А оттого, что он нравился противоположному полу, Ян нравился самому себе еще больше.
А как же иначе?
Три из шести дам шли к нему в постель сразу после первого свидания, две после второго, букета цветов и парочки комплиментов, одна – особо упертая (а такие встречались редко) – после незамысловатого подарка и уж точно после романтического ужина при свечах.
Он был доволен.
Был.
До того, пока не встретил в офисе новую секретаршу – Алесту Гараневу.
Чертова недотрога, королева, равнодушная и немногословная искусительница.
И чего он на нее запал? Из-за шелковистых, струящихся волнистых волос, которые на ощупь, наверное, мягче ваты? Из-за больших, чуть удивленных глаз кофейного цвета? Из-за точеной фигурки с отчетливо прорисованной тонкой талией и полной, кажущейся сочной даже сквозь одежду налитой груди?
Нет, навряд ли. Януш вообще-то предпочитал блондинок – высоких белокурых красавиц со стройными ножками и маленькими титьками – такие возбуждали его куда сильнее, – но встреченная две недели назад Алеста напрочь изменила его представления о собственных вкусах.
Он потерял покой, потерял часть своей самоуверенности, всерьез усомнился, идет ли ему модная стрижка и триммированная бородка. А все потому, что эта чертова мадам совершенно не реагировала на его потуги сократить дистанцию – не краснела от его комплиментов, не улыбалась, когда он говорил «привет», не смотрела в его сторону, когда он входил в ее кабинет, чтобы в очередной раз проверить ее компьютер «на неисправности» или установить на жесткий диск новую программу.
Недоступная сучка. Недостучка.
Она совершенно спокойно отвергла все его подарки в количестве трех (!) штук, не приняла цветы, отказалась от коробки конфет. И все это без жеманства, ничуть не чувствуя себя польщенной, безо всякого чувства вины или угрызений совести. Вот этим и взяла – полнейшим равнодушием, которого он раньше в девушках не встречал. И ведь не лесбиянка, не фригидная – такое чувствовалось на расстоянии, – не сектантка со странными убеждениями – нормальная, вроде бы, баба. И такая холодная. И чем незаинтересованнее вела себя новенькая, тем сильнее он заглатывал внутрь невидимый крючок – как голодная и тупая рыбина, – и ведь заглотил уже по самые гланды.
«По самые яйца».
А теперь она, видите ли, сделала одолжение – согласилась пойти с ним в кафе. Сидела напротив, откровенно скучая, помешивала сахар в кофе, лениво поглядывала на заказанный десерт и по большей части смотрела не на него, а в окно.
А он – дать бы самому себе по черепу! – пялился во все глаза на нее – любовался точеным лицом, мысленно зарывал пятерню в ее черные густые, которые она никогда не собирала ни в хвост, ни в пучок, волосы и чувствовал, как совершенно не к месту теснеет в паху.
Черт, он бы ее… Хоть бы на грудь посмотреть – расстегнуть бы блузку, достать бы их – сочные дыньки – из бюстгальтера, взвесить в ладонях.
– Не нравится кофе?
– Не очень, он здесь горький.
– Тогда, может, чай?
– Не сейчас, спасибо.
– Как десерт?
– Я его еще не пробовала.
Нет, она его, видите ли, не пробовала – а зачем заказала? Зачем вообще пришла сюда – дразнить его близостью и еще большей недоступностью? И чего такого интересного за окном? Ну, закат, ну, тихая улочка, ну, дорога, жилой дом с супермаркетом на первом этаже напротив, перекресток, светофор, редкие машины. И Ян решился действовать напрямую, понял, что намеки не помогают.
– Если бы ты не была столь избирательна, мы могли бы уже жить вместе.
– Зачем?
От этого «зачем» он ошалел. Полностью. Вопрос не прозвучал с намеком: «с тобой, что ли, козел?» или «какая мне от этого выгода?». Не содержал он так же притягательного намека на флирт, мол, «когда-нибудь» или «куда ты так торопишься»? Нет, это был обычный, без подтекста или двойного смысла вопрос – до обидного просто «зачем».
А зачем люди вообще живут вместе? Чтобы жить, чтобы быть, чтобы видеть друг друга по утрам и вечерам, чтобы по ночам заниматься любовью. По крайней мере, Януш хотел именно последнего – и не только по ночам, но так же по утрам, обедам и вечерам. Вот натрахает он эту Алесту до опустевших помидор, тогда и наваждение пройдет.
А она – «зачем». Может, правда, больная?
И вдруг неожиданно для себя разозлился:
– Подарки не те? Так ты скажи – я куплю другие.
Спутница удивленно взглянула на Януша и промолчала.
«Цену себе набивает?»
– Могу одежду тебе покупать, обеспечивать. Квартплату за тебя платить…
– Да я и сама могу себя обеспечивать.
– Тогда чего? Чего ты хочешь? – он распалялся все сильнее. – Давай, скажи! Разве не видишь, из-за тебя я уже всем своим принципам изменил…
Ее темные глаза, кажется, все так же равнодушно и незаинтересованно, как и их обладательница, насмехались. «Не стоит изменять своим принципам, – говорили они, – никогда. Иначе это ветхие и неправильные принципы».
Ян злился.
– Может, ты вообще мужиков не любишь, а-а-а? Ну, так чего ты мне мозги-то…
Он не договорил, потому что в этот момент Алеста вдруг резко подалась вперед, шумно выдохнула и до побелевших костяшек сжала лежащую на столе с пятнышком кофе по краю салфетку. И смотрела она не на Януша – она смотрела в окно.
– Ты должна попробовать.
Так бы сказала Ташка.
– Иначе никогда не узнаешь, что из этого могло бы выйти.
И Алеста «пробовала».
Уступила, пришла сюда, хоть и не хотела, сидела теперь напротив этого напыщенного хлыща и все думала: ну когда же всколыхнется? Когда сердце пропустит удар, когда вдруг захочется первого поцелуя – ведь симпатичный, ведь харизматичный, ведь самец по всем параметрам: сильный, напористый, смелый… Смелый? Нет, в смелости сидящего напротив субъекта Алеста сомневалась. Скорее, наигранно самоуверенный, излишне дерзкий.
Сердце молчало. И ситуация чем-то неуловимо походила на ту, которую она никогда не хотела бы вспоминать – с садовником Нилом.
Что случится, если она пойдет домой с Янушем? Будет та же никому не нужная возня в чужой постели, поцелуи без возбуждения, большие волосатые руки на груди? Да, руки на этот раз умелые – не как те, робкие и неуверенные, – вот только Аля сомневалась, что получит хоть какое-то наслаждение, скорее, будет сильно жалеть, когда впервые почувствует, как по ногам течет теплая сперма. Оно ей надо?
Эх, Ташка, Ташка…
А Ян становился все напористее. Подарки? Одежда? Оплата половины ее квартиры? Какая неслыханная щедрость. И как много мужчина готов предложить лишь за то, чтобы один (два, три?) раза спариться. Все-таки в чем-то Конфедерация была права – примитивизм.
И ведь здесь, в мире Уровней, дело не в детях, которых любой другой уважающий себя самец хотел бы заиметь – нет, в удовольствии. Так ведь удовольствие рождается из чувств, а не из взаимного похотливого лапанья чресел друг друга. Какой идиотизм; ей хотелось скрипеть зубами.
Может, у нее просто бесчувственное сердце? Или тело? Ну почему она не умеет влюбляться, как та же Хлоя? Страдала бы сейчас, мучилась, но ЧУВСТВОВАЛА бы. А так, как будто совсем не чувствует – ни любопытства, ни интереса, ни удовольствия от общения с противоположным полом.
Она странная? Вполне возможно. Ну, кого ей, спрашивается, надо – какого мужчину? Полгода прошло, а она на них лишь смотрит, как на музейные экспонаты – смотрит и тут же забывает. Ага, мол, бывают: рыжие, блондины, тощие, толстые, наглые, скромные, приятные, неприятные и так далее – запишем, поставим галочку.
– Может, ты вообще мужиков не любишь, а-а-а? Так ты скажи…
А Ян, похоже, злился не на шутку и этим медленно, но верно выводил Алесту из себя – теперь она знала, зачем пришла сюда – чтобы отказать ему. Навсегда и насовсем. Чтобы объяснить этому самодовольному хмырю, что…
И в этот момент сердце пропустило удар.
Оно среагировало быстрее разума, быстрее интуиции – один взгляд, и тишина в груди, и шум в ушах.
«Не может быть, чтобы он, так? Но как похож…»
Аля увидела незнакомца лишь со спины – тот вышел из затормозившей у дома напротив машины, хлопнул дверцей, повернул голову – не до конца, ровно настолько, чтобы показался абрис профиля.
Бог Смерти.
Он.
Он?
Он…
Нет, быть такого не может.
Ей вдруг стало трудно дышать; пальцы мяли салфетку, голос Яна остался в другой реальности.
Хотя, почему «не он»? Ведь она с самого начала знала, что тот мужчина, спасший ее на Равнинах, знал о доме бабки, о Портале, о Мире Уровней – знал, значит, возможно, и жил здесь – она ведь размышляла об этом раньше.
Только не думала, что когда-нибудь увидит его снова.
Кафе, Януш, горький кофе, не попробованный десерт на тарелке – все оказалось забыто. Алеста во все глаза смотрела, как высокий темноволосый человек обогнул машину, положил ключи в карман и направился к углу дома, завернул за него.
Он. Он? Он.
«Просто похож».
Да какое ей дело? Чего она так разволновалась? Не сама ли только что думала о том, что бесчувственная, что не умеет испытывать любопытства? Оказывается, умеет.
А внутри все дрожало от странного, внезапно накатившего возбуждения. Зачем он ей? Что она скажет ему, если встретится лицом к лицу, – спасибо? Да хоть бы и так. Ей есть, за что сказать ему «спасибо».
– Ты меня слушаешь вообще? Зачем притащила меня в кафе, чтобы в окно пялиться?
Всколыхнулась не злость даже – холодная ярость; она уже и забыла про этого… клопа.
– В кафе пригласил меня ты.
Незнакомец из-за угла не показывался. Она не отрывала взгляда от окна. Может, все-таки показалось? Но те же волосы, тот же профиль, тот же рост, даже движения… Она помнила его движения – плавные, грациозные, хищные, неуловимо опасные. Как забыть? Ведь дралась с ним.
– И что? Ты зачем согласилась, чтобы дразнить меня? Чтобы просто сидеть напротив…
Он говорил-говорил-говорил, выговаривался, а на душе делалось все гаже. Лучше бы выбрала другое место, лучше бы посидела в каф