По сигналу вся эта флотилия двинулась вниз по течению реки в Большой Черемшан, а из него в Итиль и вниз по течению, туда, где когда-то будет начинаться Волго-Донской канал. Там нас уже должны были ожидать мои войска, оставленные у границ Булгарии.
Несколько тревожных дней мы провели, сопровождая по берегу флотилию до Итиля, так как ее вполне можно было перехватить на мелководных излучинах рек, и только когда все суда вышли на широкие волжские просторы, я несколько успокоился. С помощью этих же судов мы переправились на другой берег, что заняло почти двое суток, и потом пошли вслед за ушедшими судами, оставив на противоположном берегу преследующие нас войска булгар.
Я полулежал на софе в своем дворце в Таматархе и лениво брал из чаши, стоявшей на низком резном столике, виноградные гроздья. Конечно, это был не виноград моего времени, крупный, сладкий и без косточек, но этот виноград, отобранный для меня поварами, был великолепен. За спиной посапывала Варя, утомленная бурной ночью. Я же, раскусывая сладкие ягоды, думал о том, что, наверно, ее надо разбудить, чтобы все повторить сначала.
Сопение за моей спиной стихло, а рука жены потихоньку заскользила к моему паху. Я повернулся и без слов подмял ее под себя.
Вот уже два дня, как мне можно было наслаждаться комфортом средневекового дворца. После четырех месяцев скитаний по степи, ночевок на земле и прочих прелестей походной военной жизни казалось, что я попал в рай.
Все-таки я смог создать достаточно сильную команду если пока не единомышленников, то хотя бы людей, которые понимали, чего я хочу. Именно поэтому я мог себе позволить два дня посвятить только жене. Но сегодня надо было уже браться за дела, которые наваливались со страшной силой.
Со вздохом сожаления выбрался из теплой постели, оделся в обычное облачение эпарха, жутко раздражавшее после удобной одежды кочевников. Варвары уже не было, только ее командный голос доносился из дальних покоев. Я усмехнулся: в мое отсутствие дом был в надежных руках.
В приемной меня уже ожидал префект Гаяс, который должен был мне доложить подробно о событиях, происшедших за время моего отсутствия. Интересно, что, когда я весной прибыл в Таматарху, у него в речи проскальзывало некоторое превосходство ромея над варваром. Но сейчас, когда он знал, что за проливом на зимовке в Тавриде кочуют почти двести тысяч половцев, которые по моему единому слову могут выставить шестьдесят тысяч воинов, в его речи явно прослеживались панические нотки.
Гаяс доложил, что война среди касогов до сих пор не прекратилась, ближайшие селения почти полностью обезлюдели, что создает проблемы и для города. На этих словах я его перебил и сообщил, что все ближайшие к городу селения касогов будут заселены бывшими рабами, освобожденным в Булгарии, а земли будут отданы тем, кто верно служит мне, после чего многозначительно поглядел на префекта.
Гаяс уставился на меня:
– Стратилат, разве ты их привел не для того, чтобы продать на Восток?
– Гаяс, я думал, ты более сообразителен. Зачем мне это делать? Даже если я вдруг решил бы продать их всех, то цены упали бы в несколько раз. Гораздо выгоднее для фема, если на землю сядут двенадцать тысяч земледельцев, верящих в Христа.
Пока мы разговаривали с префектом, появились Ираклий и Диодор, мы с префектом еще не закончили разговора, поэтому они тоже активно беседовали, и я, усмехнувшись, сказал:
– Вы так увлеченно говорите, как будто не видели друг друга месяцами, как меня.
Собеседники засмеялись.
– Ты так нагрузил нас работой, что даже некогда было вина выпить, – сказал Диодор.
– Ну тогда давайте рассказывайте, как у вас дела, – сказал я и отпустил префекта, который с жадным любопытством прислушивался к разговору. Ему в дела моих помощников соваться было строго запрещено, и поэтому он ловил каждое слово нашей беседы.
Мои собеседники посмотрели друг на друга, и Ираклий начал первым:
– Мы отобрали два десятка мальчишек и тренируем их по тем правилам, которые ты нам оставил. Но так как ты всех теней забрал с собой, пока особых успехов у них нет. Секретность у нас полная, мы обустроились в бывших каменоломнях недалеко от монастыря, так что ждем новых учителей. А вот Зосиме с Досифеем куда хуже, чем нам, приходится, хотя и у них уже получается что-то похожее на воинство.
Диодор продолжил беседу:
– Ох и предложил ты мне тяжкое дело, Глеб, я бы лучше, как Ираклий, мальчишек гонял. Так вот, докладываю: мастерские для бронзового литья почти готовы, мастера уже вроде не плачут, что их с места сорвали. Когда золото увидели – вмиг забыли, что по Константинополю скучают. Охрана установлена по твоим указаниям: муха не пролетит. Теперь дело только за тобой – что прикажешь, то лить будут. А вот Бахиджа с его добром пришлось дальше всех запрятать: от его ям такая вонь идет – хуже, чем от кожемяк. Хорошо, что касоги нам теперь друг друга в рабы наперебой продают, есть кому в этой вони работать. Да, и самое главное – оставил ты чертежи крепости для Корчева, работа идет, только венецианцы, что крепость эту строят, недовольны сильно, все меня спрашивают, зачем это, зачем то, а я ничего сказать не могу, сам не понимаю, что у тебя начерчено.
Я выслушал обоих моих помощников и сказал:
– Ну что же, я не зря на вас надеялся, спасибо, друзья, сегодня некогда, а завтра поеду сам все посмотрю. А вы зайдите в канцелярию префекта – там будут распоряжения, что Диодор назначается доместиком[39], а Ираклий хартулярием[40], и сразу получите необходимые документы. Думаю, что денег вам выдадут достаточно, чтобы построить себе приличные дома в Корчеве, а то как-то нехорошо динатам[41] не иметь домов в будущей столице моего княжества.
На меня внимательно уставились две пары глаз.
– Так ты что, – спросил Диодор, – даришь нам поместья? Приастии?
– Послушайте, вы одни из немногих, кто, ничего не требуя, поехал вслед за мной в неизвестность, просто веря в мою удачу. Так почему я не могу наградить верных товарищей землей? Тем более что ее сейчас много освободилось. Так что можете на нее сажать людей, которых я привез из похода.
Я пригласил своего нового доместика и хартулярия сегодня на пир в ознаменование удачного завершения боевых действий, и не успели они выйти, как ко мне ворвались бояре во главе с Ратибором.
– Ну наконец ты отлип от своей Варвары, – шепнул мне на ухо мой бывший учитель, – два дня к тебе попасть не можем.
Я посмотрел на смущенно стоявших воевод, явно что-то задумавших, и сказал:
– Ну давайте выкладывайте, с чем пришли, – вижу ведь, просить чего-то собираетесь.
Неожиданно все двенадцать человек степенно опустились на колени и хором заголосили:
– Княже, Глеб Владимирович! Бьем тебе челом, возьми нас под руку свою. Четыре месяца мы с тобой в Диком поле были. Видели мы, каков ты в бою, умен, рассудителен, а главное – удача у тебя есть. Мы давно все решили, да времени не было поговорить. Вчера уже все воеводы, кто хотел, ушли с воями своими на лодьях в Киев, а мы здесь служить тебе желаем и в том присягнуть хотим.
Я растерянно спросил:
– А как же мой брат Ярополк? Он ведь обиду затаит, что я его людей переманил!
Ратибор, стоявший рядом со мной, тихо сказал:
– Да не затаит он обиды, все они свободны в выборе своем, Ярополк, еще когда отъезжал, сказал, что, ежели кому из воев по душе с братом его воевать, могут с ним остаться, свободу в том он им дает.
Я почувствовал, как невольно у меня глаза наполняются слезами, и что-то тяжко стало на сердце, но, превозмогая себя, тряхнул головой и громко произнес:
– Спасибо, воеводы, что решили идти под мою руку. Нынче вечером прошу вас на пир, а завтра присягу принесете, и благословение на службу от епископа Таматархи получим.
Воеводы, радостно переговариваясь, вышли из помещения, а Ратибор пристально посмотрел на меня:
– Глеб, что с тобой? На тебе лица нет.
– Ты знаешь, тысяцкий, что-то у меня на душе тяжко стало, когда Ярополка вспомнил, – что-то с ним плохое, наверно, случилось.
– Молчи, молчи, не буди лихо, помстилось, может, тебе, – заговорил Ратибор. – Что там могло случиться – все равно теперь раньше весны не узнаем, если только Владимир Всеволодович весточку не пошлет.
– Ладно, Ратибор, наверно, устал я просто. Вот и чудится всякое.
– Да уж, тебе тут нетрудно было притомиться. – И Ратибор кивнул в сторону комнат, где раздавался звонкий голос моей жены.
Мы засмеялись и пошли к выходу – там меня уже ждал Ворон, приплясывающий от нетерпения и рвавший повод из рук старшего конюха. С удивлением посмотрев на разукрашенную скамейку, подставленную для меня, я без нее ловко запрыгнул в седло и в сопровождении охраны отправился в порт, где у причала уже качалась большая лодья.
В Корчеве меня ожидала не в пример большая толпа, чем в мой последний приезд. У всех на слуху были наши военные успехи, а трофеи, привезенные моим воинством из Булгарии, обрушили все цены на местном рынке. Купцы каким-то образом уже пронюхали, что я получил право на беспошлинный провоз товаров по Итилю, и теперь толпились вокруг, видимо желая уточнить, так ли это на самом деле. Чтобы они отстали, я остановился и громко сказал:
– Все купцы с моей тамгой действительно могут идти по Итилю через Булгарию, но, для того чтобы ее заиметь, надо будет доказать, что это будет полезно для меня. Сегодня вечером у меня пир по случаю победы над булгарами, и всю старши́ну купеческую я приглашаю, там и поговорим подробней.
Купцы, понимающе переглянувшись, отстали. Я же с префектом и его людьми прошел по направлению к строящейся крепости. Крепости, как таковой, еще не было видно. Только в глубоком котловане поднимались стены фундамента, сложенные из огромных камней. Вокруг стоял шум и гам. Несколько человек стояло на небольшом холме, люди о чем-то увлеченно спорили, размахивая большими листами пергамента. Увидев нашу процессию, они перестали ругаться и быстро пошли нам навстречу.