успешно боролся с заливавшей его волной, "Бодрый" оказал ему помощь, снял с него всю команду и затем самостоятельно продолжал курс на юг, намереваясь попасть в Шанхай. К несчастью мичман, исполнявший на "Бодром" обязанности штурмана, дал миноносцу совершенно неправильный курс; и "Бодрый" удаляясь от Шанхая в сторону, сделал миль сто лишних и почти на столько же миль не дошел до своей цели, истратив весь свой последний запас угля… После этого "Бодрый" остался в открытом море, ожидая какой-нибудь случайной встречи… Мудрено однако было ждать этой встречи, очутившись около широкой (до 20 саж.) банки, которая тянулась почти вплоть до пустынного берега. Сделали наблюдения над береговыми течениями и отчасти использовали их, продвинувшись миль на 30 ближе к цели. Пробовали ставить паруса, сделанные из тентов, но безуспешно… В таких занятиях прошло времени около недели. Истощались уже запасы пресной воды и провизии; их оставалось не более как дня на три… Наконец однажды ночью в виду "Бодрого" случайно проходил небольшой английский пассажирский пароход, который по сигналу с миноносца и подошел к нему для оказания помощи. Миноносец был взят на буксир и приведен в Шанхай, а его команда была спасена от угрожавшей ей голодной смерти"…
"В это время крейсеры Энквиста были уже в тихой пристани Манилы. Проходя мимо Шанхая, они обогнали буксирный пароход "Свирь"; он принял на себя команду с расстрелянного в дневном бою крейсера "Урал", затем удачно выпутался из боевого кольца и ушел на юг. По приказу Энквиста "Свирь" должна была приблизиться к флагманскому кораблю отряда. С мостика сам адмирал в рупор спрашивал: "Где наша эскадра, и что с ней?"… На "Свири" среди других офицеров был также и Ширинский-Шахматов, старший офицер с крейсера "Урал"; он и ответил Энквисту: — "Вам, Ваше Превосходительство лучше знать, где наша эскадра"… Получив такой ответ, адмирал пошел на юг, в полной уверенности, что, рано или поздно, а уж непременно и от других он узнает, где наша эскадра"…
Из всей нашей Цусимской эскадры достигли Владивостока только небольшая яхта-крейсер[309] "Алмаз" и два миноносца — "Грозный" и "Бравый". В нейтральных портах укрылись три, пострадавших в бою, крейсера ("Олег", "Аврора", "Жемчуг"), один миноносец и несколько транспортов.
Добивание остатков Балт. — Цусимской эскадры было закончено Японцами 15 мая, а подбирание ими случайно уцелевших людей с нее, окоченевших, голодных и беспомощных, которых прибивало к японским берегам на утлых обломках нашего флота, продолжалось и в течение следующего дня.
Бой закончился… Его результат никогда не снился даже и победителю. Наше поражение оказалось беспримерным в истории и по его позорности, и по его полноте.
Одна часть сражавшихся с нашей стороны за свое невольное участие в этом бою заплатила своей жизнью, своей кровью, а другая, в качестве "позорно сдавшихся", обречена была на тяжкие моральные муки, унижения и материальные лишения…
Бой выяснил, что неосведомленность наша по всем вопросам, касающимся морских сил врага, была прямо чудовищной, и что Цусимский разгром — это результат нашей технической отсталости и заносчивости, технической неумелости, нерадивости. Ужасны подробности этого поражения… И не хотелось бы думать, говорить и писать о них… Но следует и думать, и говорить, и писать. Это нужно для того, чтобы скорбные результаты всей этой прискорбной морской войны не пропали без пользы для будущего.
VIII. Разбор дела Небогатова на суде
"Все служебное дело во флоте сводилось к одному принципу: "Не возражай старшему". Пускай на глазах твоих происходит кража, пускай начальник обнаруживает трусость или непонимание, или забвение чести, пускай гибнет Родина; — молчи, в ты будешь "честный" служака; ты своевременно получишь 20-го числа то жалованье, которое, по словам адмирала Небогатова, накладывает на получателя лишь одно требование: "Не рассуждать".
Остается дополнить все вышеприведенные данные краткой передачей того, что дал русскому обществу разбор дела Небогатова на суде. В приложении к № 11 "Морского Сборника" за 1907 г. помещен подробный "отчет по делу о сдаче 15 мая 1905 г. неприятелю судов отряда бывшего адмирала Небогатова". Этот отчет содержит в себе 41 лист печатного текста. Из него здесь делаются в сжатом виде только наиболее существенные выдержки, дополненные отчасти также и отголосками прессы.
22 ноября 1906 г. в особом присутствии военно-морского суда кронштадтского порта слушалось дело "о сдаче неприятелю эскадры в Японском море 15 мая 1905 г." Приведем сначала краткие данные обвинительного акта.
15 мая 1905 г., около 10 ч. утра, броненосцы "Николай I", "Орел", "Апраксин" и "Сенявин", будучи настигнуты в Японском море, близ Корейского пролива, японской эскадрой, без боя спустили перед неприятелем флаг и были отведены в плен. При производстве по этому делу предварительного следствия выяснилось, что сдача наших судов произошла так:
14 мая, около 6 ч. вечера, миноносец "Буйный", принявший тяжелораненого адм. Рожественского, поднял снгнал: "Адмирал передает командование адм. Небогатову", а некоторое время спустя, миноносец "Безупречный", пройдя вдоль линии наших судов, передал семафором, что адмирал предписывает эскадре взять курс на Владивосток. В течение вечера и части ночи суда наши подвергались непрерывным минным атакам. Офицеры и команды были донельзя утомлены и почти не спали. К утру в составе эскадры адм. Небогатова оказались только брон. "Николай I", "Орел", "Апраксин" Сенявин" и крейсер "Изумруд". Остальные наши корабли частью погибли, частью же отстали и укрылись в нейтральные порты. На рассвете на горизонте появились дымки, и часов около 8 утра японские суда обрисовались ясно. Часть неприятельских кораблей, которых собралось до 28, обогнув нашу эскадру, взяла ей на пересечку курса и к 10 час. окружила ее со всех сторон. Безвыходность положения стала для всех очевидной. Все ждали приказаний, готовые исполнить последний свой долг. Орудия заряжались и наводились. Роковая мысль о сдаче, однако, зародилась. Часов около 9 утра кап. 1-го р. Смирнов высказал флаг-кап. Кроссу, что, по его мнению, остается сдаться, и просил доложить об этом адмиралу. Кросс прошел в боевую рубку и передал адмиралу на ухо слова Смирнова. "Ну, это еще посмотрим", — сказал адмирал; но через некоторое время он потребовал к себе командира, который, видимо, и убедил адмирала в необходимости сдачи. Сообщив затем чинам штаба о безвыходности положения, адмирал приказал поднять белый флаг и сигнал о сдаче. По настоянию старшего офицера, кап. 2-го р. Ведерникова, адмирал созвал затем офицеров и объявил им о принятом решении. Установить в точности все происходившее на этом совещании свидетельскими показаниями не удалось.
Квартирмейстер Туров и матрос Киреев удостоверили, что на совещании этом первым высказался за сдачу командир. Большинство офицеров, по словам врача Виттенбурга и квартирмейстера Родионова, молчало, и только немногие, и в том числе мичман Волковицкий и прапорщики Шамие и Балкашин, стояли за бой или уничтожение броненосца. Длилось совещание недолго. Японцы открыли по флагманскому кораблю огонь и заставили всех разойтись по местам. Сигнал о сдаче, набранный, по свидетельству кондуктора Гаврилова, флаг-кап. Кроссом и лейт. Глазовым, был поднят еще до созыва офицеров после первого предварительного совещания адмирала с командиром и чинами штаба. Открыв огонь, неприятель продолжал сближаться. Сигнальщик Максимов говорит, что первые выстрелы были произведены Японцами с расстояния около 60 кабельт., а последние — с 25 кабельт. На выстрелы адмирал приказал не отвечать. Лейт. Жаринцев, по возвращении с совещания, распорядился поэтому повернуть орудия в сторону, противоположную неприятелю, а лейт. Северин приказал сигнальщику Богоненко просемафорить "Орлу", что "Николай I" окружен неприятелем и сдается. Невзирая на поднятый сигнал и белый флаг, Японцы не прекращали стрельбы. В течение каких-нибудь 10 мин. броненосец получил до 6 пробоин. Адмирал, по свидетельству сигнальщиков Степанова, Киреева и Терентьева, распорядился тогда поднять японский флаг. Стеньговые и кормовой флаги были, по свидетельству кондуктора Гаврилова, спущены ранее, при первом же неприятельском выстреле. Весть о сдаче быстро разнеслась по броненосцу и произвела удручающее впечатление. По словам санитара Завеева, вся почти команда негодовала. Нижние чины и офицеры плакали. Многие требовали затопления или взрыва броненосца. Находились на это дело и охотники, но старший офицер, кап. Ведерников, возражавший сначала против сдачи, доказывал, что раз японский флаг поднят, что-либо предпринимать уже поздно.
Говорили офицеры и о затоплении, и о взрыве, но от слов к делу никто не переходил. Машинист Петров, узнав о сдаче, хотел было открыть кингстоны, но старший инженер-мех. Хватов закричал на него и выгнал на верхнюю палубу. В машине хотели взорвать цилиндры; Хватов остановил это распоряжение, а младшие механики Дмитраш и Бекман запретили машинной команде портить др. имущество. Командир, по свидетельству матроса Осипова, приказал позвать к себе ревизора, мичмана Четверухина, и поручил тому раздать офицерам судовые деньги. Адм. собрал затем команду и обратился к ней с речью, в которой высказал, что он решился на сдачу ради спасения свыше 2,000 молодых жизней. По свидетельству матросов Шевченко, Сипайлова, Пестова и Дюка, часть команды была сдачей довольна и одобряла действия адмирала. Около 11 час. к борту "Николая I" подошел неприятельский миноносец, который пригласил адмирала со штабом на японский флагманский корабль "Миказа", а на "Николае I" оставил стражу. Адм. Того спросил адм. Небогатова, на каких условиях сдается эскадра, на что адмирал Небогатов ответил, что никаких условий он ставить не может, но хотел бы, чтоб офицерам и нижним чинам было сохранено их имущество, и чтоб офицерам было разрешено на честное слово возвратиться в Россию. Адм. Того, со своей стороны, потребовал, чтобы суда с момента сдачи порче не подвергались, и предложил адм. Небогатову собрать на "Николае I" командиров и объявить им об условиях сдачи. Возвратившис