ной фигуры дразнят воображение больше, чем обнажённое тело.
Миох прищёлкивает языком:
– Король, не гневайся… Но у мужа твоего неприятности будут. Такую красоту… м-м… если не перекупят, то украдут!
– Несмотря на рост и отсутствие груди? – невозмутимо осведомляется Джэд.
– Местные девушки пышными формами не отличаются. А высокие девицы в особом почёте… Король, шарфик надо! Лицо спрятать. Чтоб одни глаза остались.
– Знаешь, о чём я думаю? – спрашивает мой полностью замаскированный муж, разглядывая себя в зеркале, услужливо подпихнутом сыном Вейша. – Счастье, что ты не маг! Записал бы меня сейчас в кристалл да показал доченьке – Мэль до звёзд бы мне это припоминала!
С ним трудно не согласиться. Как и с тем, что из него получилась очаровательная девушка. Пусть и высоченная, и плечистая, и руки великоваты, зато пальцы длинные и прекрасной формы, а уж глазищи, не скрытые шарфом, сверкают так, что иных украшений не надобно.
– На людях разговаривать со мной нежелательно, – наставляет меня Синеглазый, – взглядом съедать, как сейчас, тоже мало хорошего. – (Миох одобрительно кивает). – За талию держать – верх неприличия.
Всё. Хочу обратно в Саор. Там я могу его как угодно тискать и даже целовать! Но после того, как я ныл почти год, даже заикаться об этом немыслимо.
Мы часто прыгали в Шэньри, но никогда не покидали уделы Наблюдателей – не было надобности, владения огромны. У Сиэль, к примеру, сад размерами не уступает Тирему, многочисленные беседки и павильоны превращают его в сказочный уголок. Сын Вейша управляет бескрайними землями, ему принадлежат гигантские пастбища, по которым бродят бесчисленные стада. В Шэньри он уже лет сто семьдесят, осел прочно. Про жён я его никогда не спрашивал, но, похоже, всё согласно правилам этого мира.
Шэньри нравится мне своей красочностью, яркостью, пестротой. Саор тоже ярок, но красота его нежна и застенчива, подобна цветку сошта – чистому и хрупкому, совершенному в своём сочетании цвета и формы. То, что в Шэньри режет взгляд, в Саоре радует глаз, но иногда хочется отвлечься от идеала, чтобы затем ценить его ещё больше.
В городах мне бывать не приходилось, с их обитателями не сталкивался, обычаев не знаю. Не возникало необходимости. Последние происшествия в Шэньри случались восемнадцать лет назад, когда Рэг испытывал в ни в чём не повинном мире силу своих заклятий. Последствия мастерски убрал Джэд, с тех пор даже значительных волнений тут не отмечено.
– Готов? – взмах ресниц колышет ткань.
Мало он закутан! Будь моя воля, я бы покрывало сделал плотным и непрозрачным!
– Да. Миох, спасибо!
Успеваю различить поклон Наблюдателя – и вот уже стою на залитой солнцем площади. Вокруг – люди, люди, люди… Сколько же их! Чуть ли не больше, чем наберётся во всём Соледже. Но сутолоки нет, наоборот, окружающие неторопливы и степенны. Двигаются в одном направлении, с достоинством неся свои внушительные пёстрые одеяния. На первый взгляд кажется, что здесь одни мужчины. Затем я различаю закутанные с головы до ног миниатюрные фигурки, горящие из-под натянутых шарфиков кокетливо подкрашенные глаза – карие, золотистые, медовые, янтарные.
Джэду краситься не надо. И косы его не уступают тем, что как бы невзначай выпущены поверх покрывал. А уж про цвет глаз и говорить нечего. Гашу невольный порыв притянуть его к себе.
«Дэрэк, мы пока под защитой невидимости. Выбираем момент – и потихонечку сливаемся с толпой».
«Нам куда?»
«Видишь в конце полукруглое здание с гигантским куполом? Дворец эйшага, где проходит состязание. Все эти люди направляются туда. Иди первым, я следом».
Непривычно идти впереди Дэйкена. Во всех смыслах. Но, назвался сершаном – спи в Кармане…
«Джэд, а почему бы нам не остаться невидимыми и дальше?»
«А как ты объяснишь два пустых места в битком набитом зале? Или предпочитаешь стоять все три часа конкурса?»
«К стеночке прислонимся».
«Стеночек нет… сейчас увидишь».
Странно! На входе в здание нет охраны. Никакого контроля – люди просто вливаются в здание, без суеты распределяются по каменным скамьям, круглыми рядами напоминающими гигантскую воронку. В самом узком месте воронки – сцена с постаментом. Оглядываю помещение: ничего себе размеры! До Большого Зала Оржа, конечно, далеко, но впечатляет.
«Синеглазый, а люди на задних рядах – им будет слышно? В Орже действует заклинание, усиливающее звук, а тут?»
«А здесь великолепная акустика. Но всё равно, сядем поближе».
Места́ мы занимаем в четвёртом ряду, без малейшего возражения со стороны присутствующих. Меня одаривают ослепительными улыбками, на мою «супругу» восхищённо взирают и тут же отводят взгляд: пялиться на чужую жену неприлично.
«Джэд, они тут все такие вежливые и миролюбивые? Ни единого представителя закона, никаких ограничений… Не случается нарушений? Банальных драк, к примеру?»
«Размечтался! Они мечами помахать любят не меньше, чем в Артреске. И кулаками, кстати, тоже. Но во дворце эйшага очень строгие правила: замахнёшься на соседа – сядешь в тюрьму».
«Никто же не видит!»
«Дэрэк, в этой смирной толпе переодетых стражников больше, чем лэктэрхов в Соэхе! Только, в отличие от крылатых, они замаскированы и ничем себя не выдадут – пока и впрямь мордобой не случится».
«А он случится?»
«Вряд ли. Тюрьма не просто наказание: это несмываемый позор. В Шэньри, Дэрэк, всем правит не честь, как у нас, не страх, как на Земле, не сила, как на Маринике, а стыд. Поэтому даже без слуг закона подобные мероприятия обычно безопасны. Ну, если не произойдёт что-нибудь вопиющее».
Да… сколько миров, столько и норм поведения. Я уже внимательнее всматриваюсь в окружающих меня людей. Одинаково доброжелательные лица, гладкие, безусые, безбородые. Если бы не пёстрые балахоны, можно было бы подумать, что я в Саоре. Излишняя волосатость у нас тоже не в моде. Стах как-то вырастил короткую щёточку усов, был высмеян всеми женщинами без исключения, а после того, как маленькая Мэль обозвала его бенги-переростком, вытравил растительность навсегда. Сам я ни разу в жизни не брился, про Джэда смешно и говорить. Нежнее и глаже его атласной кожи не сыщешь ни в одном мире.
Рука привычно тянется обнять его за талию – и я вовремя вспоминаю, что нельзя. Чёрт бы побрал!.. меня же самого. Услышал от Сиэль о состязании, ныл целый год, Эльги жаловался, на мужа обижался, а теперь сижу! Ни прижать, ни приласкать!
Рядом со мной садится местная женщина. Я понимаю это по её закутанности и миниатюрности: всё остальное от меня скрывают слои ткани. Хотя… если приглядеться… очертания коленки, и́кра, лодыжка…
Джэд невзначай переставляет ноги. Раза в два длиннее и изящнее. Полупрозрачная кисея струится, позволяя разглядеть золотистую бронзу кожи. Мне становится весело. А вот сосед Синеглазого стремительно краснеет и с шумом вдыхает воздух…
«Наказание моё совершенное, ты решил соблазнить пол-Шеньри?»
«Нечего пялиться на чужих жён! Я не хуже!»
Какое там «не хуже»! Даже на завёрнутого с головы до ног на него обращены горящие вожделением взгляды. Как бы не сбылось пророчество Миоха…
– Достопочтенные шагеры! Светлейший Арисшан, эйшаг Бэрзе счастлив приветствовать вас на ежегодном конкурсе славных сочинителей в честь Ошэ, бога искусств, покровителя стихов и танцев, живописцев и актёров!..
Да, акустика тут что надо! Голос распорядителя оглушает. Зрители, и без того не шумные, затихают. Я не особо вслушиваюсь в торжественную речь, восхваляющую богов и милость эйшага. Но наконец вступление окончено, выходят поэты.
– Прекрасен твой взор, о мудрейший эйшаг!..
Естественно, первые славословия посвящены правителю мира. Это же не Саор. Мой король за подобную лесть наложил бы заклинание Тишины. Отличная штука! Неси любой вздор – тебя никто не услышит.
Второй поэт воспевает свой город, Бэрзе, который опять-таки «прекрасен», благодаря «великому и могучему Арисшану». Та-ак… Третий, похоже, грубо слизал своё творчество с первого, превознося до небес отвагу и пронзающий взор эйшага. Четвёртый хвалит великодушие и доблесть. На пятом я начал подумывать о том, что хорошо бы сейчас встретить Сиэль и высказать ей всё, что я думаю о подобных «стихах». После двадцать восьмого я понимаю, что очень хорошо, что дочери Крайга тут нет, иначе я рискую стать преступником и убийцей…
Где романтика и лирика?! Небо, звёзды и цветы? Хотя бы одно слово «любовь» применительно к девушке или юноше, а не к властелину Шэньри?!!
Джэд деликатно молчит. По отсутствующему взгляду ясно, что думает он о чём угодно, только не о «грозных очах» эйшага. И, насколько я знаю мою радость, упрекать меня он не станет. Оттого мне ещё горше, от стыда хочется залезть под скамью.
«Синеглазый…»
«А?..»
«Извини, что я тебя сюда приволок. Заставил вырядиться в эти тряпки!»
«Тебе не нравится поэзия Шэньри?»
«Это не поэзия. Это зарифмованная грубая попытка подлизаться к власть имущему. Жалею, что поддался порыву… Уйдём?»
«Посреди конкурса? Попытка покинуть зал – прямое оскорбление эйшага. Терпи теперь до конца! Авось, кто-нибудь из этой братии для разнообразия восхитится не самим Арисшаном, а его сестрой или дочерью, на крайний случай, любимым домашним питомцем».
Последние слова прибавляют сил.
Джэд обладает удивительным качеством – способностью смеяться тогда, когда впору плакать. За восемнадцать лет не упомню момента, когда б он падал духом. Вот кому стоит посвящать хвалебные оды!
«Синеглазый… слушай…
Коли созданы сотни миров,
Нам вдвоём суждено их пройти,
Рассмотреть, восхититься и вновь
К своему обратиться пути,
Насладиться рождением звёзд,
Любоваться парадом планет
И опять возвратиться на Мост,
В мир, где мы появились на свет.
Чтобы, солнца чужие узнав,