, что всей артиллерией будут командовать из боевой рубки по циферблатам. Такие электрические приборы находились в каждой башне, во всех казематах и в батарейной палубе. Посредством стрелок, эти приборы могли давать различные сигналы; напр., они сообщали о начале или прекращении стрельбы; они указывали номер неприятельского корабля, в который надо было стрелять; они отмечали расстояние до этого корабля и род снарядов, которые надо было употребить в дело. При нашей практической стрельбе, командуя артиллерией, всегда пользовались этими приборами; и к ним достаточно все привыкли. Но во время сражения с самого же начала почему-то вовсе не пользовались этими приборами. Их заменили переговорными трубами. Но передача сигналов по этим трубам была сопряжена с большими затруднениями и неудобствами. Да это так и должно было быть: старший артиллерист отдавал приказание; но оно однако же шло не прямо по назначению, а проходило сначала через три промежуточных лица, стоявших на передачах в разных местах корабля; отсюда проистекала значительная потеря времени при отдаче и приемке приказаний, а быстроходный неприятель не ждал нас и быстро утекал, или столь же быстро приближался к нам; а главное, при этой сложной передаче, особенно же во время усиленной стрельбы, когда беспрерывно грохотала наша артиллерия, когда поднимался крик при тушении пожаров, сигналы доходили до места своего назначения не только запоздалыми, но часто искаженными, превратно понятыми; a то и вовсе ничего нельзя было разобрать. Вот и образчик переговоров:
— Стрелять по неприятельскому судну типа "Аврора"! — отдается приказание.
— В "Аврору"? — переспрашивают из башни.
— Типа "Аврора"!..
— Да зачем же в "Аврору", коли это наш корабль? — опять недоумевают в башне.
— Болваны! Слушайте ухом, а не…
А неприятельское судно типа "Авроры" во время этих деловых переговоров успевало уйти из-под выстрела. В плену нашим потом рассказывали, что японские офицеры, глядя на ответные наши выстрелы, не раз говаривали с иронией: "Наш противник, вероятно, изволит шутить! А когда же он начнет по настоящему драться?.." Но они этого так и не дождались. Пользование единственным уцелевшим дальномером мы все откладывали на "завтра…" А "завтра", т. е. 15 мая 1905 г., и вовсе не пришлось использовать дальномер: сдавались без боя…
Началась уже война, а оптических прицелов для стрельбы в такую цель, которой нельзя рассмотреть простым глазом, у нас не было ни одного. Едва успели снарядить ими эскадру Рожественского; выручили Немцы… Отверстия в башенных крышках для постановки этих прицелов однако все еще не существовали даже и при выходе эскадры из Либавы[156]. "Ковыряла" эти отверстия в походе вплоть до испанских берегов судовая машинная команда…
Установки оптических прицелов перед выходом эскадры в поход не все были проверены у нас на полигонах, — не успели (!) этого сделать. В руках людей, не умеющих осторожно обращаться с этими деликатными приборами, прицелы нередко портились. При уходе эскадры из Кронштадта ни офицеры, ни комендоры не были практически знакомы с употреблением оптических прицелов при дальнобойных орудиях[157].
В пути почти ежедневно шли упражнения в наводке орудий с этими прицелами; для практической же стрельбы представилось в пути только два случая (в бухте Нози-бей на Мадагаскаре): стреляли в плавучие щиты на расстоянии 20–30 кабельтов при скорости хода в 10 узлов. Результат стрельбы оказался очень плохой: все щиты остались нетронутыми[158]…
Во время одного из этих морских учений снаряд, пущенный с флагманского корабля "Суворов", угодил в крейсер "Дмитрий Донской"; снаряд ударил в мостик, испортил его, ранил человек 10 и полетел дальше[159]…
"Суворову" вообще сильно не везло. При встрече нашей эскадры возле Гулля с флотилией английских рыбаков, флагманский корабль первый открыл по ним огонь, но расстрелял не только их, а и наш крейсер "Аврору"; этому крейсеру изрешетили борт и трубы, смертельно ранили на нем священника, контузили одного комендора, и сделали крейсеру 4 подводных пробоины 6-дюймовыми снарядами[160]…
О наших оптических прицелах в бою один из товарищей получил следующие сведения от комендоров:
"Установка прицелов была закончена окончательно в плавании; при поверках установки, сделанной в России, оказывались порядочные уклонения. Пользоваться прицелами в бою приходилось очень мало: после первых же выстрелов стекла оказывались покрытыми копотью, брызгами воды. Благодаря этому прицелы делались бесполезными[161]; и все время боя стреляли таким образом без оптических прицелов"…
"Русские пленные офицеры старались разузнать, в каком положении было это дело на японских кораблях, и однажды спросили японского морского штаб-офицера, бывшего в бою 14 мая, — не оптическим ли прицелам обязаны Японцы меткостью своей стрельбы; но тот уклончиво засмеялся и только похлопал себя по правому глазу. Отрицал ли он употребление у них оптических прицелов, или же хотел дать понять, что и при этих прицелах главным остается все-таки сноровка и верный глазомер, — сказать трудно".
"С расстояния в 40–50 кабельт. (до 8,5 верст) Японцы не только свободно попадали в корабль, но попадали в самые жизненные его части, заклинивали башни, руль, пробивали и валили мачты, трубы. Они вообще привыкли стрелять на больших дистанциях. Расстояние между эскадрами в бою 14 мая не было меньше 30–22 кабельт. (5–3,5 в.), но оно увеличивалось иногда до 50–60 кабельт. (8,5-10 в.); тем не менее воздействие на нас неприятельского огня ничуть не ослабевало даже и в этом случае; a 15 мая под вечер два японских крейсера свободно расстреляли наш старый броненосец "Ушаков" с расстояния 70–80 кабельт. (около 13 верст) и пустили его ко дну… Наши комендоры в артиллерийских отрядах учились стрелять на 10-12-16 кабельт. (2–3 в.) Один офицер, плававший в артиллерийском отряде в 1904 г., утверждал, что они однажды стреляли на 22 кабельт. (4 в.); но другие офицеры, плававшие в том же самом артиллерийском отряде, чистосердечно сознавались, что отряд никогда не стрелял еще на 22 кабельтовых… А это было уже тогда, когда Японцы "выучили" нашу Артурскую эскадру стрелять на 60 кабельтовых (10,5 в.); но это "ученье" для нас, как видится, прошло совершенно даром. Это платились тогда своей головой, ведь, в другой русской эскадре, не в нашей"…
Затем наша Балт. — Цусимская эскадра вообще весьма немного училась маневрированию и стрельбе на большом ходу ("Морск. Сборн.", 1905, № 9, стр. 229). А в этом — вся суть дела в бою; и противник, который прекрасно умел это делать, сразу получил над нами большое преимущество. Мы не занимались этим в походе, чтобы не разрабатывать паровых машин и дальнобойных орудий, чтобы не тратить угля и не тратить боевых снарядов, так как достаточного запаса их на это не было и выдано в Кронштадте.
Времени для обучения стрельбе на стоянках было целых три с половиной месяца, но им толково не воспользовались, и наша команда в конце-концов оказалась очень небрежно обученной стрельбе ("Морск. Сборн., 1905, № 9, стр. 225).
В результате из всего этого вышло вот что: на бумаге у Японцев в бою было всего только 16 штук 12-дюймовых орудий против 26 штук у Русских; но в действительности, вследствие меткости их стрельбы, практического уменья быстро пристреливаться с дальних расстояний, с которых мы совсем никогда не учились стрелять, это отношение вместо 16:26 обратилось в 64:26 ("Морск. Сборн.", 1905, № 9, стр. 226), так как попадание у них было в 3–4 раза лучше, чем у нас. Примерно такое же отношение попаданий выстрелов оказалось и для более легкой артиллерии (там же, стр. 226).
А если принять во внимание удвоенную быстроту заряжания японских больших орудий против наших, то это отношение могло обратиться уже в 128:26, т. е. почти в пять. Итак, на судах нашей эскадры мы имели тяжелых орудий на 60 % больше, чем Японцы, а из-за их несовершенства и неумения владеть ими, как следует, наши главные боевые силы были почти в 5 раз слабее японских. Но и это было бы в том только случае, если бы Японцы совсем не выводили нашей прислуги при орудиях из строя; а об этом благоприятном случае в бою нам даже и помечтать не пришлось: их снаряды в самом начале боя прилетали к нам "с промежутками менее одной секунды" ("Морск. Сборн.", № 9, стр. 215) и обрушивались прежде всего на орудия и команду при них.
"После капитуляции П.-Артура, в ожидании нашей Балт. — Цусимской эскадры, Японцы начали готовиться к ее встрече[162]; каждый японский комендор выпустил из своего орудия при стрельбе в цель пять боевых комплектов снарядов (около 300 штук). Затем износившиеся пушки были все заменены новыми".
"Наши же комендоры на новых броненосцах почти совсем не стреляли из своих орудий, если не считать ночных событий возле Гулля. На стоянке же у Мадагаскара было выпущено только по три боевых снаряда[163] на орудие"… При этом были попорчены установки крупных орудий; все это потом спешно пришлось чинить на "Камчатке".
Затем следует подчеркнуть, что на некоторых старых броненосцах поставили у нас новые орудия, а размеры портов для них не увеличили настолько, чтобы можно было использовать всю дальнобойность нового орудия[164]. Благодаря этому, при больших дистанциях и новыми орудиями на выстрел неприятеля мы не могли отвечать…
В устройстве боевых рубок и башенных установок оказался у нас на новых броненосцах