– А тебе что, спать уже расхотелось?
– Да ради такого случая я еще сутки глаз не сомкну!
Игры патриотов
Москва, столица СССР.
Конец 1940-го – начало 1941 года
Накануне нового, 1941 года высшее руководство Страны Советов затеяло очередные военные игры. Пока только штабные, виртуальные, хотя такого слова тогда еще никто не знал.
Перед огромными картами несколько суток денно и нощно склонялись десятки генералов.
Одни из них – «синие» – которыми командовал Жуков, «косили» под нападающих, другие – «красные» – изображали защищающуюся сторону.
«Синие» то тут, то там легко взламывали плохо организованную оборону противника, глубоко вклиниваясь в его территорию, и в итоге нанесли «красным» сокрушительное поражение.
Свидетелями этого стали чуть ли не все члены Политбюро, приглашенные на учение в качестве наблюдателей.
Сталин не скрывал досады. И вскоре после окончания игры решил снова побеседовать тет-а-тет с командиром победителей.
– Скажите, Георгий Константинович, это Павлов[28] так слаб или наша система обороны в целом не выдерживает никакой критики?
– Я бы не был так категоричен. Просто все мы не учли ряд факторов, которые в конце концов и сыграли на руку потенциальному агрессору.
– Перечислите их, пожалуйста.
– Первый: внезапность удара. Второй: отсутствие серьезных оборонительных укреплений на нашей новой границе. И третий: использование противником крупных мотомехсоединений, способных решать сложные задачи в автономном режиме.
– А что же наши механизированные корпуса?
– Они закреплены за армиями и не действуют как самостоятельные боевые единицы. При внезапности удара противника связь между войсками будет нарушена, а брать на себя ответственность и предпринимать самостоятельные шаги для нанесения ударов в ответ их командование вряд ли отважится…
– То есть вы хотите сказать, что в будущей войне, которой нам, по всей видимости, уже не избежать, нападающие будут иметь колоссальное преимущество?
– Так точно! От Львова до Берлина – менее тысячи километров. При удачном стечении обстоятельств наши танки будут там уже через несколько дней. Переворот. Правительство коллаборационистов. И ход истории изменен. Но такая же перспектива имеется – теоретически – и у потенциального противника.
– Как вы думаете, сообщения разведки о том, что Гитлер вынашивает планы нападения на СССР, имеют под собой реальную почву?
– Да!
– А мы готовы к этой войне?
– Если говорить в оборонительном плане – нет. Впрочем, вы и сами все видели.
– Видел. Если у Гитлера есть такие полководцы, как вы, товарищ Жуков…
– Есть, товарищ Генеральный секретарь!
– …то Стране Советов несдобровать.
– Выходит, так.
– Да, кстати… Военное издательство нашего Наркомата обороны выпускает так называемую «Библиотеку командира»… Вам она знакома?
– Так точно!
– Недавно в ней вышла книга товарища Шпанова под названием «Первый удар. Повесть о будущей войне». Вы читали это произведение?
– Никак нет.
– И не удивительно. Книга была изъята из свободной продажи сразу после подписания Договора о ненападении с Германией. – Сталин хитро прищурил глаза и лихо процитировал без единой заминки: «Процент поражения был вполне удовлетворительным, несмотря на хорошую работу ПВО противника. Свыше пятидесяти процентов его новеньких двухпушечных истребителей были уничтожены на земле, прежде чем успели подняться в воздух… Летный состав вражеских частей, подвергшихся атаке, проявил упорство. Офицеры бросались к машинам, невзирая на разрывы бомб и пулеметный огонь штурмовиков. Они вытаскивали самолеты из горящих ангаров. Истребители совершали разбег по изрытому воронками полю навстречу непроглядной дымовой завесе и непрерывным блескам разрывов. Многие тут же опрокидывались в воронках, другие подлетали, вскинутые разрывом бомб, и падали грудой горящих обломков. Сквозь муть дымовой завесы там и сям были видны пылающие истребители, пораженные зажигательными пулями. И все-таки некоторым офицерам удалось взлететь. С мужеством слепого отчаяния и злобы, не соблюдая уже никакого плана, вне строя, они вступали в одиночный бой с советскими самолетами. Но эта храбрость послужила лишь во вред их собственной обороне. Их разрозненные усилия не могли быть серьезным препятствием работе советских самолетов и только заставили прекратить огонь их же собственную зенитную артиллерию и пулеметы»… Смотрите, чтобы наши войска не попали в аналогичное положение.
– Буду стараться, товарищ Генеральный секретарь.
– А чтобы вы еще больше внимания уделяли укреплению боеспособности наших доблестных вооруженных сил, назначаю вас начальником Генерального штаба РККА.
– Есть!
Предсказание цыганки
Луцк, административный центр недавно созданной Волынской области Украинской Советской Социалистической Республики.
Февраль 1941 года
Генерал Потапов не спеша шел по древнему городу. Автомобиль он оставил далеко – на северо-западной окраине Луцка – у царских казарм, за цвет фасадов прозванных Красными. Рядом бодро чеканил шаг капитан Сидоров – высокий, за метр девяносто, офицер оперативного отдела штаба. Заодно и адъютант. Все было как обычно: многочисленные патрули отдавали честь, штатские прохожие раскланивались и растягивали рты в улыбках.
Вскоре улица Ягеллонская, бывшая в разные годы Главной и Торговой, закончится, и они окажутся в средневековом царстве. Замок Любарта, костел Петра и Павла, коллегиум иезуитов, кирха, синагога… Командарм любил бывать здесь. Особенно когда на душе скребутся кошки. Такое с ним часто случалось после смерти супруги.
Невозмутимость – невозмутимостью, но, когда грянет большое горе, и генералам приходится напрягать все внутренние силы для того, чтобы скрыть свое состояние от пристального внимания подчиненных. Красный командир ни при каких обстоятельствах не должен впадать в уныние, печалиться, сожалеть, страдать… Впрочем, не только красный.
Сейчас он подышит немного средневековым воздухом и вернется на улицу Листопадового, то бишь ноябрьского восстания, где расположился его штаб. Шофер уже наверняка отогнал туда машину…
– Слышь, красавчик, давай погадаю, – вдруг окликнула его старая цыганка в пестром длинном платье. – Все, как на духу, выложу…
– И что ждет меня – скажешь? – недоверчиво покосился генерал.
– А как же! Позолоти ручку – и получишь ответы на все свои вопросы.
– Хорошо. Позолочу. Только сначала скажи, кто я, где мои родители, жена… Кто не знает прошлого – не может знать будущего!
– В гробу твоя благоверная. И ты там будешь, если не изменишь свой дурной характер!
– Иди, иди отсюда, – оттолкнул гадалку бравый капитан Сидоров.
Та не удержалась и упала в снежный сугроб, из которого сразу стали доноситься грозные проклятья:
– Ты скоро сдохнешь, проклятый холуй! Не пройдет и полгода. А генерал окажется в казенном доме за колючей проволокой.
Потапов рассмеялся и протянул руку, чтобы помочь старухе выбраться из снежного плена, а ее уже и след простыл…
Исповедь ученого
Лагерь «Проминент».
Конец августа 1942 года
– Еще летом тридцать девятого года в Москве сформировали специальную группу из видных военных специалистов – инженеров, строителей, конструкторов, топографов – под общим руководством генерала Дмитрия Карбышева для обустройства новых границ, – тихо начал свою исповедь Тимофей Ковин. – На Западную Украину мы вошли вместе с передовыми частями Красной Армии. Расположились под Владимиром-Волынским. За ежедневной рутиной я начал быстро забывать и о конфликте в академии, и о своей ненависти к Советской власти, и о планах мести…
Как вдруг… На глаза мне случайно попалась одна армейская газетенка. «Командующим пятой армией приказываю назначить генерала Потапова М.И.»…
Тут-то и вспомнились все старые обиды…
23 июня 1941 года ты должен был приехать во Владимир с инспекцией. Ох, как я ждал этого момента! Но не сложилось – сам знаешь почему… Да, кстати, твои войска держались мужественно, стойко и на отдельных участках поначалу даже переходили в контратаки. При этом некоторые, в том числе и 87-я стрелковая дивизия, к которой была прикомандирована наша команда, кое-где отбросили врага назад на десять, а то и пятнадцать километров!
Но вскоре немец пришел в себя и погнал нас без передышки на восток. Все, кто осмеливался остановиться и, зацепившись за очередной естественный оборонительный рубеж, оказать хоть какое-то сопротивление агрессору, навсегда оставались в плодородной украинской земле. Остальные никакой опасности для противника уже не представляли. Так – неорганизованная масса, сброд, стадо…
Под Харьковом мы снова оказались в окружении. Вырваться из него я пытался вместе с майором Степаном Петровичем Коноваловым и полковым комиссаром Иосифом Яковлевичем Кернесом. Последний предложил сменить командирскую форму на солдатскую. Но даже такая маскировка нам не помогла. Восемнадцатого июня мы оказались в плену. Причем Йоська почему-то проигнорировал предложенный Степой вариант отхода – однозначно менее рискованный, чем его собственный маршрут, и повел нас не на восток и даже не на север, а на юг. Подозреваю, он сознательно шел сдаваться врагу…
Поначалу немцы определили нас в обычный лагерь. Построили в одну шеренгу и приказали снять штаны. Обрезанного Кернеса первым выволокли из толпы. «ЮдаН!» Но я не растерялся и сказал:
– Отпустите его. Это мой земляк – из Калуги. А в Калуге евреи не живут.
Как ни странно, подействовало!
В знак «благодарности» Йоська сдал нас с потрохами. Где Коновалов – до сих пор не знаю. А меня как видного военспеца отправили под Винницу – в «спортивно-оздоровительный» лагерь «Проминент». Как, впрочем, и самого Кернеса, заслужившего такую милость еще какими-то, не известными мне, уступками.