Комплект опытных судовых механиков для Б.-Ц. эскадры оказался перед войною далеко не полным. Мало подготовили своих, принадлежавших к морской касте. He оказалось подготовленного запаса и "береговых" инженеров. Но последние и рание мало допускались к этой службе… Кастовая нетерпимость[187]…
Механиков для флота мы не только не готовили серьезно, но и не понимали часто действительной ценности и значения их, обусловливающих собою боевую готовность или неготовность корабля. He понимали этого и многие командиры кораблей, не понимали и высшие чиновники ведомства. Перед самой отправкой Балтийско-Цусимской эскадры в поход один из адмиралов позволил себе заявить[188], что "механики считаются париями во флоте"… В разговоре это было откровенно высказано отцу одного из наших товарищей, погибших в сражении под Цусимой, когда тот приехал в Кронштадт проститься со своим сыном, уходившим в поход. Там, где существовал такой взгляд, не могло быть и боевого флота.
Насколько несправедлив и неоснователен был такой взгляд, доказывает исход всей кампании. "Наши инженер-механики, благодаря их самоотверженному отношению к делу и нечеловеческим усилиям, достигли того, что, казалось, не по силам было бы даже и наилучшим в мире инженер-механикам[189]; а именно, они дали возможность совершить этот, выходящий из ряда вон, подвиг, этот громадный переход без возможности чиниться и грузить уголь в портах; при этом в походе ни одно судно не отстало, а в бою ни один корабль не выходил из строя из-за таких повреждений в механизмах, вину за которые можно было бы возложить на механиков". Ha них смотрели свысока, их считали "париями", во на деле они оправдали себя и свою работу лучше, чем кто-либо во флоте и в морском ведомстве…
По вопросу об инженер-механиках для 2-го издания этой книги наши товарищи прислали мне следующие строки:
"Положение инженер-механиков является одной из вопиющих ненормальностей в русском военном флоте. Этим и объясняется тот факт, что береговые инженер-механики по истечении двух обязательных лет службы все без исключения уходят в запас; тоже самое делает и большинство из лучших, способных инженер-механиков Кронштадтского училища, а остаются на местах только люди, мало развитые, неспособные, и к другой работе негодные".
"По дисциплинарному уставу все строевые офицеры "имеют" права, а инженер-механики только "пользуются" ими; например, на власть ротного командира "имеет право" в большинстве случаев даже мичман, а старший инженер-механик, часто подполковник, a то и полковник, только "пользуется" ею. Молодой мичман, увидавший настоящее море в первый раз, попадая на шлюпку считается "старше" иного настоящего "морского волка", если только последний носит погоны инженер-механика. В кают-компании всякий старший из присутствующих там офицеров "старше" всякого инженер-механика и может сделать ему замечание; это право себе присвоили даже прапорщики, потому что они "строевые офицеры". Считая своей священнейшей обязанностью вмешиваться во всю жизнь "низов", "верхи" ревниво оберегают свой "верх" от возможности даже случайного какого-нибудь указания "снизу", считая это в большинстве случаев за личное оскорбление. После выбытия из строя всех строевых офицеров, согласно морскому уставу, командование судном переходит к унтер-офицерам по старшинству; предполагается, следовательно, что инженер-механик менее знающ и заслуживает меньшего доверия, чем простой матрос. Инженер-механик по уставу не может быть выбран также и в "суд посредников", хотя суд разбирает иногда столкновения на личной почве и между инженер-механиками. В любую минуту каждый старший офицер считает себя вправе взять машинную команду, сколько ему заблагорассудится, для чистки палубы и т. п. занятий, но сам он редко когда дает несколько человек в машину, да и то когда сам видит, что это неизбежно; это и вызывает запугивание "верхов" всякими ужасами, до возможности "взрыва машины" включительно. Тот параграф морского устава, по которому во время вооружения и разоружения судна никто, кроме старшего механика, не имеет права распоряжаться машинной командой, старательно игнорируется "верхами". Надзор за корпусом судна и ремонт его в случае надобности лежит на строевых офицерах, сплошь и рядом невежественных в этом отношении, а работу приходится вести инженер-механикам. Так называемый "минный офицер", в роли которого бывает очень часто мичман, ничего не знающий в электричестве, по уставу является, однако, начальником "минного механика" из инженеров. Все необходимые покупки на берегу для ремонта судовых механизмов по уставу делает ревизор, а ни в коем случае не инженер-механик. Неудобства для дела, проистекающие отсюда, понятны всякому. Распоряжаться машинными запасами и продавать экономию свободно могут сами ревизоры, а отвечает за разумный расход этих запасов только старший механик. Все сношения с портом, касающиеся машинного дела, идут от имени командира судна, без подписи старшего механика, но непременно за подписью ревизора; поэтому старший механик зачастую может и не знать, как переделают писари его рапорт командиру. Тут обширное поле и для курьезов и для развития вожделений!.. Созданные составителями устава, среди которых не было ни одного инженер-механика, все эти условия существования механиков тщательно поддерживаются большинством командиров. Эти условия создали во флоте взгляд на инженер-механиков, как на грязных работников, которые где-то там, "внизу", делают свое грязное дело, которые недостойны стать на одну доску с ними, с "настоящими моряками", от которых "только и зависит успех или неуспех плавания"… Малейшие оплошности и случайные ошибки механиков наказываются со всей строгостью, a строевым офицерам и безграмотность, и небрежность по службе преспокойно сходят с рук"…
"У инженер-механиков — тяжелый, ответственный, требующий постоянного напряжения мысли труд; они не получают отдыха по суткам и более, даже и после прихода корабля в порт, так как для них сейчас же начинается работа по чистке котлов, по ремонту, переборке механизмов; но на этот громадный, требующий специальных званий и непрерывного внимания труд установился у нас во флоте тупой взгляд, как на труд, недостойный "порядочных людей", так как этим трудом могут заниматься "какие-нибудь кухаркины дети", которые в силу своего происхождения стоят несравненно ниже "настоящих моряков"…
"В распределении жалованья также нельзя не отметить явной несправедливости. Напр., вахтенный инженер-механик, постоянно ответственный, имея, кроме вахты, еще и постоянное дело, получает столько же, сколько и молоденький мичман 18–19 лет, по уставу "не отвечающий" перед законом за свои ошибки, но непременно получающий еще и добавочное вознаграждение за какие-нибудь легчайшие обязанности, напр., за обязанности ротного командира. При громадной разнице затраченного труда для достижения того и другого положения, инженер-механика и мичмана, неестественность и несправедливость одинаковой оплаты их труда усугубляется еще и тем, что у всякого офицера впереди крупное содержание сначала командира, потом адмирала, a у инженер-механика — только скромная пенсия в размере нескольких десятков рублей в месяц".
"Ничуть не лучше положение и главного инженер-механика порта, который лишен всякой самостоятельности и в своих действиях вполне подчинен командиру порта, а в случае отсутствия последнего — его помощникам".
По поводу этого жгучего вопроса приведу здесь еще следующие строки из одного товарищеского письма:
"Из опыта двухлетнего пребывания во флоте я убедился в том, что береговые инженеры, в особенности "московские", т. е. наши товарищи по Императорскому Техническому Училищу, завоевали себе очень твердое и крепкое положение на судах, и что слово "московский" — высшая рекомендация и заменяет вполне очень хорошую протекцию, а иногда бывает и сильнее ее. Некоторые командиры сами просят "московских инженеров" и предпочитают их "специалистам" ведомства. За все время моей службы я ни разу не слышал ни от кого чего-либо подобного тому, что позволил себе писать г-н Саговский в "Нов. Врем." (1904 г., 3 декабря, № 10.331), и поэтому вполне понимаю и ценю Ваш достойный ответ ему, помещенный в "Бюллетенях Политехнического О-ва" (1905 г., № 2, стран. 145–150). Кроме в высшей степени лестных отзывов по адресу И. Т. У-ща и нас, его питомцев, я ничего не слышал от лиц плавающих; и могу даже привести пример, что на строящееся судно 1-го ранга командир приглашал молодого, менее 2-х лет прослужившего "неспециалиста" старшим инженер-механиком; и делалось это не из пристрастия, а из желания в лице старшего инженер-механика и его помощников иметь людей дела, людей с энергией. Кроме шести товарищей-героев, погибших в Цусимском бою, на судах эскадры Рожественского было еще одиннадцать инженеров, питомцев нашего И. Т. У-ща; и все они послужили с честью, ни о ком не приходилось слышать ничего худого. Напротив, многих ставили в пример другим. На эскадре были суда, где весь состав инженер-механиков состоял из наших товарищей по У-щу. Эти суда вернулись с Д. Востока после войны с исправными котлами, с исправными машинами и на пути нигде не ремонтировались в портах, а на "Николае І-м", напр., старший инженер-механик из "специалистов" ведомства за семь лет своей службы на броненосце довел котлы его до такого невозможного состояния, что Японцы ахнули, увидав, до чего можно довести котел, если к нему относиться кое-как"…
"Прекрасная характеристика "специалистов" ведомства была сделана однажды самим адмиралом. В сентябре 1904 г. из Либавы наш корабль ходил в море на пробу на пять дней. Мы шли все время полным ходом. В бытность адмирала с эскадрой в Либаве наш командир докладывал ему об этом факте; но тот спросил: — "Это с немецкими механиками?" — "Нет, Ваше Превосходительство, только с нашими". — "И ничего не случилось?" удивленно и недоверчиво добавил адмирал… Нужно впрочем добавить, что один "специалист" у нас был; но он так мало знал, что нам было прямо стыдно за него"…