— Вы боитесь, что оно взорвется? — спросил инспектор иронически. — Желал бы я посмотреть, как это произойдет.
— Оно взорвется, — подтвердил Даррель с бешенством. — И я не желал бы, чтоб вы видели, как это произойдет. Потому что вам не придется потом никому об этом рассказывать. И вы, и я, и весь город погибнем мгновенно или в ближайшее время. Что касается земного шара в целом, то он треснет после довольно значительного промежутка…
До тех пор Даррель никогда не говорил о своей работе в таком громком тоне, но вид человека, обращавшегося с ним как с мелким саботажником, вывел его из себя.
— Земной шар? — переспросил инспектор, щурясь. — Это вы взяли высокую ноту. Если б вы сказали, что эта штука разнесет подвал или вышибет окна в доме, я бы больше испугался. Должно быть до сих пор вы очень аккуратно поворачивали ваше точило, потому что земной шар цел. До сих пор не слышно, что он где-либо треснул. Мне попадет, если это произойдет как раз в моем квартале…
— Да, я до сих пор очень аккуратно поворачивал его, — ответил Даррель. — О последствиях неаккуратности я могу судить лишь теоретически. Потому что то, что вы называете точилом, есть концентрированная сила, теоретически беспредельная. Мне трудно дать вам понятие о перспективах, которые открываются перед человечеством благодаря этому точилу. Ближе всего стоит к этому понятие вечного двигателя. Вы что-нибудь слышали о вечном двигателе?
— Слышал, — ответил инспектор и моргнул глазами. — Очень много слышал.
Он стал серьезным. Он был практическим человеком. Вечный двигатель у него был крепко ассоциирован с сумасшедшим домом, и лишь только Даррель заговорил о нем, перед ним сами собой встали некоторые вытекающие отсюда практические вопросы: в каком положении маршрут подземной дороги, связывающий его квартал с Ольборном? В каком положении район Ольборна и в частности тамошний дом для умалишенных? Не пострадал ли он от бомбардировки? Не переполнен ли он?
— Вижу, что вас действительно нельзя отрывать от дела, — сказал он, поворачиваясь к выходу. — Валяйте, гражданин. Работайте. Ваш двигатель нам очень пригодится…
И уже у двери, с кривым юмором, прибавил:
— Жаль только, что он — вечный…
Даррель после его ухода, оглядел царапину, оставшуюся на колесе. Она была еле заметна и все-таки она привела его в очень подавленное состояние.
— Мне нечем заполнить эту дыру, — бормотал он, сглаживая инструментом царапину. — Недобор вещества остается. Он унес его на ногтях. Полного равновесия не будет. Это значит: перебой в работе, зигзаг в движении…
Через несколько дней еще один человек пришел навестить Дарреля. Он отрекомендовался доктором, показал бумажку от квартального инспектора и спросил:
— Где больной?
Анна ответила, что в этой квартире все здоровы. Он объяснил, что речь идет о человеке шестидесяти лет, утверждающем, что он изобрел вечный двигатель. Анна провела его к отцу.
— В городе происходит перепись оставшегося населения, — сказал он, встретив неласковый взгляд Дарреля. — Ответьте на несколько вопросов: Имя? Возраст? Профессия? Состояние здоровья?
На состоянии здоровья он остановился немного дольше, чем требовалось бы для статистики. Но он объяснил это тем, что имеет отношение к медицине. Потом он бросил взгляд на колесо.
— Говорят, будто вы изобрели вечный двигатель? — спросил он, как бы поздравляя. — Это чрезвычайно любопытно.
Даррель не отрицал факта. Бесполезно было бы отрицать его, после того как он разболтался с инспектором. Но он не стал откровенничать. Человек, который говорил о вечном двигателе в таком же тоне, точно это была пятая задвижка у вентилятора, раздражал его, и так как приближалось время снова поворачивать колесо — он попросил, чтоб ему не мешали работать.
Посетитель не обиделся, протянул на прощанье руку, — не для прощанья, но чтобы пощупать ему пульс, кивнул головой и исчез.
В другой комнате он написал записку: «Магнус Даррель, 57 лет, химик. Старческая дряхлость. Очевидные нарушения мыслительной деятельности. Навязчивые идеи в устойчивой форме (вечный двигатель и т. п.). Характер тихий, несклонный к буйству. Ввиду преклонного возраста и безвредности для окружающих может быть оставлен дома на попечении родных. В стационарном лечении не нуждается».
— Если вас будут беспокоить, — сказал он, прощаясь и передавая Анне записку, — сошлитесь на этот документ…
Анна спрятала бумажку, чтоб она не попалась на глаза отцу. Бумажка производила на нее двойственное впечатление. Упоминание о вечном двигателе делало ее правдоподобной. Ей казалось все-таки, что Магнус Даррель заслуживал более внимательного изучения, чем двадцатиминутный разговор с врачом скорой помощи. И кроме того, думала она, если этот двигатель будет действительно когда-нибудь найден, то человек, нашедший его, несомненно получит от своего районного врача бумажку в этом же роде.
Даррель вскоре перестал работать в лаборатории. Колесо на все триста шестьдесят градусов прошло через закрепитель. Он покрыл его защитным сплавом и спрятал в футляр, где внутренние рессоры, охватывавшие его со всех сторон, предохраняли его от случайных сотрясений. Последней его работой была сборка небольшого мотора, в кулак величиной, который он приспособил внутрь среднего металлического круга.
Даррель решил покинуть Лондон. Многие из-за голода уезжали из Лондона, и это намерение никого не удивило. Зато никто не был так привередлив в выборе места для переселения. Ему понадобились географические карты, справочники. Анна добыла ему большой глобус из брошенной школы. Даррель проводил около него дни, роясь в справочниках, высчитывая, намечая на его поверхности линии, стирая их. Для переселения он наметил город Клифтон на Ирландском побережьи.
Они уехали с удобствами на своем старом аэроплане, для которого инспектор квартала охотно выдал горючее. Он был рад скинуть со счета двух едоков. Багаж их состоял из ящика с книгами и глобуса, который не влезал в ящик и помещался в кабине, как третий человек. Анна была пилотом. Даррель сидел безучастно, держа на коленях темный металлический футляр.
6. ПУТЬ КОЛЕСА
Первые сведения о колесе пришли с острова Ньюфаундленда. Странным образом, никто не видел колеса в момент выхода его из океана, и в сообщениях говорилось о некоем движущемся теле, по-видимому метеорите, упавшем с неба, пронесшемся через северные области острова в направлении на запад и при полете задевавшем землю. Движение сопровождалось вихрями и гулом. Полоса разрушений, оставшаяся после его прохода, достигала километра в ширину и была сплошной. Скорость движения — не меньше сорока километров в час. Жертвы разрушения — несколько деревень и большая часть города Юнипера, оказавшихся на пути метеора и совершенно уничтоженных. Приблизительное число человеческих жертв — тридцать пять тысяч. В заключение сообщалось, что, пройдя остров, метеор погрузился в воду, где и затонул.
Очень скоро, однако, сведения о том же самом метеорите или о другом ему подобном пришли из Канады. В лесах между берегом и озерами оказалась широкая просека, заваленная деревьями. Полотно линии С.-Джонс — Ванкувер было испорчено во многих местах. Перешеек между озерами, составлявшими систему Виннипег, остался прорытым после прохода метеора, воды озер сошлись в месте прохода и суда могли проходить здесь как по каналу. В сообщении отмечалось обилие дохлой рыбы, всплывшей в южной части озер, где проходил метеор. Линия городов южнее реки св. Лаврентия лежала в стороне от его пути, и число людских жертв было невелико. Однако список лесных участков, поврежденных метеором, а также площадь приведенной в негодность пашни — были огромны. Пройдя страну, метеор затонул в океане.
Дело считалось ликвидированным. Сведущие люди полагали, что, если даже это был тот самый метеор, который перед этим разрушил Юнипер и уже считался однажды погребенным в проливе, то на этот раз можно не опасаться его нового появления на материке: от этого спасала глубина и огромность Тихого океана.
Затем сведения о колесе прекратились. Продвижение по дну океана, очень медленное, потребовало многих недель, и этого было достаточно, чтобы люди обратились к другим интересам, а вред, нанесенный метеором, был отчасти восстановлен.
Его движение через Сахалин, через безлюдные пространства Северной Сибири на параллели Албазин — Байкал — Кутулда также не было отмечено большим числом жертв.
Сведения о движущемся по земной поверхности метеоре попадали в газеты всего мира, и уже никем не оспаривалась его тожественность с метеором, разрушившим Канаду. Но явление все еще продолжали считать случайным и называли метеором. Газеты сообщали о нем как о диковине, скорее любопытной, чем способной внушать панику.
Первые серьезные опасения в Европе появились, когда колесо переходило Уральский хребет. Странному метеору была объявлена борьба. На подступы к востоку от Перми была подвезена тяжелая артиллерия, предназначенная для встречного механического удара. Батареи должны были расстрелять колесо. Они выпустили по колесу одновременно горы металла, но не смогли остановить его. Колесо прошло дальше, смяв батареи, попавшие в зону разрушения.
При этом впервые обнаружилось одно странное свойство метеора: оказалось, что его скорость после испытанного им лобового удара не только не уменьшилась, но возросла, подпрыгнув сразу на несколько километров. Оказалось, что преодоление сопротивления только увеличило силу удивительного метеора.
Считалось, что физики сумеют разгадать это непонятное явление, а до тех пор оставалось только заботиться о том, чтобы предполагаемая зона разрушения заранее очищалась от людей, чтобы спасти по крайней мере людей. Эта задача была более или менее выполнена.
Дойдя до Балтийского моря, колесо снова погрузилось в воду. Разрушив мимоходом Либавский порт, задев южное побережье Скандинавии по линии Сидрисхами — Ледеруп — Треллеборг, колесо у Фредериции пересекло Ютландский полуостров и, превратив Данию в островное государство, двинулось дальше. На линии Гримсби — Ольдгем — Ливерпуль колесо вторглось в Англию. Причинив неисчислимый вред в этой густонаселенной стране, оно снова скрылось в воде, и столб воды понесся над ним по Атлантическому океану.