Женщина с мечомПеревод А. Тишкова
Не Иньнян была дочерью военачальника Не Фэна из города Вэйбо. В годы правления «Чжэньюань», когда девочке исполнилось десять лет, в дом ее отца зашла нищая монахиня. Иньнян так ей понравилась, что монахиня попросила отца отпустить девочку с ней. Не Фэн рассердился и грубо отказал.
— Дочь твою я уведу с собой, даже если ты будешь держать ее в железном ящике, — сказала монахиня.
В ту же ночь девочка исчезла; все попытки разыскать ее ни к чему не привели. Родители сильно горевали и плакали, — ничего другого им не оставалось делать.
Прошло пять лет, и монахиня вернула Иньнян.
— Я научила ее всему, что знала сама, — сказала монахиня Не Фэну. — Можешь получить дочь обратно.
С этими словами она исчезла. Вся семья обрадовалась возвращению девушки. Когда ее спросили, чему она научилась у монахини, Иньнян сказала:
— Я только читала древние книги и учила наизусть заклинания. Ничего другого я не делала.
Отец не поверил и велел рассказать правду.
— Все равно вы мне не поверите, — ответила Иньнян.
Не Фэн настаивал, и дочь поведала ему следующее:
— Я не знаю, какой путь мы проделали в ту ночь, когда меня похитила монахиня. К рассвету мы очутились в огромной пещере на высокой горе. Людей там не было — только множество обезьян.
В пещере уже находились две девочки, им было лет по десяти. Умные и красивые, они не нуждались в пище, умели взбираться на отвесные скалы и перелетать с одной на другую; по деревьям они лазили, как обезьяны, и никогда не падали.
Монахиня дала мне зернышко и драгоценный меч. В длину он имел около двух чи и был такой острый, что волос, упавший на лезвие, разрезался пополам.
Девочки научили меня лазать по скалам и деревьям, и постепенно тело мое стало легким, как ветерок.
Через год я уже легко убивала обезьян, а потом тигров и леопардов. Я отрубала им головы и возвращалась в пещеру. Через три года я могла без промаха сбивать своим мечом орлов и ястребов. Взлетая вверх, меч становился все меньше и меньше и настигал птиц, которые даже не знали, что их сразило.
На четвертый год, оставив двух человек караулить пещеру, монахиня взяла меня в незнакомый город. Указав мне на какого-то человека, она перечислила его преступления и сказала: «Иди отруби ему голову. Не бойся, — это не труднее, чем сбить птицу!» И я среди бела дня отрубила этому человеку голову, и никто меня не увидел. Я положила голову в мешок и вернулась в наше жилище, где монахиня при помощи какого-то снадобья превратила голову в воду.
На пятый год монахиня сказала: «Один важный чиновник провинился: он без всякого повода обижает людей. Проберись ночью в его комнату и отруби ему голову». Я взяла кинжал и, беспрепятственно проникнув в его комнату через дверную щель, спряталась за стропилами. Когда я вернулась и принесла голову, монахиня в гневе закричала на меня: «Почему ты так задержалась?» — «Чиновник играл с прелестным мальчиком и у меня не поднималась рука», — ответила я. «Если ты еще когда-нибудь попадешь в такое же положение, — приказала монахиня, — то сначала разруби ребенка, а потом отца».
Я обещала сделать так, как она велела.
Затем монахиня сказала: «Я вскрою тебе затылок и спрячу там твой кинжал. Это не причинит тебе вреда, и ты сможешь вынуть кинжал, когда он тебе понадобится. — Потом добавила: — Теперь ты овладела моим искусством и можешь вернуться домой. Ровно через двенадцать лет мы встретимся снова».
Рассказ дочери сильно напугал Фэна. По ночам девушка исчезала и возвращалась только на рассвете. Отец не отваживался расспрашивать дочь и стал мало о ней заботиться.
Однажды Иньнян увидела юношу, шлифовальщика зеркал, и сказала: «Этот человек будет моим мужем». Она поведала о своем желании отцу, тот не осмелился возражать, и молодые люди поженились. Кроме полировки зеркал, ее муж ничего не умел делать. Одежду, пищу и деньги им давал отец.
Через несколько лет после смерти Фэна наместник из Вэйбо, знавший кое-что об Иньнян, пригласил ее с мужем к себе на службу, и они прожили у него несколько лет.
В годы правления «Юаньхэ» наместник из Вэйбо поссорился с наместником Лю из Чэньсюя и послал Иньнян убить его: Иньнян вместе с мужем оставила своего покровителя и отправилась в столицу Чэньсюй.
Наместник Лю был предсказателем и заранее знал о приезде Иньнян. Он позвал одного из своих военачальников и приказал:
— С утра поедешь к северным воротам встречать их.
Они появились, — мужчина верхом на черном осле, женщина — на белом. Около городских ворот застрекотала сорока. Мужчина схватил свой лук и выстрелил, но промахнулся. Женщина взяла у него лук и сбила сороку одной стрелой.
Военачальник приблизился к ним и сказал, что он явился приветствовать их по приказу наместника.
— Пославший тебя обладает магической силой, иначе как бы он мог узнать о нашем приезде? Мы хотим видеть наместника Лю, — сказала Иньнян.
Лю принял их очень радушно. Раскаиваясь в своих намерениях, муж и жена признались:
— Мы посланы убить тебя.
— Вы не должны чувствовать себя виноватыми, — ответил Лю. — Каждый служит своему господину. Чем Сюйчжоу хуже Вэйбо? Хорошо, если бы вы остались здесь.
— Наше желание — служить тебе, — с благодарностью сказала Иньнян. — Мы имели случай убедиться, что тебе послушны тайные силы и ты мудрее наместника Вэйбо.
Лю спросил, в чем они нуждаются; они ответили, что двести монет в день для них было бы достаточно. Лю согласился.
Ослы, на которых приехали супруги, внезапно исчезли. Их нигде не могли обнаружить. Однажды Лю осмотрел мешок приехавших и увидел там двух ослов, вырезанных из бумаги, — одного черного, другого белого.
Через месяц Иньнян сказала Лю:
— Наместник из Вэйбо не знает о том, что мы покинули его. Необходимо его известить. Я отрежу прядь своих волос, перевяжу ее красным шелком и положу на подушку наместника; этим я дам знать, что мы никогда не вернемся обратно.
Лю согласился.
Иньнян вернулась в четвертую стражу и сказала Лю:
— Послание отправлено. Сегодня ночью по приказанию наместника из Вэйбо Цзин Цзинэр должна убить меня и отрубить тебе голову. Однако бояться нечего, я перехитрю ее.
Бесстрашный Лю ничуть не испугался. Во вторую половину ночи при ярком свете свечи он заметил два флажка — один красный, другой белый, — носившиеся в воздухе вокруг его кровати так, словно это были два человека, вступившие в поединок. Через некоторое время один флажок упал на пол и превратился в женщину с отрубленной головой. В этот момент появилась Иньнян.
— Цзин Цзинэр мертва, — сказала она и выволокла тело во двор, где при помощи какого-то снадобья превратила его вместе с волосами в воду.
— Завтра ночью, — сказала Иньнян, — наместник из Вэйбо пошлет сюда Кун Кунэр. Никто не постиг силы ее магии; она летает с такой быстротой, что даже духи не могут угнаться за нею. Она взмывает в небо и проникает в потусторонний мир, может скрыться и уничтожить свою тень. Эта женщина гораздо искуснее меня. Единственно, что мы можем сделать, — это обложить твою шею нефритом. Я же превращусь в комара, заберусь в твои внутренности и оттуда буду наблюдать. Ничего другого придумать я не в силах — от Кун Кунэр нельзя спрятаться.
Лю так и поступил. В третью стражу, едва он задремал, что-то со страшным металлическим звоном ударило его по шее. Иньнян выпрыгнула из его уст и поздравила:
— Больше нечего бояться. Эта женщина подобна соколу, который, преследуя голубя и промахнувшись, больше его не трогает и улетает прочь, стыдясь своей неудачи. В этот момент она уже за тысячу ли отсюда.
Когда осмотрели нефрит, то обнаружили на нем глубокий след от удара кинжалом.
С этого времени Лю относился к Иньнян с величайшим почтением.
В восьмой год правления «Юаньхэ» он должен был отправиться на аудиенцию к императору. Иньнян не пожелала сопровождать его.
— Отныне, — сказала она, — я хотела бы уйти в горы и поискать людей, познавших бессмертие. Прошу тебя — позаботься о моем муже.
Лю обещал. После этого он ничего о ней не слышал.
Когда Лю умер, Иньнян приехала в столицу на своем осле и плакала над его гробом, потом опять исчезла. В годы правления «Кайчэн» сын Лю по имени Цзун был назначен правителем Линчжоу и однажды встретил Иньнян на горной тропе. За эти годы она нисколько не изменилась и, как всегда, ехала на белом осле. Иньнян очень обрадовалась встрече, достала зернышко какого-то снадобья и заставила Цзуна проглотить его.
— Если хочешь избежать беды, — сказала она, — то в будущем году откажись от должности и возвращайся в Лоян; снадобье, которое ты проглотил, будет защищать тебя только в течение года.
Цзун не поверил ей. Он предложил Иньнян в подарок яркие шелка, но она не взяла их. Они выпили много вина, и Иньнян уехала.
Цзун так и не отказался от должности и через год умер в Линчжоу. С этих пор никто больше не видел Иньнян.
Ли Фуянь
Предсказанный бракПеревод А. Тишкова
Вэй Гу из Дулина осиротел в раннем детстве. Когда он подрос, то пожелал жениться, однако долгое время не мог найти подходящую невесту. Во второй год правления, известного под девизом «Чжэньгуань»{98}, случилось ему посетить Цинхэ, и по дороге он остановился в харчевне к югу от Сунчэна. Один из проезжих сказал, что он знает удалившегося от дел чиновника по имени Сыма Паньфан, у которого есть дочь-невеста, и если Гу интересуется этим, то пусть сходит в храм Лунсин, западнее харчевни, и сам обо всем расспросит.
Гу давно уже мечтал жениться. Он пошел к храму на следующее же утро, когда заходящая луна еще блестела на небе. На ступенях храма сидел старик с мешком и при лунном свете читал свиток. Гу подошел к нему, заглянул в свиток, однако не смог прочитать написанного.
— Что это за книга? — спросил он учтиво. — Я прилежно занимаюсь с юных лет и хорошо знаю всякого рода письмена, включая санскрит, на котором пишут в западных странах, однако я никогда не видел ничего похожего на то, что начертано в вашей книге.
— Конечно, ты никогда не видел ничего подобного, — улыбнулся старик, — ибо такую книгу нельзя найти в этом мире.
— Что же это за книга? — спросил Гу.
— Книга ада, — был ответ.
— Как же могло случиться, что вы, человек из ада, появились в этом мире?
— Ты оказался вне дома слишком рано, поэтому и встретил меня. Ибо с тех пор, как посланцы ада управляют судьбами людей, они должны посещать свои владения. Ведь дороги принадлежат наполовину людям, наполовину — теням, только многие не знают об этом.
— Какими же делами вы ведаете?
— Всеми свадьбами в этом мире.
Гу обрадовался и сказал:
— Я с малых лет остался сиротой, и моею мечтой было пораньше жениться, чтобы обзавестись большой семьей. Однако вот уже более десяти лет я тщетно ищу подругу. В это утро я должен встретить одного человека, чтобы поговорить с ним о браке с дочерью Сыма Паньфана. Станет ли она моей женой?
— Нет! Твоей будущей жене сейчас только три года, и она войдет в твой дом, когда ей исполнится семнадцать лет.
Затем Гу спросил старца, что лежит у него в мешке; тот ответил:
— В нем красные веревки, которыми я связываю ноги тех, кому предназначено стать мужем и женой. Те, кого я соединил этими веревками, рано или поздно станут супругами, даже если их семьи издавна враждуют. Никакие превратности судьбы или большие расстояния не могут разделить отмеченных мною. Твои ноги уже привязаны к той девушке, о которой я говорил, и все твои хлопоты в другом месте напрасны.
— Где же моя будущая жена, и чем занимается ее семья?
— Она дочь женщины, торгующей овощами к северу от вашей харчевни.
— Могу ли я видеть ее?
— Мать всегда берет девочку на рынок. Следуй за мной, и я покажу ее.
Когда рассвело, старик свернул свиток, взял мешок и отправился в путь. Гу последовал за ним. Придя на рынок, они увидели женщину с трехлетней девочкой на руках. У женщины была отталкивающая внешность и только один глаз; ребенок казался еще более отвратительным.
— Вот твоя будущая жена, — сказал старик.
— Я убью ее! — воскликнул Гу в гневе.
— Все попытки твои будут тщетны. Ей предназначено стать уважаемой женщиной благодаря заслугам сына.
С этими словами старик исчез.
Гу наточил нож и дал его своему слуге со словами:
— Ты верно служил мне, убей эту девочку — и я дам тебе десять тысяч монет.
— Хорошо, — согласился слуга.
На другой день, спрятав нож в рукав, он отправился к тому месту, где женщина торговала овощами.
Слуга ударил девочку ножом и, воспользовавшись поднявшейся суматохой, спасся бегством.
— Убил ее? — спросил Гу, когда посланец вернулся.
— Я целился в сердце, — отвечал слуга, — но удар пришелся выше глаза.
Более четырнадцати лет тщетно пытался Гу найти себе невесту. Затем, в память о безупречной службе отца, Гу был назначен помощником по судебным делам к губернатору Сянчжоу по имени Ван Тай. Он выполнял свои обязанности так хорошо, что Ван Тай отдал ему в жены свою прекрасную дочь лет семнадцати от роду. Гу был очень доволен женою, но ему казалось странным, что она всегда закрывает лоб золотыми украшениями и никогда, даже умываясь, не снимает их.
Спустя год Гу спросил, зачем она так делает, и она с печалью ответила:
— Я — племянница правителя, а не дочь. Мой отец до самой смерти занимал пост судьи в Сунчэне. Я тогда была ребенком. Мать и брат также умерли. Моя кормилица пожалела меня и взяла на себя все заботы. Она вынуждена была выращивать овощи на клочке земли, который остался от отца, и продавать их на рынке. Когда мне было около трех лет, какой-то безумец ударил меня ножом, — с тех пор на лбу и остался рубец. Вот почему я ношу эти украшения. Семь или восемь лет назад меня нашел и удочерил мой дядя, а потом отдал тебе в жены.
— Твоя кормилица была слепа на один глаз? — спросил Гу.
— Да, откуда ты это знаешь?
Гу рассказал ей все… Супруги жили в согласии и относились друг к другу с уважением. Позднее у них родился сын, которому дали имя Кунь. Со временем он стал правителем в Иньмэни, и в силу занимаемого им положения его матери был пожалован обычный в таких случаях титул.
Когда судья из Сунчэна услышал эту историю, он даровал харчевне, где останавливался Вэй Гу, название «Харчевни предсказанного брака» и велел начертать эти слова у входа.
Гуляка и волшебникПеревод А. Тишкова
В последние годы династии Северная Чжоу и в первые годы династии Суй{99} жил некий Ду Цзычунь, молодой гуляка. О своем доме и имуществе он и не думал, жизнь вел праздную и разгульную, пристрастился к кутежам и быстро промотал свои богатства. Родственники отвернулись от Цзычуня, потому что он не хотел работать.
Однажды зимой в драной одежде и с пустым брюхом слонялся он по улицам Чанъани; день клонился к вечеру, а Цзычунь еще ничего не ел; идти было некуда. У западных ворот Восточного рынка, страдая от холода и голода, он остановился и, взглянув на небо, тяжело вздохнул.
К нему подошел старик с клюкой и спросил:
— Почему ты вздыхаешь?
Цзычунь высказал старику свои печали, кляня родственников за бессердечие, и на лице его отразились все волновавшие его чувства.
— Сколько тебе нужно денег, чтобы жить без нужды? — спросил старик.
— Мне было бы довольно тысяч тридцати — пятидесяти, — отвечал Цзычунь.
— Маловато, — заметил старик.
— Сто тысяч.
— Маловато.
— Миллион.
— Маловато.
— Три миллиона.
— Теперь, наверно, хватит, — сказал старик. Он вынул из рукава связку монет и передал ее Цзычуню. — Это тебе на сегодняшнюю ночь, а завтра в полдень я буду ждать тебя в подворье персов на Западном рынке. Смотри не опоздай!
На другой день Цзычунь пришел в назначенное время. Старик дал ему три миллиона и исчез, не назвав даже своего имени.
Став богатым, Цзычунь снова принялся за кутежи, полагая, что дни нищеты больше не вернутся. Он обзавелся добрыми конями, дорогими одеждами и вместе со своими сотрапезниками проводил время в веселых домах, пел и плясал, нисколько не заботясь о будущем.
Через два года деньги кончились. Богатые одежды и резвых коней пришлось продать и заменить их более скромными. Вскоре на смену последнему коню появился осел, а когда и его не стало, пришлось ходить пешком; Цзычунь стал беден, как прежде. И снова, не зная, что ему делать, он поплелся к воротам рынка, вздыхая и ропща на свою судьбу. Послышались шаги, появился старик и, взяв Цзычуня за руку, воскликнул:
— Что случилось? Ты снова гол и нищ! Скажи, сколько тебе нужно денег, и я помогу тебе.
Цзычунь, устыдившись, не отвечал; несмотря на все настояния старика, он лишь смущенно молчал.
— Завтра в полдень приходи на прежнее место, — сказал старик.
Преодолевая стыд, Цзычунь явился в назначенный час и получил десять миллионов. Еще до этого он решил изменить образ жизни и, занявшись каким-нибудь делом, превзойти знаменитых богачей древности. Но как только в его руках оказались деньги, он позабыл о своих благих намерениях и, как в былые времена, предался удовольствиям. Прошло года три, и он стал беднее, чем прежде. Однажды на старом месте он опять встретил старика. Не в силах побороть стыд, Цзычунь закрыл лицо и хотел удалиться. Но старик ухватил его за край одежды и сказал:
— Худо обернулись твои дела. — Затем дал тридцать миллионов и добавил: — Если это тебя не излечит, значит бедность твоя неизбежна.
Цзычунь подумал:
«Я вел беспутный образ жизни, часто бедствовал, но никто из родственников не помог мне. Совсем чужой человек трижды выручил меня из беды; как я смогу отблагодарить его?» И, обращаясь к старику, он сказал:
— Этих денег мне хватит, чтобы заняться достойным делом, обеспечить всем необходимым бедных родственников и выполнить, таким образом, свой долг. Я глубоко вам благодарен, и, как только мои дела наладятся, я сделаю все, что вы скажете.
— Этого я и хотел, — ответил старик. — Устраивай свои дела, сын мой! Мы встретимся в пятнадцатый день седьмого месяца будущего года под двумя можжевельниками, у храма Лао-цзы.
Так как большинство родичей Цзычуня жили к югу от реки Хуай, то он купил десять тысяч му плодородной земли в пригородах Янчжоу, возвел там большие дома, а поблизости от главных дорог построил более ста загородных домиков, где и поселил бедных родственников. Устроив брачные дела племянников и племянниц, он перевез на кладбище предков останки родственников, покоившиеся в других местах. Тем, кто помогал ему, он воздал должное, а также свел счеты с недругами. Закончив дела, он отправился к месту встречи со стариком, так как срок уже наступил.
Старец сидел в тени можжевельника. Вместе они поднялись на пик Юньтай, углубились в горы и, пройдя более сорока ли, увидели прекрасный храм, каких на земле не бывает. Сверкающие облака парили над пришельцами, взлетали ввысь испуганные журавли. В среднем зале стоял огромный котел более девяти чи в высоту, в котором варилось снадобье. С одной стороны котел охраняли зеленые драконы, а с другой — белые тигры; красные отблески огня играли на окнах и стенах. Вокруг котла собрались девять фей.
Приближался заход солнца, и старец, сняв свое простое платье, облачился в одежды жреца и желтую шапку. Затем он дал Цзычуню три белых шарика, велел проглотить их и запить кубком вина. Цзычунь повиновался, и старец, расстелив у западной стены тигровую шкуру, посадил его лицом к востоку.
— Сиди молча, — предостерег он Цзычуня, — даже если увидишь богов и дьяволов, посланцев ада, диких зверей или своих близких, изнемогающих под пытками, знай, что все это лишь видимость. Ты же не двигайся и не бойся, — никакого вреда тебе не будет. Хорошенько запомни мои слова.
Старец удалился. Цзычунь оглядел зал и ничего не заметил, кроме огромного котла, наполненного водой.
Вскоре после ухода старца горы и долины задрожали от топота, — множество колесниц с развевающимися знаменами и всадников, блистающих оружием, мчались сюда. Воинственные кличи сотрясали небо и землю. Впереди — военачальник; он и его конь были в позолоченной броне, слепившей глаза своим блеском. Военачальника сопровождали несколько сот человек, — с обнаженными мечами и натянутыми луками они устремились в зал.
— Кто ты? — вскричал военачальник. — И как смеешь взирать на меня?
Со всех сторон на Цзычуня бросились воины, громко вопрошая, кто он и как здесь очутился. Но Цзычунь хранил молчание. Разъяренные воины грозились изрубить его, пронзить стрелами; голоса их были подобны грому. Цзычунь не отвечал. Разгневанный до предела военачальник и его воины удалились.
Затем ворвалось множество лютых тигров, злобных драконов, львов и ядовитых змей; с шипеньем и ревом бросились они на Цзычуня, угрожая растерзать его. Но ни один мускул не дрогнул на лице Цзычуня, и вскоре чудовища исчезли.
Вдруг хлынул ливень, молнии прорезали мрак, загремел гром. Огненные шары падали вокруг, с треском низвергались молнии, такие ослепительные, что Цзычунь зажмурился. В одно мгновение зал был залит водой более, чем на чжан в высоту; потоки низвергались с быстротой молнии, гремели подобно грому. Вскоре вода достигла того места, где находился Цзычунь. Но он сидел спокойно, и ничего с ним не случилось.
Снова вернулся военачальник, ведя за собой палачей ада, у которых были головы буйволов и других диковинных чудовищ. Они поставили перед Цзычунем огромный котел с маслом. Со всех сторон на Цзычуня были направлены длинные копья и рогатины.
— Если он назовет свое имя, отпустите его, — приказал военачальник. — Не назовет — подымите на рогатину и бросьте в котел.
Цзычунь не произнес ни слова.
Тогда палачи втащили в зал его жену, бросили к ступеням и, показывая на нее, сказали:
— Назови свое имя, и мы пощадим ее!
Цзычунь молчал.
Палачи хлестали женщину кнутами, пускали в нее стрелы, кромсали ножами, ошпаривали маслом и жгли огнем до тех пор, пока она, истекая кровью, не закричала:
— Я простая женщина и недостойна вас, но я служила вам более десяти лет. Под пытками этих дьяволов я нестерпимо страдаю. Я не хочу, чтобы вы унизились до разговора с ними, дабы они меня пощадили, но скажите одно лишь слово, и моя жизнь будет спасена. Как же вы бессердечны, если вам жалко сказать одно только слово!
Женщина корила его и проклинала, и слезы ручьями текли из ее глаз.
Цзычунь ни разу не взглянул на нее.
— Ты думаешь, я не могу убить твою жену? — спросил военачальник.
И он приказал срезать мясо с ног женщины. Несчастная страшно закричала.
Цзычунь ни разу не взглянул на нее.
— Этот негодяй — ловкий волшебник, — сказал военачальник, — нельзя, чтобы он оставался в этом мире.
И он приказал убить Цзычуня. Цзычунь был убит, и его дух предстал перед князем ада Яньло.
— Это и есть волшебник с горы Юньтай? — спросил князь ада. — Пытать его!
Цзычуню лили в глотку расплавленную медь, секли железными прутьями, толкли в ступе, размалывали жерновами, бросали в огненную яму, окунали в кипящую воду, гоняли по горе, утыканной ножами, и через лес мечей. Не было пытки, которой бы его не подвергли. Через все муки он пронес в сердце слова даоса, и ни одного стона не сорвалось с его уст. Когда палачи сообщили князю ада, что испробовали все пытки, тот сказал:
— Этот негодяй недостоин снова родиться мужчиной, пусть он родится женщиной в семье Ван Цюаня, судьи уезда Шаньфу в Сунчжоу.
Цзычунь родился девочкой. Девочка часто болела, и не было дня, чтобы ее чем-нибудь не лечили — уколами, прижиганиями или лекарствами. Один раз она упала в очаг, в другой раз упала с кровати и, несмотря на нестерпимую боль, ни разу даже не застонала. Она выросла и превратилась в красивую девушку, но никогда не говорила, и в семье думали, что она немая от рождения. Родственники всячески обижали ее, но она никогда не отвечала им. Цзиньши по имени Лу Гуй, из того же уезда, прослышал о красоте немой девушки и послал в ее дом сватов. Домашние не захотели выдавать девушку замуж, ссылаясь на ее немоту, тогда Лу Гуй сказал:
— Если она станет хорошей женой, то зачем ей дар слова? Она будет примером для жен с длинным и злым языком.
Родители дали согласие на брак, и в положенное время, со всеми обычными церемониями, была отпразднована свадьба.
В течение нескольких лет супруги жили счастливо. Родился мальчик, который в два года удивлял всех своей смышленостью. Лу Гуй, держа ребенка на руках, пытался заставить жену произнести хоть слово, но все было напрасно. Однажды, разгневавшись, Лу Гуй сказал:
— В давние времена жена министра Цзя никогда не улыбалась, потому что презирала своего мужа. Но она невольно улыбнулась, когда увидела, с каким искусством ее муж пронзает стрелами фазанов. Я себя с ним не сравниваю, ибо литература — это не охота на фазанов. Ты не хочешь говорить со мной. К чему сын, если мать презирает его отца?
И, схватив сына за ноги, он ударил его головой о камень. Из раздробленного черепа брызнула кровь, запятнав землю на несколько шагов вокруг. Любовь матери к ребенку была так велика, что, забыв все обеты, она воскликнула: «Ой!» Вопль еще не замер, а Цзычунь уже сидел на своем прежнем месте. Перед ним стоял даос. Шла пятая стража. Храм вспыхнул ярким огнем, огромные языки пламени взметнулись вверх, весь зал был охвачен огнем.
— Ты разрушил мои надежды, — сказал монах со вздохом. Потом схватил Цзычуня за волосы и окунул в чан с водой, так как его одежда начала тлеть. — Ты подавил в себе, сын мой, такие чувства, как радость и гнев, скорбь и страх, ненависть и надежду. Ты не смог заглушить лишь любовь. Не крикни ты, и мой эликсир был бы готов, а ты тоже стал бы бессмертен. О, как трудно найти надежного помощника для поисков бессмертия! Я попытаюсь снова приготовить эликсир, а ты вернешься в мир смертных. Прощай!
И монах показал Цзычуню дорогу. Цзычунь заставил себя оглядеться по сторонам. Котел был испорчен, из него торчал длинный железный пест толщиной в руку. Монах начал срезать его ножом.
Вернувшись в мир, Цзычунь очень горевал о том, что не смог помочь своему благодетелю. Он решил отыскать монаха и попытаться снова услужить ему. Но когда он взошел на гору Юньтай, там не было даже следов храма. Полный скорби, Цзычунь вернулся назад.
Чжан ЛаоПеревод О. Фишман
Старый огородник Чжан Лао был родом из уезда Люхо в Янчжоу. Его сосед, некий Вэй Шу, в годы «Тяньцзянь»{100} служил чиновником в городе Янчжоу, а потом вернулся домой. В это время его дочь достигла возраста, когда начинают закалывать шпильки{101}. Вэй Шу позвал сваху и велел ей найти хорошего жениха. Услышав об этом, Чжан Лао очень обрадовался и стал поджидать сваху у ворот дома Вэй Шу. Когда та вышла, Чжан Лао зазвал ее к себе, угостил вином, закусками и сказал:
— Я знаю, что в доме Вэя есть девушка, которую собираются выдать замуж, а вам поручили найти жениха. Правда это?
— Правда, — ответила сваха.
— Я уже стар, — сказал Чжан Лао, — но дело у меня доходное — на пропитание и одежду хватает. Хочу, чтобы вы замолвили словечко за меня; если дело сладится, я в долгу не останусь.
Сваха выругалась и ушла, но Чжан Лао не успокоился и на следующий день снова остановил ее на дороге.
— Нет у тебя чувства меры, старик! — стала отчитывать его сваха. — Да разве дочь чиновника пойдет за старого огородника? Хоть они и бедны, но многие вельможи охотно бы породнились с ними. Ты не пара этой девушке. Разве я могу — в благодарность за вино, которым ты меня угостил, — позорить себя в доме Вэй!
— Ты только похлопочи за меня, — стоял на своем старик. — Если твои слова не подействуют, значит, такова моя судьба!
Ну, что было свахе делать? Побранилась она, но к Вэй Шу все-таки пошла.
— Ты меня ни во что не ставишь оттого, что я беден! — гневно воскликнул Вэй Шу. — Разве наша семья согласится на такое! Да как этот огородник смеет даже подумать о нас! Ладно, он и брани моей не стоит, но как ты решилась прийти с таким предложением?
— Конечно, я не должна была говорить это, — оправдывалась сваха, — но старик так на меня наседал, что я не могла не передать вам его слова.
— Скажи ему, — сказал Вэй Шу в сердцах, — пусть принесет пятьсот связок чохов{102}, тогда отдам ему дочь.
Эти слова сваха тотчас передала Чжан Лао.
— Ладно, — ответил старик, а на другое утро подкатил на телеге к дому Вэй Шу — привез пятьсот связок.
— Я же пошутил, — удивился тот. — Но откуда этот огородник смог достать столько денег? Я был уверен, что у него их нет, поэтому так и сказал. За одну ночь он добыл такую огромную сумму. Что же делать?
Послал Вэй Шу слуг к дочери, а та, оказывается, согласна.
— Видно, судьба, — сказал Вэй Шу и тоже дал свое согласие.
Женился Чжан Лао на дочери Вэй Шу, но огород не бросил. Землю копал, сажал рассаду, овощи на базаре продавал. Жена его сама стряпала, стирала, никакой работой не гнушалась. Родня ее очень была недовольна этим, но не могла ей помешать.
Так прошло несколько лет. Стали родные и друзья бранить Вэй Шу:
— Правда, семья твоя обеднела, так разве нельзя было породниться с сыном какого-нибудь бедняка? Зачем было отдавать дочь за огородника? Если тебе она не нужна, услал бы ее куда-нибудь в далекие края.
На другой день Вэй Шу устроил угощение и пригласил дочь с зятем. За ужином напоил старика и намекнул ему на нежелательность его пребывания здесь.
Чжан Лао поднялся и сказал:
— Мы боялись, что вы будете горевать, если ваша дочь уедет далеко. А раз вам неприятно наше соседство, так нам нетрудно уехать. У меня есть хуторок у подножия горы Ваншань; завтра же утром мы переедем туда.
На рассвете Чжан Лао пошел прощаться с Вэй Шу.
— Если соскучитесь, — сказал он, — можете послать старшего брата проведать нас на южный склон горы, где приносятся жертвы небу.
Тут он велел жене надеть бамбуковую шляпу, усадил ее на осла, а сам пошел сзади, опираясь на палку. С тех пор никаких вестей от них не было.
Прошло несколько лет, и вот Вэй Шу как-то вспомнил о своей дочери: может быть, она обнищала и ходит в грязных лохмотьях? Захотел он узнать, что с ней, и велел своему старшему сыну Вэй И навестить сестру.
Добравшись до южного склона горы, Вэй И повстречал там куньлуньского раба, который пахал поле на желтых волах.
— Здесь хутор Чжан Лао? — спросил Вэй И.
Сложив руки в знак приветствия, куньлуньский раб ответил:
— Почему вы, сударь, так долго не приезжали? А хутор отсюда совсем близко, я покажу дорогу.
Вэй И пошел вслед за ним к востоку. Они поднялись на гору, переправились через реку и вступили в край, совсем не похожий на тот, в котором живут простые смертные. Потом снова поднялись на гору, снова перешли реку и к северу от нее увидели большой дом с красными воротами, с разными пристройками и башнями. Среди пышной зелени пестрели цветы, вокруг было очень красиво. Повсюду летали фениксы, журавли, павлины. Слышались пение и музыка, все радовало слух и взор. Указав рукой на дом, куньлуньский раб сказал:
— Здесь и живет семья Чжан.
Вэй И был потрясен, такого он не ожидал!
Подошли к воротам. Там стоял слуга в красной одежде; низко поклонившись, он провел Вэй И в зал. Его убранство поражало своей роскошью. Вэй И никогда ничего подобного не видел. Воздух был напоен тонким ароматом цветов.
Послышался звон подвесок и браслетов, сначала едва слышный. Он приближался. Вошли две девушки и объявили:
— Хозяин идет.
Затем появилась толпа служанок, одна краше другой. Они выстроились двумя рядами друг против друга, словно собираясь кого-то встречать. И вдруг перед Вэй И предстал человек в княжеской шапке, пурпурном одеянии и красных туфлях. Служанка подвела Вэй И к нему. Человек этот был высокого роста, величественной осанки, с лицом открытым и ласковым.
Вэй И пригляделся, а это, оказывается, Чжан Лао!
— В мире смертных человек мучается словно в огне, — сказал Чжан Лао. — Тоска как пламя охватывает его, и он никогда не может насладиться спокойствием. Хорошо, что вы прибыли сюда, но как же нам развлечь вас? Ваша сестра сейчас причесывается, она скоро выйдет, — поклонившись, он попросил Вэй И сесть.
Через несколько минут вошла служанка.
— Госпожа уже причесалась, — сказала она и повела Вэй И в покои его сестры.
Стропила и балки там были из дерева алоэ. Двери инкрустированы черепашьими панцирями. Оконные переплеты были выложены нефритом. Дверной занавес унизан жемчугом. Каменные ступени прозрачные, гладкие, лазурного цвета, — даже не понять, из чего они сделаны.
А уж таких нарядов, какие были на сестре, Вэй И никогда не видал.
Брат и сестра осведомились о здоровье друг друга, потом она спросила об отце, о матери, и на этом разговор иссяк.
Подали угощение. Блюда были превосходные, самые изысканные, но названий их Вэй И не знал. После трапезы гостя повели спать во внутренние покои. На рассвете следующего дня, когда Вэй И сидел вместе с Чжан Лао, вбежала служанка и что-то шепнула на ухо хозяину. Улыбнувшись, он сказал:
— У нас гость, как же можно оставлять его в одиночестве до самого вечера?! — и, обернувшись к Вэй И, он пояснил: — Ваша сестра хочет прогуляться на гору Пэнлай{103} и просит, чтобы я сопровождал ее. Мы вернемся засветло; вы отдохнете у нас денек. — Поклонившись, Чжан Лао вышел.
Через мгновение в зале появились разноцветные облака, прилетели фениксы, и под звуки чудной музыки Чжан Лао и сестра Вэй И уселись на них. Более десятка сопровождающих оседлали белых журавлей. Священные птицы взмыли в небо и взяли путь на восток. Вскоре они совсем скрылись из глаз. Только в ушах Вэй И все еще звучала нежная музыка.
Служанки наперебой старались услужить гостю. Наступил вечер, послышалась тихая музыка, которая становилась все громче и громче. В комнате появились Чжан Лао и его жена.
— Вы были здесь одни в полной тишине, — сказал Чжан Лао. — Но это — обитель бессмертных, в которую нет доступа простым смертным. Судьбою вам было предназначено попасть сюда, но жить здесь нельзя. Завтра нам придется проститься.
Когда пришла пора расставанья, сестра Вэй И снова вышла к нему, чтобы передать привет родителям.
— Мы так далеки от мира людей, что писем не пишем, — сказал Чжан Лао. Он вручил Вэй И четыреста лянов{104} серебром и еще дал старую бамбуковую шляпу, сказав при этом:
— Если у вас не будет денег, идите в северную часть города Янчжоу к торговцу лекарствами Ван Лао и получите у него десять миллионов монет. Дадите ему эту шляпу в знак того, что вы от меня.
Попрощались. Чжан Лао приказал куньлуньскому рабу проводить Вэй И на гору, где стоял жертвенник небу. Там раб поклонился и ушел. Вэй И вернулся домой с деньгами. Семья его очень удивилась всему, что с ним произошло. Одни считали, что он встретился с бессмертными духами, другие — что это была нечистая сила. Трудно сказать, кто из них был прав.
Прошло лет пять или шесть. Деньги кончились, и Вэй И решил пойти к торговцу Ван Лао, но все откладывал, так как не был уверен, что тот даст деньги. А тут еще кто-то сказал ему: «Да разве он выложит такую сумму без единой строчки рекомендации? Неужели старая шляпа может служить доказательством?»
Потом пришли тяжелые времена, и домашние стали требовать, чтобы Вэй И пошел к Ван Лао:
— Не даст денег — уйдешь, только и всего! — говорили они.
Тогда Вэй И отправился в Янчжоу и, миновав северные ворота, увидел лавку, в которой старик продавал лекарства.
— Разрешите узнать вашу фамилию, почтеннейший? — спросил Вэй И.
— Моя фамилия Ван.
— Чжан Лао сказал мне, чтобы я получил у вас десять миллионов, и в доказательство дал мне вот эту шляпу.
— Деньги-то есть, — сказал Ван Лао, — но та ли это шляпа?
— Вы можете померить, — ответил Вэй И. — Разве вы не узнаете ее?
Ван Лао не ответил. В этот момент из-за темного полога вышла девочка и сказала:
— Как-то Чжан Лао проходил здесь и велел мне зашить его шляпу. У меня тогда не было черных ниток, и я зашила ее красными. Я узнаю свое шитье, это и будет доказательством. Да, та самая, — подтвердила она, взяв шляпу.
Получив деньги, Вэй И отправился домой. Теперь он поверил, что Чжан Лао действительно бессмертный святой.
Через некоторое время отец опять вспомнил о дочери и послал сына на южный склон горы. Но Вэй И заблудился в лабиринте гор и рек и совсем потерял направление. Повстречались ему дровосеки, но и они не знали, где находятся владения Чжан Лао. Пришлось огорченному Вэй И ни с чем возвратиться домой. Домашние поняли, что пути у бессмертных и людей различны, не придется им больше свидеться с дочерью.
Пошел Вэй И искать Ван Лао, но и тот уехал.
Прошло еще несколько лет. Как-то Вэй И попал в Янчжоу; прогуливаясь у северных ворот, он вдруг увидел куньлуньского раба, слугу Чжан Лао. Тот подошел к нему и спрашивает:
— Как поживают ваши почтенные родные? Хотя моя госпожа и не может вернуться к родным, но она всегда будто рядом с вами. Что бы у вас в доме ни произошло, она все знает. — Вынув из-за пазухи десять цзиней{105} золота, он передал их Вэй И.
— Госпожа велела мне передать это вам, — сказал он. — Мой господин пьет вино с Ван Лао в этой винной лавке. Вы посидите немножко, я пойду доложу им.
Вэй И присел и стал ждать; вечерело, а куньлуньский раб все еще не выходил. Тогда Вэй И сам пошел в лавку. Там было полно народу, все пили вино, но ни стариков, ни куньлуньского раба нигде не было. Вынул он золото, что дал раб, посмотрел — настоящее! Пораженный Вэй И, вздыхая, побрел домой. Этого золота его родным хватило на несколько лет жизни. Но о Чжан Лао они больше ничего не слыхали.