Я вспомнил, как смотрел на меня утром Джэд, и улыбнулся. Затем развернулся к бывшей жене:
– Знаешь, я тоже кое-что понял, наконец. На мне на самом деле броня. Непробиваемая, неуязвимая ни для каких воздействий. Броня нашей любви. Мне жаль тебя, Дейзи. И в то же время я рад, что ты уходишь в Пайж. Один раз в жизни я это уже сказал – Расху, сыну Лорна. Теперь говорю тебе. Я всегда буду защищать нашу честь и наше право любить. От кривых взглядов, от грязных сплетен, от домыслов, от мерзких предположений… Тебе достаточно ясен мой намёк? Я не желаю, чтобы наши дети слышали подобную гнусь о магических воздействиях и проклятом Нергере – только потому, что я не пошёл туда с тобой!
Дейзи опустила голову.
«Вам не нужно озеро, чтобы принадлежать друг другу» – явственно прозвучал во мне ласковый голос. Эльги, дорогая, наша поддержка и опора! Даже издали ты незримо помогаешь в трудную минуту! Одна – жена, и другая – была… Только одну я готов прямо сейчас расцеловать, а на вторую мне глядеть и жалко, и стыдно, и омерзительно…
– Дейзи. Я пришёл сказать только то, что наш Обряд разорван. Ты свободна и можешь делать, что угодно. Кроме попыток рассорить и разлучить нас с мужем.
– Я уже поняла. И слова про Расха я запомнила. Дэрэк…
– Дейзи, нам не о чем больше говорить.
Но на пороге я оглянулся. В кресле сидела светлоликая тоненькая девушка с прозрачно-хрустальными глазами – та, что родила мне сына и дочь… и причинила больше боли, чем кто-либо иной за всю мою жизнь. Даже Зэльтэн была честнее. Она, по крайней мере, всегда говорила прямо и в лицо. И, называя нас с Джэдом извращенцами, не пыталась вмешиваться в наши отношения.
Дейзи молчала. Я тоже. Сегодня мы ещё увидимся – на Обряде Мэль и, верно, не раз встретимся после. Просто мы больше не станем разговаривать. «Привет», пара принятых фраз – и приличия соблюдены. Я могу чтить в ней исключительно мать моих детей. Я никогда не чувствовал к ней и сотой доли того влечения, что испытываю к мужу. В постели с ней мне было хорошо – и только. Аль появилась лишь из-за того, что я перенёс на жену терзающее меня желание – но в момент той близости с ней я представлял уже не её лицо… Потом я, мучимый виной и обязанностью, просто приходил отдавать долг. А Дейзи никак не хотела меня отпускать. Пыталась быть другом, старалась прятать ревность и обиду. Илина однажды спросила меня в лоб: зачем тебе эта пытка, мальчик? Но тогда я смотрел на Джэда с Эльги и упрямо убеждал себя, что всё образуется… Стэн расшевелил нас, заставив взглянуть правде глаза.
Вот она, правда: я никогда не любил Дейзи. А она – меня.
Синеглазый, неужели в тот день ты не мог сам принести мне одежду?! Не переломился бы!
Дверь за собой я опять закрыл предельно аккуратно. Прислонился спиной, постоял, прикрыв глаза. «Прости» я говорил жене сотни раз. Можно я наконец-то скажу «прощай»?!
Прямо напротив – дверь моей собственной спальни. Пару раз в год, после особо бурных скандалов, я приходил спать к себе… Сколько из них я оставался здесь до утра? Разве что тогда, когда Джэда с самого восхода выдернули в Шэньри, и мы просто не успели помириться… чтобы потом лететь друг другу навстречу под общее хихиканье Советников и обниматься прямо в Зале. Было это, если память не подводит, лет пятнадцать назад. Точно, девочкам было по месяцу… с тех пор мы стараемся на ночь глядя не ругаться.
Я открыл дверь и вошёл. Моя спальня, к которой я не успел ни привыкнуть, ни привязаться. Только есть одно воспоминание, которое связанно именно с ней – и оно стоит, наверно, всего остального…
Задёрнуть занавески. Прилечь на кровать. Зажмуриться – и вспоминать…
«Мой Синеглазый… ты понимаешь, что я… хочу тебя?»
Неужели это было? И мне хватило смелости спросить? И бесконечно долгую секунду ждать ответа?!
«Я твой…»
Он был моим всегда. А по-настоящему отдался здесь, на этой кровати… моя рука нежно погладила покрывало. Вот тогда я и узнал, что это такое – действительно хотеть кого-то, когда в голове не остаётся ни единой иной мысли, кровь вскипает от одного взгляда и твоё имя, произнесённое шёпотом любимыми губами, отзывается громом и вспышкой блаженства, когда ночь слишком коротка и утро приходит издевательски быстро…
Вслед за той были тысячи ночей, каждая не хуже, а некоторые, как сегодняшняя, даже лучше. Но та волшебная ночь осталась единственной, первой, неповторимой. И мы никогда больше не спали здесь – словно по негласной договорённости заперев в этой комнате то удивительное, невероятное счастье, открывшееся нам.
Надо будет попросить Дани запечатать эту дверь.
С тихим вздохом я поднялся. Осмотрелся. Моих вещей тут не осталось давно. Ванна суха, словно пустыня Аскафа. Я кинул последний взгляд на кровать. Будто вживую, увидел чёрный разметавшийся водопад волос и прекрасное бронзовое тело, услышал первый стон наслаждения, подаренного моими руками и губами. Джэд, любовь моя… Если я извращенец – таким сделал меня ты. Но я ни капли не жалею.
И я опять очень тебя хочу…
Закрыть за собой эту дверь было гораздо тяжелее. Даже воздух этой комнаты хранил, казалось, страсть и откровение той ночи, и дышать им доставляло удовольствие. Но я прощался. Моя любовь стала моим мужем. Спальня у нас давно общая. Как и жизнь, и дети. Вчера одна наша дочь прошла Посвящение и стала принцессой Корха. А сегодня вторая дочь выходит замуж. И мне пора.
Напоследок я решил заглянуть в бывшую комнату Ариэль. Хотя с ней у меня никаких переживаний не связано. Аль выросла в одной детской с Мэль, вот там воспоминаний миллион. Как забравшийся на диван синеглазый красавец рассказывает привалившимся на него с обеих сторон девочкам сказки, а Дани торжественно восседает у него на коленях и от волнения теребит прядь чёрных волос… Только повзрослев, наш мальчик с удивлением узнал, что остальные даже коснуться не смеют этой роскошной шёлковой гривы, которую он запросто превращал в развлечение для непоседливых детских пальцев! Частенько капризничающие будущая королева и принцесса отказывались завтракать, и Джэд магией заставлял посуду на столе оживать и вести с детьми забавный диалог, а Заре под шумок удавалось накормить ещё и моего сыночка. А наутро дня рождения дочек их спальня превращалась в сад из цветущих эстелий, в ванне плавали лорби, и Орж просыпался под восхищённые вопли… Много всего!
В отдельную комнату Ариэль переехала только лет в двенадцать, и то они с Мэль лили горючие слёзы и вытирались Джэдом, словно носовым платком. Синеглазый терпеливо сносил подобное обращение с обречённым видом мученика, Эльгер хохотала и украдкой записывала всё на кристалл. После чего то Мэль пропадала у сестры до утра, то мы обнаруживали у дочки полусонную Аль в ночной рубашке. Правда, когда они начали обучение у Эдры, порядка стало больше. И вот они выросли…
Пятнадцать лет для Саора – возраст ответственности. Можно замуж, можно переехать жить отдельно от родителей. Начать заниматься своим делом… Некоторые, вон, королевством править начали! Правда, у этих «некоторых» выбора не было. А у Аль – был. Но она сама захотела стать принцессой так рано. Последние месяцы они часто разговаривали на эту тему с Джэдом – уже не как отец с дочерью, а Правительница с королём. Дэйкен – хороший король. При всех своих недостатках, если речь касается Саора, он становится другим человеком. Сдержанным, рассудительным и мудрым. И с Ариэль он говорил не как с дочкой, а как с принцессой. Не знаю уж о чём – меня выгоняли и ещё Защиту вешали. Но однажды Синеглазый вытащил меня в Зал Совета и там поставил перед фактом: Аль станет принцессой в пятнадцать. Потому, что так хочет сама, а главное – она способна править. Если уж он так считает! Он к своему бесценному Саору человека неподготовленного и недостойного не подпустит ни за что! Мне осталось смириться и покорно покивать.
Я оглядываю опустевшую комнату. Идеальный порядок. Ни пылинки, складки на пологе и занавесках словно выверены магией, Шкафы и полки пустые, стулья чинно выстроены вдоль стены… трепещи, замок Корха! Ждёт тебя после шестнадцатилетней спячки генеральная уборка до последней спрятавшейся в дальнем углу пылинки. Да и дальше Ариэль тебе покоя не даст. Станешь ты, как при Дорге, – образцово-показательной резиденцией со всеми вытекающими – многочисленными балами и приёмами, праздничными ужинами и прочим, и прочим.
Моя дочь – замечательная принцесса!
– Папа?!
Легка на помине!
– Аль, а что ты тут делаешь?!
– Кристалл потеряла. Всё перерыла – нет. Кинула поисковый импульс – сюда ведёт… о! Вот он, под кровать закатился. Папа, ты сам что тут забыл? И какой ты красивый! Ну-ка, повернись! Нет, правда, глаз не оторвать! Это Джэд так тебя приодел?
– Как ты догадалась?
– У Дэйкена хороший вкус. И чувство меры. Посмотри на рубашку. Просто гладкая ткань – будет скучно. Вышивка – перебор. А у него тут узор пущен, еле различимый, заметен, только когда двигаешься. Подчёркивает линию плеч и складывается в цветок на рукаве.
– Где?!
– Ты так не увидишь. Только боковым зрением. Это магия, очень редкая… Он тебя очень любит, папа…
Моя девочка улыбается мне – совсем взрослая, красивая, с Цепью на груди.
– Папа, давай, я тебя причешу. Знаю как. Садись.
Гребень из воздуха – пространственный карман. Ариэль – магичка слабая, но её учитель сделал невозможное. Он научил её максимально использовать свои способности, компенсируя недостаток силы умением и комбинацией заклинаний. Надо подкинуть мужу идею – когда передаст Мэль ожерелье, пусть начнёт на досуге обучать подростков. Отлично получается! Правильно говорят: хороший маг – это заслуга его учителя.
– Вот, полюбуйся на себя. Нравится?
Третий раз за утро меня тащат к зеркалу. Насмотрюсь на себя на всю оставшуюся жизнь. А дочка умница! Две тонкие косички по бокам поддерживают мою гриву и придают очень величественный вид. Кстати…
– Аль, а правда, я в последнее время стал красивее?
Дочка неожиданно прыскает и зажимает рот рукой: