Он однозначно был жив и храпел.
Но Лассе, нагибаясь к другу, заметил под кроватью, на которой спала я, какие-то рулоны бумаги и вытащил один.
Это был предвыборный плакат депутат Верещагина с пририсованными рогами. На каждом роге значилась дата и имя. Имена во всех случаях были мужские.
Мы извлекли из-под кровати другие рулоны. Половина оказалась с рогами, вторая половина еще «не отработана».
Я хихикнула. Ксения просто схватилась за живот и заявила, что обязательно напишет статью об увиденном с очередной порцией советов и рекомендаций для женщин.
– Не у всех женщин есть изображения мужей на предвыборных плакатах, – невозмутимо заметил Кирилл Петрович.
– Да сейчас за бабки кому угодно любой плакат сварганят, – заявила Ксения. – Берешь фотографию мужика – и вперед. Я как раз так и посоветую… – Она задумалась и добавила: – И бабки за рекламу сдеру с какой-нибудь типографии, которая согласится подобные плакаты шлепать в массовом порядке. Так, можно ведь и приклеивающиеся рога организовать… И плакат с «пустыми» рогами для вписывания даты и имени… Да тут масса вариантов для творчества! – Ксения широко улыбалась и потирала руки в предвкушении.
Затем ее взгляд упал на глянцевый журнал на прикроватной тумбочке, и она рванула к нему.
– Так, «Стильная дамочка», в который я как раз пишу. Да, вон тут моя статья про гонады морских ежей!
– Про что? – спросил Лассе.
Все остальные тоже в непонимании уставились на Ксению. Она перевела взгляд на меня.
– Ты тоже не знаешь?
Я покачала головой.
– Марина, ты словно с необитаемого острова приехала! Хотя я вижу потенциальную читательскую аудиторию… И ты говоришь, что вас таких много? Хм-м… Наверное, мне стоит печатать свои советы и рекомендации в какой-то общегородской газете, которую читает публика типа тебя. Что ты читаешь?
– «Комсомольскую правду» и «Санкт-Петербургские ведомости», – ответила я.
– Нет, туда не возьмут, – заявила Ксения.
Кирилл Петрович предложил какую-то из рекламных газет – «Из рук в руки» или «Рекламу-шанс». Я с ним согласилась и протянула руку за журналом. Мне все-таки хотелось узнать про гонады морских ежей.
Из страницы пространных рассуждений я вынесла, что половые железы (или гонады) этих самых ежей являются важной составляющей исключительно эффективных кремов для тела. По просьбе собравшихся я пересказала им суть прочитанного. Ее почему-то спрашивали у меня, а не у Ксении.
– А что будет, если я намажусь таким кремом? – поинтересовалась я у известной журналистки.
– Ты видишь, какая у меня кожа? – Ксения выставила передо мной гладкую загорелую руку.
– У Марины такая же, – сказал Кирилл.
– Ты ничего не понимаешь! – рявкнула Ксения.
– А этот крем ведрами выпускают? – спросил Лассе. – Я так понимаю, если для тела…
– Что за сборище кретинов? – буркнула себе под нос Ксения и собралась уйти.
Но дорогу ей преградила Лен и молча оголила живот, потом заявила, что, по ее мнению, лучшее в России – это дешевые натуральные кремы из трав, которыми она и пользуется и всегда везет с собой в Америку. Ксения стала убеждать американку в том, что она не права. Я задумалась, сколько же она получила от производителей (или ловцов?) морских ежей или кремов, чтобы их так рекламировать.
Лен с Ксенией так орали друг на друга, что мне хотелось заткнуть уши. Правда, также хотелось и поблагодарить американку за защиту нашей косметики.
От воплей проснулся Юрки, принял сидячее положение и захлопал глазами, совершенно не понимая, где находится. Лассе что-то стал ему объяснять на неизвестном мне языке, вероятно, финском, потом быстро сходил в кухню и вернулся с пивом и водкой. Взгляд Юрки стал более осмысленным.
В дверном проеме возник Иван Васильевич в мокром костюме. Выглядел он жалким и несчастным.
– Что случилось? – воскликнула я.
– Вас осталось двенадцать грешников… – прозвучал механический голос.
Иван Васильевич резко дернулся, потом всхлипнул.
– Лялька захлебнулась, – выдавил он из себя. – Я пытался делать искусственное дыхание… Почему я отпустил Ляльку одну в ванную?!
– Но кто же знал… – открыла рот я.
– Она что, поскользнулась? – спросил Кирилл Петрович. – Но мы бы, наверное, услышали…
– Что? – подал голос Ник. – Грохота не было. А плескалась она громко с самого начала. И визжала. Но не кричала.
– Я не успела принять ванну, – невозмутимо сказала Лен. – Она в самой ванне?
– Нет. Я ее достал… – сообщил Иван Васильевич. – Она на полу лежит.
– Надо было оставить для полиции, – встрял Лассе.
– Да я думал, что спасу ее! – закричал Иван Васильевич. – Что еще можно! Я умею делать искусственное дыхание!
– Я бы вообще-то в холодный душ залез, а то башка трещит, – сказал Кирилл Петрович. – И вот ему бы тоже неплохо, – он кивнул на Юрки. – Может, раз она мертва, мы ее в кладовку перенесем? – он обвел всех взглядом. – И ванна будет свободна.
– Как можно… – открыла рот я.
На плечо стоявшего в дверном проеме Ивана Васильевича легла рука.
– Кухня? Рассол? – спросил хриплый мужской голос.
– Тебе вон туда, – повернулся Иван Васильевич, потом бросил взгляд на Колобка. – Вова, проводи человека.
Вова быстро нас покинул и повел проснувшегося наконец моряка к холодильнику.
Юрки тем временем снова улегся на пол и отмахнулся рукой от что-то нашептывающего ему в ухо Лассе. Тот пожал плечами и разогнулся.
– Что мы сейчас будем делать? – спросил Ник Хаус, обводя нас всех взглядом.
– Я иду на кухню, а вы как хотите, – объявила Ксения и первая нас покинула.
– Лялька… – промямлил Иван Васильевич.
– Пойдемте в ванную, – сказал Лассе. – Если мертвую все равно вынули из самой ванны, где она умерла, то, наверное, на самом деле лучше перенести ее в кладовку. Ванная нам всем нужна, а с покойницей… – он пожал плечами.
Иван Васильевич развернулся, Ник с Лен последовали за ним, потом шли мы с Лассе. Кирилл Петрович, как я заметила, решил прихватить глянцевый журнал и ознакомиться с творчеством Ксении или еще с какими-то советами по уходу за лицом и телом.
Агриппина Аристарховна сидела на табуретке в коридоре и вздыхала. От нее пахло валидолом.
– Вы нашли здесь лекарства? – спросила я у нее.
– У меня свои в сумочке, – сообщила она. – А вообще-то ты права, Мариночка. Надо бы поискать. Может, в ванной? Ой… – она содрогнулась.
– Лучше не ходи туда, – сказал мне Лассе.
Я и так не собиралась. Желания видеть труп у меня не было. И я не знала, смогу ли пользоваться ванной, зная, что там произошло. Хотя если я не увижу мертвую Ляльку…
Отнести ее в кладовку вызвался Иван Васильевич. Милицию никто больше не вспоминал.
Не успел Иван Васильевич вернуться, как из кухни на автопилоте вышел моряк и, глядя осоловелым взглядом, спросил:
– Ванная?
Лассе открыл перед ним дверь в туалет. Моряк что-то буркнул себе под нос, но в предложенное заведение вошел, а когда вышел, опять спросил про ванную. Ему показали направление.
– Эй, ты куда в одежде?! – закричал Иван Васильевич. – Ипполита решил поизображать?
– Я – Ипполит, – хрипло сообщил моряк. Послышался плеск воды.
Иван Васильевич рванул за моряком в ванную, за ними последовал Ник Хаус, туда же заглянул Лассе.
– Отставить! – командирским голосом рявкнул моряк.
– Да разденься ты, Ипполит чертов! – орал Иван Васильевич. – Ты не на 3-й улице Строителей!
– Вы ему лучше спинку потрите, – посоветовал Кирилл Петрович и отправился на кухню.
– О каком Ипполите идет речь? – спросила у меня Лен. – При чем здесь какая-то улица Строителей?
Я, как могла, попыталась вкратце пересказать «Иронию судьбы, или С легким паром» и то, как там Ипполит мылся в ванне в пальто.
– Ну и что? – спросила американка.
– А то, что вам никогда не понять наш юмор, – заявила возникшая рядом с нами Ксения. – А нам ваших червей.
Теперь уже я в непонимании уставилась на Ксению. О чем это она? При чем здесь черви?
Оказалось, что Лен попыталась в России избавляться от пищевых отходов так, как делают некоторые граждане Америки у себя на родине. Лен с Сашкой Паскудниковым поженились в апреле и на майские праздники впервые выехали на дачу, унаследованную Паскудниковым от любимой мамочки. Мамочка в свое время получила на работе шесть соток. На всех соседних участках проживали бывшие мамины коллеги. При виде дачи мужа Лен загорелась идеей очищения окружающей среды, которую в Америке активно проповедовали ее семья и почти все знакомые. Применить заграничное новшество на практике около многоквартирного дома в Питере не получалось. Вернее, Лен не решалась.
В общем, Лен нашла по Интернету фирму, продающую червей, которые поедают пищевые отходы.
– Где она, эта фирма? – поинтересовалась я. – В России?
Выяснилось, что да, одна такая есть у нас в городе. В Америке, конечно, с червями гораздо проще, там их многие держат. У нас, правда, не оказалось «горячей линии» для червевладельцев, как в Америке, но Лен позвонила на родину. Паскудников, узнав об этом, долго не мог успокоиться. Существование подобной линии произвело на криминального репортера большое впечатление, как, впрочем, и на всех, кому он про нее рассказывал.
В общем, Лен купила червей, чтобы они поедали их с Сашкой пищевые отходы и чтобы упомянутые отходы не гнили бы на свалке, непомерно увеличивая количество мусора, которого у русских и так слишком много.
Отходы она решила вывозить на дачный участок, где и поселила червей. Участок ведь собственность мужа, значит, они вполне могут на нем в индивидуальном порядке бороться за экологию.
Но соседи по садоводству не разделяли энтузиазма американки. Вонь с шести соток Паскудниковых быстро распространилась на соседние, и подруги умершей мамы стали названивать Сашке на мобильный. Вначале он не понял, о чем вообще идет речь, поскольку жена действовала не только без его согласия, но и не поставив его в известность.