лорита не хватало только мышей.
— Садись, ты у нас гостья… — Я внимательно присмотрелась к подоконнику, смахнула с него ладонью обрезки пергамента и решила, что сяду здесь. А Рихтер пускай устраивается где хочет. Хоть на шкаф залезает.
— Да-да, госпожа конунг, чувствуйте себя как дома! — Элементаль, высунувшись из косяка, в прямом смысле сияла от радости. — Располагайтесь поудобнее, мы всегда рады вас видеть!
«Подхалимка», — хмуро подумала я. Когда это, спрашивается, она еще могла видеть конунга до того, как та приехала в Академию? А с другой стороны, чего это я? Не всякой элементали выпадает такое счастье — чтобы к твоей двери прикоснулся золотой дракон. Даже я понимаю, что Лерикас в драконьем обличье не просто змея с крылышками, а уж флуктуации…
На мгновение мне представилось, как Лерикас целенаправленно идет по Академии, по порядку открывая каждую дверь, и я кашлянула в кулак, стараясь скрыть улыбку.
Конунг, усмехнувшись, погладила элементаль — так люди гладят кошек, — и флуктуация, заурчав, опять подсунулась под ее ладонь. Во все стороны брызгами летели искры; одна из них упала на переднюю лапу Фенрира Волка, и он тихонько рыкнул. Элементаль, осознав всю недопустимость своего поведения, ойкнула и моментально скрылась в косяке.
— Я правильно поняла, они живут у вас в каждой двери? — Лерикас посмотрела на свою ладонь, потом — на косяк. Кажется, элементаль ей понравилась. — Что-то вроде замены замку с кнопочками?
— Почти в каждой. Но есть и исключения. — Я благоразумно не стала спрашивать, зачем на замке нужны кнопочки. Что, разве он без них не работает?
Конунг все никак не могла оторваться от двери. Она тихонько побарабанила когтями по косяку, и мне почему-то представилось, как она, не прилагая ни малейших усилий, засовывает руку по локоть в пятое измерение и вытаскивает оттуда за хвост какую-нибудь хищную флуктуацию. Саламандру, например. А саламандра, поджав лапки, честно пытается изобразить, что она тут совсем ни при чем и вообще так… мимо пробегала.
Видя такую заинтересованность, Фенрир тоже обнюхал косяк. То ли случайно, то ли намеренно он ткнулся носом в ладонь Валери. Конунг рассеянно потрепала свисающее ухо и, щелкнув когтем напоследок, зашла в кабинет. Фенрир просочился следом, и внутри разом стало тесно. Несколько мгновений он топтался на одном месте, прикидывая, как ему можно улечься между стопками учебной литературы. Я изящно взмахнула рукой и самая высокая стопка величаво отплыла к дальней стене. Волк лег на освободившееся место и уложил голову на лапы.
— Ремонт? — понимающе спросила Лерикас. Я кивнула. — Яльга, а они… элементали как-то размножаются?
Я задумалась. Эта сторона вопроса меня почему-то никогда не интересовала: возможно, мне просто не приходилось испытывать нехватки в элементалях. Обычно их было даже чуть больше, нежели требовалось для спокойной жизни.
— Ну… этого мы еще не проходили. Я думаю, Эгмо… то есть магистр Рихтер! — должен знать наверняка. Эту же он откуда-то взял!
Лерикас задумчиво провела пальцем по нижней губе.
— Как ты думаешь, — нейтрально спросила она, — Академия согласится выделить мне одну? Или двоих, чтобы им не скучно было?
— Да ты и с одной не соскучишься, — хмыкнула я, а от порога добавили:
— А Академия скажет конунгу большое спасибо. И поинтересуется, не хотят ли подданные оного завести себе такое же экзотическое животное.
— Какое еще животное?! — возмущенно возникла элементаль, но, покосившись на Рихтера, тут же залезла обратно. Впрочем, из косяка еще долго доносилось неразборчивое бормотание, что-то вроде: «Живо-отное, тоже скажут…»
— Ну не растение же, — философски пожал плечами Эгмонт. — Здравствуйте, Лерикас.
Он закрыл за собой дверь и, аккуратно перешагнув через Волка в самом его невысоком месте, подошел к окну. Я быстро слезла с подоконника; среди книжных завалов мелькнула табуретка, и я, пока ее еще кто-нибудь не заметил, поспешила заявить на нее свои права. Рихтер открыл окно; ветер качнул створку, маг заложил ее стопкой книг, той самой, которую я слевитировала к стене, и развернулся к нам.
На несколько мгновений воцарилась неловкая тишина, которую Хельги, случись он рядом, охарактеризовал бы метким выражением «Стражник родился». Я слышала, как за окном воркуют голуби, как Фенрир Волк тихонько скребет когтями по полу и как Эгмонт пытается сообразить, чего бы сказать, призывая на помощь весь графский опыт. Неожиданно в сумке у Лерикас что-то завозилось, и скрипучий голосок недовольно произнес:
— Ну да, конечно, элементаль мы погла-адили… чужую, между прочим! Волка погла-адили… ну ладно, он свой! С этими… магами, — последнее слово голосок угрожающе подчеркнул, — поздоровались, хотя они-то с которого боку свои?! А про Скупидонуса никто и не вспо-омнил! Коне-эчно, дождешься тут, чтобы погладили или здоровья пожелали!
В этот момент Фенрир вдруг одним скользящим движением поднялся на ноги и метнулся вперед. Он сделал это так быстро, что я не успела ничего разглядеть: по комнате будто промелькнула смазанная серая тень. Рихтер машинально вскинул руку, но тут же, вспомнив, сжал пальцы, заглушая вызванное было заклинание. Скупидонус смолк, а Валери, нахмурившись, как будто к чему-то принюхивалась.
— Что случилось? — быстро спросила я, переводя взгляд с Волка на Эгмонта, а с него — на владычицу оборотней. Та пожала плечами:
— Не знаю… Фенрир?..
Волк, по-охотничьи сгорбившись, обнюхивал какое-то место на полу. На первый взгляд, ничего особенного там не было, но, присмотревшись, я увидела на досках две неглубокие вмятины — здесь стояло что-то тяжелое, и убрали его сравнительно недавно. Что-то мелькнуло у меня на краю памяти, но тут Фенрир прижал уши к голове и очень тихо зарычал. Возможно, волки не рычат, но я не могла подобрать другого слова. Не знаю, как там Лерикас, но я мгновенно поняла, что у меня есть не то шерсть, не то подшерсток, — как бы то ни было, оно встало дыбом. Это был голос охотника, почуявшего дичь. Судя по всему, очень опасную дичь… но если она опасна для него, то что же говорить о нас?
Эгмонт напряженно смотрел на это место, и я чувствовала, что он в любой момент готов ударить. На всякий случай и я начала разминать пальцы; но тут Лерикас встала и, быстро подойдя к Фенриру, положила ладонь ему на голову, между ушами.
— Успокойся, мальчик, — негромко произнесла она. — Его здесь уже нет. Его вообще больше нет. Он здесь был, и его уничтожили. Это всего лишь запах, след, отголосок… и он никому больше не сможет повредить.
В ее голосе не было ничего особенного, но в тот миг я отчетливо поняла, за что Валери даль Торрант называется конунгом. Мир стал прежним; тень, которая на него легла, исчезла под лучами солнца. Исчезла, чтобы больше никогда не появиться.
Рычание мало-помалу стихало, но Волк еще долго не мог успокоиться. Через какое-то время он позволил увести себя; Лерикас вернулась в свое кресло, а Фенрир лег вокруг, живо напомнив нам тот день, когда мы впервые увидели конунга Арры на центральной площади города. Правда, любимое кресло Эгмонта было немного меньше каменного трона, и это позволило Фенриру положить голову Лерикас на колени. Что же сумело так его напугать?
Кстати сказать, перемещаясь по лаборатории, ни конунг, ни Фенрир не уронили ни единой книги.
Тут сумка опять заворочалась и завздыхала. Не вставая, Валери подняла ее с пола и сообщила нам, возясь с хитроумной гномийской застежкой:
— В самом деле, нехорошо получается. Скупидонус же приготовил вам подарок…
Фраза была совершенно невинной, но Эгмонт почему-то вновь напрягся. Впрочем, как раз это меня и не удивляло. Я плохо действую на преподавателей. К примеру, ума не приложу, как это еще жив бедняга-бестиолог. Хотя ему еще два года нам лекции читать…
А вот директор после кафских слонов стал относиться ко мне немножко теплее. Вероятно, оттого, что из-за меня не пришлось заново мостить все прилегающие к Академии улицы.
Пока не пришлось.
— Ну, забирайте. — Конунг встряхнула сумку, переводя взгляд с меня на Рихтера.
Но Эгмонт по-прежнему стоял, намертво вцепившись в подоконник, и я поспешила воспользоваться моментом. Прикоснуться к легендарной Сумке Скупидонуса… ха, да близнецы за это дали бы себя обстричь если не налысо, то очень и очень коротко, а Генри Ривендейл согласился бы всю жизнь ходить кудрявым!.. Упускать такую возможность я не собиралась и потому быстренько сунула руку внутрь.
«Внутри» оказалось куда глубже, чем я предполагала; рука ушла туда по локоть, но почти сразу мне в ладонь толкнулось что-то толстое и прямоугольное. Почти одновременно я ощутила прикосновение маленькой мохнатой лапки, которая мгновенно ощупала всю мою руку целиком и каждый палец в отдельности. Чувствовался недюжинный профессионализм, и я оторопела.
— Скупидонус, — сладким голосом сказала Лерикас, — она колец не носит. Пока. И я не поняла, кто кому тут подарки дарит?
— А я что? Я ничего! — заторопилась сумка. — Я так, любуюсь! Красивые пальцы, музыкальные… А вообще, чего это она колец не носит, а, конунг? Самое время!
Я оторопела повторно, Рихтер еще крепче вцепился в несчастный подоконник. Лерикас быстро глянула на него и прикусила губу.
— Я тебе потом объясню, — мягко пообещала она. — А раз уж ты кольцами интересуешься, так я слышала, что здешний клан ювелиров готов заключить выгодную сделку…
Последние слова она договаривала уже в пустоту, вслед исчезающей сумке. Когда Скупидонус построил для своего обиталища телепорт, не заметил никто, включая, кажется, и золотого дракона. Вот что значит чувство долга, не без уважения подумала я. Всегда на работе!
Я посмотрела на то, что осталось у меня в руке. Это была книга — и впрямь довольно упитанная, но все равно не способная составить конкуренции среднему труду по боевой магии или алхимии (правда, магистр Зирак?). Сверху на обложке тонкой эльфийской вязью были выведены имена двух авторов. Ну да эльфы на то и эльфы — поодиночке не ходят, книги и то вдвоем пишут. Ниже более крупным шрифтом золотыми буквами было выведено название. Я прищурилась и разобрала среди цветочков и завитков: «Фортуна избирает златокудрых». Ничего не понимаю…