Рука Дэрэка ложится на моё плечо:
– Всё правильно, Джэд. Не горячись так. Ты же не один будешь, как раньше. Тор поддержит, дети выросли. И вообще, как только Саор прочувствует идею, к тебе устремятся толпы желающих помочь.
«К тому же я всегда рядом».
Киан глядит на нас, склонив голову, затем поворачивается к Эльгер:
– Кажется, до меня начинает доходить, что ты имела в виду.
Взмах коротких рыжих прядей:
– Завидно?
– Нет. Наверно, так и должно быть – безграничное понимание… Эль, пойдём танцевать? Последний танец объявили!
Они упархивают, словно парочка лэктэрхов. Я провожаю их улыбкой.
– Слышал, как он её назвал? – ревниво ворчит Дэрэк. – Эль!
– Он её любит, – я обнимаю своего очеловечившегося тонха. – В отличие от меня.
Хмурая складка разглаживается:
– Джэд… правда, последний танец. Медленный.
– Идём.
Музыка нежная и плавная, льётся словно ниоткуда. Не хочется думать ни о чём. Кладу голову на плечо Дэрэка… как хорошо, что мы одного роста! Руки сами собой вместо талии смыкаются на спине. Закрыть глаза и расслабиться.
Надеюсь, все неприятности этого дня закончились.
– Джэд… Дэрэк…
Мамы. Как непривычно видеть их рядом – одинаково озабоченных, со строгим выражением смуглых лиц. Вроде бы обе черноволосые невысокие тёмные, но какая разница обликов! Зэльтэн – суровая и прямая, чеканные черты отлиты из бронзы и оживляются ярким изумрудным огнём глаз. Гэсса – нежная и милая, изящество в каждом жесте, походила бы на утончённую миниатюрную статуэтку, если б не пыл и страсть в фиалковом взгляде. Отец зовёт свою любимую бешеным ураганом: полностью с ним согласен.
– Мальчики, простите…
Да нет, ничего. Мы уже привыкли, ничему не удивимся. Чем ещё нас сегодня порадуют? Сбежавшие дети, проявившиеся преступники… пожар, потоп, наводнение… Я знаю, как я отмечу свой сорок второй день рождения: с самого утра сбегу с Дэрэком за Лирли. Точка.
– Что случилось? – наши с мужем голоса сливаются.
– Там Тор с тонхами сцепился… по такому поводу! – испуганно жмётся Гэсса. – Честно признаться, я от него не ожидала…
– Дело нешуточное, – добавляет Зэльтэн, – хорошо, мама услышала, вмешалась.
– Соркен долго их не сдержит, – вздыхает принцесса Тери. – Ох, Джэд! Что будет!..
– Мам, – нетерпеливо обрываю её, – где отец?
В зале вроде драки не наблюдается!
– На западной галерее они, – подсказывает Зэльтэн. – Сынок, там не дракой пахнет, всё хуже гораздо…
От закипающих эмоций я не переношусь мгновенно – иду быстрым шагом через Большой Зал, благо, до галереи рукой подать. Вот скажите мне, пожалуйста, что нужно сказать или сделать, чтобы вывести из себя отца?! Да я за сорок лет не слышал, чтобы он повысил голос! С другой стороны… Понятно, что в моём случае наследственность – вопрос спорный, но своим норовом я кому-то всё же обязан!
И что отец мог не поделить с тонхами?! Он, так, на минуточку, Создатель Саора! Хранитель мира две тысячи лет… плюс сто сорок два года. Что, отвык от своих подопечных? Забыл, что тонхов, как и Дэрэка, нельзя зацепить безнаказанно? Расплата последует неминуемо, неважно, кто перед тобой – бессмертный маг или рядовой житель королевства.
Передо мной расступаются не так, как недавно, неторопливо и степенно. Путь расчищается со скоростью выпущенного заклятия, гораздо шире, чем необходимо. Моё настроение если и не отражается на лице, то чувствуется обязательно. На галерею я врываюсь порядком взвинченный.
– Мой король…
– Правитель…
– Синеглазый…
Не так уж их и много – десятка два. Перья встопорщены, крылья приподняты. Миран, Ренг, Скейд, Огис… Эске – куда же без сына Трайна! Тор стоит, скрестив руки на груди и упрямо выпятив подбородок. Кого-то он мне напоминает…
«Отражение в зеркале, – ирония в голосе Дэрэка оправдана. – Взгляд разве что с твоим не выдерживает никакого сравнения. Ты, любовь моя, умеешь так посмотреть, что кровь стынет».
Конечно это преувеличение. Но как объяснить то, что и люди, и разумные при моём появлении отшатываются и склоняются – за исключением Соркен?
– Доигрались, – бросает бабушка, – вот вам и ответ, разгильдяи молодые и старые! Нашли, когда претензии предъявлять!
– Что. Здесь. Происходит, – очень спокойно и внятно спрашиваю я.
– Джэд, – отец пытается сохранить невозмутимость, но ему это плохо удаётся: пронзительно синие глаза пылают, – меня обвинили в нарушении Законов.
Дэрэк за спиной присвистывает. Ситуация из анекдотов… Создателя мира упрекнули в попрании Законов Саора. Можно смеяться?
– Подробнее! – мой рык отражается от колонн.
– Мой король, – Эске выходит вперёд, почтительно склоняет пернатую голову, – Закон Аскаль запрещает нам любое насилие в отношении собственных детей. Восьмая королева ввела систему наставничества и дала каждому ребёнку Наставника для защиты его интересов, а также чтобы было кому заменить родителей в случае их утраты.
– И?
– Если Наставник забывает о своём предназначении, он виновен в нарушении Закона!
Недоумённо смотрю на сына Трайна:
– При чём здесь Тор?
Ещё один тонх шагает вперёд – и бухается на колено. Миран, сын Редри. Из Гнезда Орнга. Способный, талантливый мальчик.
– Синеглазый, мы смотрели кристалл из зала памяти. Мы всё знаем!
Что за чертовщина творится?!
– Какой кристалл?
– Мой, – резко бросает отец. – Джэд, твоя бабушка однажды пристыдила меня… заслуженно. Знаю, что не обязан отчитываться перед Саором, и всё же… Я записал свои воспоминания – целиком, с той минуты, как взял в руки мёртвого ребёнка на Земле и увидел гибель созданного мною мира. Чтобы все знали о моих поступках и их причинах – не красивую легенду, которая умолчала об истинных целях, а правду. Сегодня утром я выложил кристалл с записью в Зал Памяти Оржа, в общий доступ.
Соркен укоризненно качает головой. Подоспевшие Гэсса и Зэльтэн переглядываются. Миран оглушительно хлопает крыльями:
– И мы увидели! Что дочь Бирота напрасно обвиняют в нечуткости – её сын действительно умер! А возродившийся ребёнок не обладал аурой, чтобы она его почувствовала в ином мире! И ты, – палец с когтём на конце упирается в грудь Тора, – сознательно утаивал правду! Ты наш Хранитель, но это не даёт тебе права нарушать Законы! Смотреть на детей как на орудие, как на пустую скорлупу!.. Став Наставником, ты принял обязательства заботиться о ребёнке, опекать его, воспитывать, защищать… А не жертвовать во имя каких угодно высоких целей!
– Получил? – тихо спрашивает Создателя мира бабушка. – Я тебя предупреждала… Это Саор, Тор. Он не знает привилегий. Простой ли ты житель, Правитель, Хранитель… перед Законом все равны.
– Хранящий! – Миран поворачивает голову, и круглый птичий глаз останавливается на мне: только поэтому я понимаю, что так он называет меня!
– Преступления против детей не имеют срока давности! Мы требуем суда!
Ужасно хочется прислониться к чему-нибудь… Дожил… Отца обвиняют в том, как он обошёлся со мной четверть века назад…
– Какого чёрта ты заварил эту кашу? – мой голос предательски дрожит. – Папа, ты хоть соображаешь, что теперь я должен осудить тебя?! Тебе мало было моего прощения? Великодушия Дэрэка? Любви твоей принцессы?! Зачем ты это сделал?!
– Я создал мир, где все равны. Будь то любой разумный или сам Хранитель. И сейчас испытываю гордость! Настоящую гордость, мой Синеглазый! За то, что каким бы я не был и как бы подло не поступил, сотворил достойный мир и воспитал прекрасного сына! Да, я согласен ответить за свои проступки! Перед Саором и перед тобой!
«Всегда только правду».
Не Закон Саора, а закон нашей совести. Семнадцать лет терзаться угрызениями и наконец-то найти в себе мужество раскрыть подоплёку своих действий. Во мне поднимается уважение к отцу. Никто не собирался обнародовать тайны Хранителя: существование мира – тяжёлая ноша; защищая своё творение, идёшь на многое. Моя жизнь, жизнь никому не нужного ребёнка – не такая уж огромная жертва… И я с ней был согласен. Единственное, что уязвляло, – почему он не попросил открыто! Разве посмел бы я отказать? Ради Саора…
– Что теперь? – тихо всхлипывает Гэсса. – Суд над Создателем?..
Соркен качает головой, обводит глазами воинственно настроенных тонхов, непривычно поникшую дочь, останавливается на Торе:
– Дурень… Что, теперь в изгнание пойдёшь? Не набродился ещё по мирам? За нарушение Закона Аскаль высшее наказание положено, без снисхождения… Это я, что ли, твои раны так разбередила? Ведь не верила тебе, считала, помучаешься и успокоишься… Нет, у вас к синеве кроме силищи блажь прилагается… гордость выше Ардэга!
– Не будет суда.
Дэрэк бросает слова резко, осознанно. Решительно притягивает меня к себе, как всегда оберегая от всего на свете.
– Король Дэкэрд дополнил Закон своей бабушки. Защищая ребёнка, нельзя забывать о нём самом. Достигнув совершеннолетия, воспитанник может сам оправдать своего Наставника, если на то будет его воля. Этим редко пользовались, но пару прецедентов я, пожалуй, назвать смогу. Один так точно: король Олах во всеуслышание заявил, что не имеет претензий к Аркйэру, несмотря на проявленную по отношению к нему жестокость. И Круг, а затем и Совет согласились с позицией короля… Ты собираешься обвинять в чём-то Тора, Синеглазый?
– Нет.
Какой он молодец! Вспомнил так вовремя! Или… уже думал об этом?!
Тонхи, нахохлившись, косятся на Создателя, затем опять переводят внимание на нас с мужем.
– Я простил отца. Всё, что он делал, он совершал из-за любви к Саору. Если при этом он поступил вразрез с Законом, так и наказание своё принял сразу.
Карие глаза Мирана щурятся:
– Это какое же?
– Совесть называется, – за меня отвечает Тор. – Я, сын Редри, действительно, не скорлупу разбил… Ты хоть представляешь, как это – привязаться к тому, кого ты заранее обрёк на смерть? Понимать, что нельзя – и любить… Пытаться вмешаться, плевать на собственные заповеди, искать выход, идти на любые уловки… Увидеть своего ребёнка мёртвым… Да я сам уже осудил себя – жёстче, чем ты думаешь! И буду раскаиваться все следующие тысячи лет. А вам в Саоре кристалл оставил как урок: не следуйте моему примеру. Какую бы цель перед собой не поставил, достигнув её подобной ценой, ты сочтёшь её недостойной…