Он улыбнулся. И, пожелав спокойной ночи, пошел к фаэтону.
— Ну как, все улажено? — спросил ее Филипп, когда она направилась к дому.
Неда не ответила.
На крыльце дома их дожидалась миссис Джексон.
— Какой чудесный вечер! — сказала она. — А этот ваш бездарный лекарь предписал мне целых два дня сидеть дома.
— Я приглашу кого-нибудь из английских врачей, госпожа Джексон…
— Нет, благодарю вас, дорогой Филипп! Я думаю, что вообще обойдусь без врачей.
— Так будет всего лучше, — согласился он тотчас.
Эти два слова: «дорогой Филипп», произнесенные американкой так непринужденно, вызвали у него радостное волнение.
Счастливый, торжествующий, он вошел следом за Маргарет в дом, забыв про сестру. А Неда осталась во дворе. В тишине осеннего вечера она стояла одинокая, запутавшаяся в противоречивых чувствах, которые ранили ее гордость и придавали ее любви к Леандру неожиданный терпкий привкус.
Глава 15
«Бейкер поступил умно, — думал Сен-Клер, едва сдерживая зевоту. — Надо было и мне улизнуть вместе с ним... Столько времени убито!.. А что решают? Топчутся на одном месте! Два батальона отсюда, три батальона оттуда... Никакого размаха... Все ждут приказов из Константинополя, а там полная неразбериха! Да, надо было сбежать и мне...»
Он обрезал кончик новой сигары, зажал ее в тонких губах и некоторое время держал, не закуривая. Он мог отказаться ото всего, только не от честерфилдских сигар. Эти сигары напоминали ему о доме, покинутом много лет назад... милый старый Честерфилд! Бейкер подарил ему целую коробку из своих запасов, и он был ему от души благодарен. Да, Бейкер догадался улизнуть, а он все сидит на этом бессмысленном заседании, курит и уже вряд ли хоть сколько-нибудь вникает в то, о чем говорят вокруг него офицеры.
— Нужны? Хорошо. Перебросьте их. Пять батальонов, — слышал он как в полусне педантичный отрывистый голос Мехмеда Али. По одной интонации можно было его узнать. «Немец. Принял магометанскую веру, завел гарем, а все равно немец. Так, так... В сущности, как мало меняются люди», — лениво размышлял Сен-Клер и посасывал свою сигару, не отрывая взгляда от маршала.
Щуплый Мехмед Али сидел в огромном кресле за золоченым столом. Низко надвинутая на лоб лиловая феска делала его бледную физиономию с бесцветной бородкой еще меньше и бледнее. Вокруг него в прокуренном кабинете расположились двенадцать высших офицеров — турок и английских советников. Они пили кофе, курили и, как казалось утомленному Сен-Клеру, намеревались здесь и ночевать.
— У нас нет ни одного орудия, — жалобным тоном доложил полковник.
— Генерал, объясните! — обратился маршал к Шакир-бею.
— В их распоряжение переданы две полевые батареи, — отчеканил тот. — Батареи находятся в Дерманцах. Но они не позаботились их оттуда вывезти.
Этот подтянутый деловой турок нравился Сен-Клеру. И Бейкеру нравился (они встречались раньше). Если бы все они были такие!
— Что вы на это скажете, полковник? — строго спросил маршал. — Чего вы ждете?
— У нас нет лошадей, ваше превосходительство.
— И дороги плохие... Невозможно добраться до Дерманцев.
— Почините их.
— Трудно. Река... мост...
— Война, полковник!
В голубых глазах маршала было презрение. «И это понятно, — подумал Сен-Клер. — Тупые скоты! Без кнута с ними нельзя... Но как немцы не умеют скрывать своих чувств!»
— Перейдем к другим позициям, господа, — продолжал маршал. — Докладывайте, генерал!
— По сравнению с другими участками там положение самое выгодное, ваше превосходительство. Русские сделали безрассудный бросок вперед, и наши фланги грозят окружением их центру. Вот здесь и здесь!
Шакир поднялся и показал на карте. Его овальное черноглазое лицо так отличалось от бледной физиономии его начальника, что Сен-Клер не мог их не сравнить.
— Только что сообщили по телеграфу, что колонна Дандевиля готовит отступление, господа, — добавил Шакир с радостной интонацией в голосе.
Все зашумели.
— Слава аллаху! — выкрикнул в глубине комнаты сиплый взволнованный голос.
— Да будет так! Да будет так!
— Ободряющее известие! — с улыбкой сказал маршал. — Телеграфируйте: черкесским полкам Фетие и Селимие немедля усилить пехотные части и, в случае если русские отступят, преследовать их вплоть до новых позиций. Есть еще вопросы, господа?.. Может быть, что-то добавят наши друзья? — спросил он совсем другим тоном — любезно, без повелительных интонаций. — Нет? Тогда благодарю вас, господа. До завтрашнего утра!
— Если разрешите, у меня предложение! — сказал вдруг Джани-бей.
Сен-Клер рассердился. Как им не надоело?
Чернобородый, ширококостный, с короткой шеей, похожий на медведя-людоеда, начальник полиции поднялся со своего стула.
— Речь идет о тыле, ваше высокопревосходительство.
Сен-Клер невольно навострил уши.
— За последние дни мы поймали нескольких шпионов! — зычный голос Джани-бея заполнил весь кабинет. — Болгар, конечно. Они переходят через линию фронта и, двигаясь от села к селу, тайком проникают в город.
— Ну и что же?
— Я думал, ваше высокопревосходительство, что больше этого терпеть нельзя и надо принимать меры.
— Какие именно, скажите!
— Прежде всего выселить всех болгар, которые живут в прифронтовой полосе. Тогда шпионам негде будет прятаться...
Раздались одобрительные возгласы.
— А второе касается городов, — покрыл шум голос Джани-бея. — Главным образом Софии.
— Та же мера?
— Выселим самых видных людей, и все подожмут хвосты.
— Этот вопрос надо обсудить отдельно, — сказал Мехмед Али. — Есть еще что-нибудь? Тогда наше совещание продолжим завтра. Вы свободны до завтра, господа. Благодарю вас!
Офицеры шумно поднялись и направились к выходу.
Поднялся и Сен-Клер. Хотя он по-прежнему выглядел равнодушным и вялым, внутри у него все кипело. Он раскусил Джани-бея, понял его маневр: турок не столько целился в болгар, сколько в него самого...
Сегодня у них произошла стычка. Правда, без крика, без взаимных обвинений. Но мрачный, недобрый взгляд Джани-бея говорил ему: из-за твоих фокусов мы упустили гяура... И вот теперь бей решил дать ему реванш и пытается подсунуть Мехмеду Али свой давнишний план. Но только ли потому, что остался нераскрытым агент? Только ли потому, что он, Сен-Клер, высказал предположение, что передать сведения мог и кто-нибудь из высших турецких офицеров? Нет, Джани-бей не раз давал ему понять, что он его терпеть не может и не желает выполнять его распоряжений, что он, полковник, не желает подчиняться ему, майору.
Сен-Клер подошел к ним.
— Как раз вы мне и нужны, майор, — сказал маршал. — Я хотел бы услышать ваше мнение.
— Простите, о чем?
— Как нам обезопасить тыл. И Софию тоже.
Краешком глаза Сен-Клер увидел, как вытянулось оживленное лицо бея.
— Что ж, интересная мысль!
— Вы с этим согласны? — с удивлением воскликнул Джани-бей.
— Разумеется, как с мерой, пресекающей проникновение русских агентов... Но, к сожалению, в результате могут возникнуть трудности, — улыбаясь по обыкновению, сказал майор.
— Какие именно?
— Я боюсь, что, если мы осуществим такую меру, то есть если мы обезлюдим тыл, армия лишится необходимой рабочей силы. Некому будет доставлять боеприпасы, рыть окопы, прокладывать дороги...
— Мы можем оставить там столько болгар, сколько нам потребуется, — возразил Джани-бей, — и держать их под охраной.
— Разумеется! Я с вами согласен, бей!
— А второе ваше соображение? — спросил маршал.
— Об этом не стоит говорить. Оно не военного характера.
— А все же? Нам бы хотелось выслушать все ваши соображения.
— Речь идет о Софии. Ведь в городе, да и у вас в штабе находится много иностранцев, ваше высокопревосходительство. Среди них немало корреспондентов.
— Нам сейчас не до них. Мы ведем войну не на жизнь, а на смерть!
— Не прерывайте, полковник! Я вас слушаю, майор!
— Вам, господа, известно, что правительство ее величества прилагает неимоверные усилия, чтобы склонить на вашу сторону общественное мнение западных держав... Подумайте, такие жестокие меры могут стать фатальными! Сотни иностранцев. Миссии. Корреспонденты крупнейших газет! Где-нибудь в Карлово, в Калофере это еще возможно. Но в Софии, где находятся консулы трех держав, которых мы всячески стараемся привлечь на свою сторону... делать именно здесь...
— Ясно, майор! Это вопрос государственной политики, и он вне нашей компетенции. Считайте разговор на этом законченным, бей. До свидания, господа!
Сен-Клер холодно поклонился Джани-бею и десять минут спустя входил в большой дом, принадлежащий чорбаджии Мано, который англичане у него сняли и превратили в клуб.
В хорошо натопленном нижнем этаже клуба царили, как всегда, чистота и порядок. Первым, кого он увидел здесь, был генерал Бейкер. Генерал ужинал за дальним столиком с неестественно оживленным фон Гиршем и ответил кивком на приветствие Сен-Клера.
В переполненном салоне верхнего этажа, как и каждый вечер, леди Эмили и весь свободный от дежурства персонал английского госпиталя пили чай. Было шумно и весело. Доктор Грин, сидевший напротив виконтессы, рассказывал анекдоты. Завидев своего приятеля, он поздоровался с ним. Сен-Клер сел за стол рядом с мисс Пейдж, старшей сестрой госпиталя — строгой, сморщенной, как печеное яблоко, особой — и сказал, улыбнувшись: «Утомительный был денек!» Услышав эту фразу, Грин насупился; задумчиво отпив чаю, он сжал свой большой рот и стал совсем похож на бульдога.
Глава 16
Французское консульство находилось напротив главного входа в мечеть Буюк, на той же площади, где и аптека Сабри-бея. Двухэтажное изящное здание консульства — единственный современный европейский дом в городе — было построено три года назад самим Леге.
В первом этаже находилась канцелярия консула и его помощника Мориса де Марикюра, большой салон для приемов, а за ним еще один, поменьше, претенциозно названный мадемуазель д'Аржантон, гувернанткой Сесиль, зимним садом, так как там стояло несколько кадок с тропическими растениями. Витая дубовая лестница вела из большого салона на верхний этаж, где находились жилые помещения и кабинет Леге. На отделке и меблировке дома сказывался несколько облегченный стиль Второй империи. Обои спокойных тонов, гардины, зеркала — все говорило о богатстве государства, которое представлял консул, и о его собственном благоденствии и вкусе. Гармоничное сочетание старинного и современного, доступное только истому французу, наложило свой отпечаток на каждый уголок, на каждую деталь. Именно это и заставило маркиза Позитано при первом же визите воскликнуть: «Я чувствую себя здесь, как в Париже, Леандр!.. Увы! Только пока я в этих стенах...» — добавил он многозначительно.