примет в жертву четыре разрушенных мира?! Я отдал их, спасая его, – и вот возмездие: Мариэль мертва! Я смел выбирать, когда путь есть только один – и я его пройду! Отойди.
– Зачем?
– Не важно. Отойди, Дэрэк. Заклинаю тебя, отойди!
Он протянул руку, оградив юношу Барьером, и Дэриэн невольно отметил, что довольно странно для Синеглазого прибегать к помощи жеста в заклятиях – жеста, слишком похожего… на прощальный взмах?!
– Что ты задумал?! – рванулся Дэриэн.
– Не приближайся к границе Барьера, – услышал он вместо ответа, – и жди: за тобой придут. А ещё… Помни, Дэрэк: нет ничего дороже жизни – не только наших любимых и тех людей, что рождены в Саоре, но и тех, что ничего не знают о нас и не узнают никогда. Только пока мы помним это, Саор будет тем, чем является, тем, ради чего стоит жить и не жаль умереть. Мой Дэрэк… Прости!
– Синеглазый, стой! – крикнул юноша, но ветер, вновь завладевший Мариником, заглушил его крик.
Ветер, заполнивший собой пустоту погибшего мира, свободно пронёсся над землёй. Он поднялся до мутного неба – и сорвался вниз, неся с собой свет возрождённых солнц. Он взметнул тучи пыли – и они стали облаками. Ветер взвыл в бездонных провалах и вырвался оттуда, сбегая от их сближающихся, выравнивающихся краёв. Устремился ввысь наперегонки с тянущимися стволами деревьев, шурша их жёлтой листвой. Дэрэк почти видел, как где-то далеко этот же ветер несёт с собой синеву неба, воды рек и морей, зелень трав, и запах цветов, и шум множества голосов тех, кто так никогда и не узнает, что их мир какое-то время не существовал…
Он огляделся. Перед ним снова был Мариник, точно такой же, как этим утром, и Мариник жил. Только дождь не шёл да на месте дома Мэйлин осталась пустошь, островок голой бурой земли. Барьер незаметно исчез, и юноша с восторгом дотронулся до влажной жёлтой травы, вдохнул пряный жаркий воздух, сосчитал четыре размытые тени, что он опять отбрасывал.
– Тебе удалось! – воскликнул он в восторге. – Удалось всё вернуть!
Джэд не отозвался, и Дэрэк позвал вновь:
«Синеглазый, где ты?»
Ветер, прошелестевший в вершинах старых деревьев, да звон крови внутри – вот и всё, что он услышал в ответ. В растерянности Дэриэн прошёл несколько шагов, озираясь по сторонам, и наконец увидел его. Дэйкен сидел, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к дереву.
– Что ты молчишь? – сердито начал Дэрэк, подходя поближе. – Я тут волнуюсь, а тебе лень откликнуться.
Маг ничего не ответил. Он улыбался, прикрыв глаза, и от этой светлой улыбки обычно суровое лицо стало неожиданно нежным и юным.
– Синеглазый, что с тобой? – спросил Дэриэн, касаясь его руки, – и отшатнулся.
Отпущенная рука безвольно упала в пыль.
Похолодев, юноша опустился на колени и приложил ухо к груди короля.
Сердце не билось.
– Синеглазый, очнись, – горячо заговорил Дэрэк, – вставай, прошу тебя! Ты же не умер. Ты не можешь умереть. Ответь мне, Синеглазый! Ты Хранитель, ты бессмертен. Ты не можешь просто так взять и уйти!
«Если что-нибудь вынудит меня отдать всю свою силу разом, я умру, как любое живое существо», – отчётливо вспомнил он.
Четыре воскрешённых мира – Дэриэн не сомневался, что их четыре. Задача с заранее известным решением. Выбор, что вопреки всему сделал Джэд, сделал, понимая, что за этим последует…
В отчаянии Дэрэк встряхнул неподвижное тело, и из глубины его души вырвался вопль – нет! Так не бывает, не должно случаться наяву! Это сон, страшный сон! Лишь во сне, чудовищном, кошмарном сне Джэд может умереть, словно обычный человек!
– Синеглазый, – прошептал Дэриэн, – вспомни о Саоре, твоём Саоре. Кто, если не ты, позаботится о нём? Ты – наш Хранитель, ты не имеешь права нас бросать! Саор погибнет без тебя, слышишь?! Ты не смеешь умирать!
Он замер, глядя в такое родное, дорогое, близкое лицо. И в смерти Джэд остался красив той завораживающей, непостижимой, гордой красотой, что притягивала к нему все взгляды и покоряла сердца. Только его неповторимые, невероятные глаза не освещали всё своей исключительной синевой, заставляя глядеть в них с восхищением и ожиданием…
– Джэд, – сам не понимая, что делает, юноша прижался губами к навсегда закрытым глазам, – а обо мне ты подумал? Как же я теперь – без тебя?.. Саор, может, и переживёт, и Хранитель вернётся… Но я без тебя жить не хочу и не буду! Наверно, я только сейчас понял, что ты значил и значишь для меня… Мой Синеглазый…
Он обнял его и прижал к себе, каждую минуту надеясь на чудо. Но чуда не происходило, и в какой-то миг принц с ужасающей ясностью осознал: это не сон. Всё кончено. Дэйкен мёртв и уже не отзовётся.
Никогда!!!
Со странным безразличием Дэрэк огляделся.
Неподалёку лежала Мариэль, точёное бледное лицо было спокойно, выпачканные в крови и грязи волосы рассыпались по земле. Чуть дальше – Рэг, её брат и убийца, широко открытые глаза с ненавистью уставлены в жёлтое небо. И между ними – меч, поразивший их обоих.
Дэриэн покрепче сжал руки. Ему казалось святотатством, что Джэд, сильный и гордый, будет вот так валяться на земле, и его смоляные волосы перемешаются с пылью Мариника. Юноша смотрел на кровь, запятнавшую всё, кроме камней ожерелья, – кровь таких разных детей одного отца, по чьему-то зловещему умыслу встретившихся в чужом им мире, чтобы погибнуть. Кровь испачкала одежду Дэрэка: он глядел на неё, и душу его заполняла пустота.
Он не думал о том, что будет дальше. Он вообще ни о чём не думал. Если бы у него остались слёзы и силы плакать, он бы плакал. Но у него не осталось слёз, горе выжгло их. Он не помнил в эту минуту, кто он такой и откуда. Что где-то существует Саор, принцем которого он всё ещё являлся. Он забыл о Дейзи, своей принцессе, и об их будущем сыне. Даже свет Сэрбэл, что всегда сиял рядом с ним, теперь померк для него.
Перед ним вставали лица Орнга и Гэссы, звучали их голоса. Он снова слышал их страстный спор – бесполезный спор. Всё оказалось бесполезным и бессмысленным: и просьба принцессы, и его вызов судьбе, и его вера. Кто он такой, чтобы спорить с судьбой? Бездарный принц, один из бесчисленной вереницы Правителей, короткое имя в истории Наставницы – истории времени правления Джэда, сына Аргена, короля Саора.
Он вновь и вновь вспоминал, как тревожным весенним днём, полным солнца и скорби, за ним на Землю пришёл незнакомый синеглазый парень. Пришёл, рискуя жизнью, чтобы помочь ему, – насмешливый, властный, не терпящий возражений. Он вызывал раздражение одним своим видом – уверенный, презирающий опасность, твёрдо знающий, чего он хочет добиться и зачем. Совершенство облика, высота целей, великая сила магии… Полубог… Как скоро Дэриэн угадал за внешней оболочкой человека, нуждавшегося в поддержке и понимании? Когда осознал, что они оба связаны незаметно возникшим доверием? С того дня прошло полгода и четыре с половиной дня. Даже редко видясь, Дэрэк знал: Джэд рядом, достаточно лишь позвать. В какую бы переделку юноша ни попал, Синеглазый являлся на помощь. И вот теперь хоть кричи до хрипоты, в ответ не раздастся родной ироничный голос, то язвительный и резкий, то сдержанный и мягкий, порой даже нежный, – и это не укладывается в голове, нет…
Дэриэн понимал: то, ради чего Джэд отдал жизнь, действительно того заслуживало. Будь он на его месте, поступил бы так же. Но сердце кричало: несправедливо! Почему Дэйкен и Мариэль? Почему не я?! Я, немощный и сомневающийся, спотыкающийся тут и там на трудном пути правителя, остался жив и даже невредим. Из нас троих я был самой лёгкой мишенью, самой меньшей утратой для Саора – но я живу, дышу, моё сердце бьётся. А они покоятся под жёлтым небом Мариника рядом с Рэгом, их убийцей.
Юноша не задумывался о том, что ему, не владеющему магией, не вернуться в Саор. Что он беспомощен и затерян в чужом мире, и никто не знает, где он. Он и не надеялся, что его будут искать, и не предполагал, что найдут живым. Он просто сидел и смотрел на Джэда, и внутри него нарастала волна гнева.
– Ведь это жестоко! – с яростью и болью воскликнул он, задрав голову к небу, словно тот, кому предназначались его слова, находился там, скрытый от глаз. – Даже если это и оправдано, это всё равно чудовищно! Уверен, ты сейчас видишь и слышишь меня, Тор, всемогущий Создатель! Знай, что отныне я презираю тебя! Презираю потому, что за две тысячи лет ты так и не понял, что является главным для тех, кого ты хранишь! Что важнее Законов, запрещающих тебе вмешиваться в ход событий! Что единственное по-настоящему заслуживает, чтобы его берегли, отвоёвывая у судьбы, даже у смерти! Но ты, бесстрастный и бесчувственный, слишком долго был богом, чтобы вспомнить, что это…
Он умолк и поник всем телом. Ветер, треплющий кроны деревьев, гнавший на него мглу Одигер, пытался предупредить юношу. Но тот равнодушно глянул на приближающуюся бурю и не шевельнулся.
«Пусть Одигер, – устало подумал он, – по крайней мере я уйду вместе с ним».
Дэрэк сознавал, что, оставаясь на месте, лишает себя последней возможности спасения. Если бы он сразу, немедля бросился бежать, то, верно, успел бы добраться до Пещер и переждать Одигер там. Но ему не хотелось ни жить, ни бороться за жизнь. Он спокойно смотрел, как сгущаются тучи и в самой их гуще всё отчётливее и отчётливее сверкают алые молнии, похожие на раскалённую сеть. Дэрэк не боялся. Страх умер в нём. Принц Соледжа столько пережил за это утро, что не представлял уже, чего теперь стоило бы и можно было бы испугаться. Он видел гибель и воскрешение мира, обрёл и вновь утратил свою королеву, был свидетелем сражения двух самых сильных магов из всех живущих. Он потерял самого дорогого и близкого ему человека – и, только потеряв, понял, что он значил для него… Наконец, он заранее смирился с собственной смертью. Он остался один и молча ждал, когда его поглотит Одигер.
Юноша не знал, сколько он просидел так – полчаса, час или миг. Нарастающие с каждой минутой жар и шум давали понять, что конец недалёк. Он взглянул вверх. Багровая мгла заслонила солнца, их свет стал зловещим, кровавым. В нём смешались воедино отсветы молний и настоящая кровь. Улыбка Дэйкена, умиротворённость Мариэль, гримаса Рэга – всё растворилось в этом страшном свете, стало сном, кошмаром, воспоминанием… Дэрэк прильнул к брату и закрыл глаза. Стремительно налетевший вихрь, швыряющийся песком и вопящий сотнями голов, даже обрадовал его – вот и всё.