Оно село ему на грудь, просто село, но от этого в сердце змеей закрался холодный ужас, от которого парализовало тело и волю. Он корчился на кровати, как раздавленная лягушка, судорожно ловил разинутым ртом воздух и никак не мог проснуться. Знал, что спит и видит кошмар, но проснуться никак не мог.
Спасла его, как ни странно, Виолетта. Он проснулся от того, что она трясла его за плечо и кричала прямо в ухо;
— Джи Джи! Папа! Проспись! Да проснись же, ради Бога!
— Что?! Что?! Что такое? — Георгии вскочил, всклокоченный и красный, так и разя вчерашним перегаром. — Где? Что?!
— Пап, это я, Тиминушка. Случилось что-то ужасное. Ликина сестра только что прислала сообщение по Интернету, что у них сгорела дача, а на даче сгорел ее отец. Кошмарная трагедия! И еще собака сгорела, да! Лике нужно срочно лететь в Москву, срочно! Дай скорей машину. И денег.
Она тараторила без умолку, а Георгий все никак не мог до конца проснуться, тряс головой, но легче не становилось. Дал бы кто-нибудь воды.
— Воды… — простонал он.
— Сеичас-сейчас, пап. Ты только распорядись. Это очень, очень срочно.
Георгий отдал необходимые распоряжения, после чего его сразу же оставили в покое. Он провалился обратно в тяжелый тягучий сон, глубокий, как пропасть.
* * *
Решение пришло внезапно. Бежать из этого дома, и немедленно. Завтра будет поздно. Придется выслушивать бессвязные объяснения отца, делать вид, что ничего не произошло. Она снова увидит наглую ухмылку на лице Атанаса, верного Санчо Пансы ее отца, который не раз уже намекал ей, что имеет на нее виды и дело совсем за малым. Если это правда, то лучше уж наложить на себя руки. Перед ее глазами возникло его огромное мускулистое тело, сплошь покрытое черными волосами. Она на миг представила себя на месте той девушки, почувствовала его лапы на своем теле, услышала его хриплое рычание. Спазм перехватил горло. Нет, нет! Бежать, и немедленно! Как Лика, без оглядки.
Виолетта быстро побросала в рюкзачок кое-какие вещи, сгребла, не глядя, свои нехитрые драгоценности из шкатулки и рассовала их по карманам. Денег все равно нет, так хоть это. Все дорогие украшения, которые дарил ей отец, остались лежать нетронутыми в ящике туалетного статика.
Повязав голову платком, чтобы хоть как-то прикрыть свои роскошные золотистые волосы, Виолетта подкралась к двери и прислушалась. Вроде все тихо. Она приоткрыла дверь и выскользнула на лестницу. Никого. И все лампы потушены. Какое счастье! Она бесшумно заперла дверь на ключ, спустилась вниз и притаилась за раскидистой пальмой в кадке.
Из-за дверей в малую гостиную доносился смутный говор. Виола узнала хриплый голос Атанаса, остальные голоса принадлежали женщинам. Наверное, тем самым. Она затаила дыхание и вся обратилась в слух.