РИСН· АКСИС· СЗЕТ
И-4Рисн
Рисн нерешительно выбралась из главного фургона в караване. Ноги ощутили мягкую неровную почву, которая еще и слегка проседала под ее весом.
Девушку пробрала дрожь. И она только усилилась оттого, что слишком толстые травинки не ушли под землю, как им полагалось. Рисн несколько раз топнула ногой. Трава даже не пошелохнулась.
— Она не шевелится, — сказал Встим. — Здешняя трава ведет себя не так, как в других местах. Ты ведь должна была об этом слышать.
Ее пожилой спутник сидел под ярко-желтым навесом главного фургона. Одной рукой он опирался о боковые перила, другой держал стопку бухгалтерских книг. Одна его белая бровь была заправлена за ухо, другая ниспадала вдоль лица. Встим предпочитал жестко накрахмаленные одеяния — синие и красные — и шапку, похожую на усеченный конус с плоским верхом. Это была традиционная одежда тайленских купцов, вышедшая из моды несколько десятилетий назад, но все еще узнаваемая.
— Я слыхала про траву, — призналась Рисн. — Просто это так странно.
Она осторожно обошла главный фургон по кругу. Да, до нее доходили истории про растительность в Шиноваре. Только вот воображение рисовало просто вялую траву. Поговаривали, что она не исчезает из-за чрезмерной медлительности.
Но нет, дело в другом. Трава не двигалась вообще. Как же она выживала? Разве ее не должны были подчистую съесть животные? Рисн потрясенно покачала головой и оглядела равнину. Трава была повсюду. Травинки росли так плотно, что под ними и земли не видно! Кошмар какой-то.
— Тут земля пружинит, — заметила она, вновь приближаясь к той стороне фургона, откуда начала путь. — И не только из-за травы.
— Хм. — Встим даже не поднял нос от бухгалтерских книг. — Да. Это называется почва.
— У меня такое чувство, что я сейчас провалюсь по колено. Как же шинцы тут живут?
— Они интересный народ. Не пора ли тебе заняться инструментом?
Рисн вздохнула, но направилась к задней части фургона. Другие фургоны в караване — всего шесть — подъезжали и занимали свои места, образуя большой круг. Она открыла откидной борт главного фургона и, поднатужившись, вытащила деревянный треножник, который был высотой почти с нее. Закинув его на плечо, девушка прошла в центр поросшего травой круга.
Рисн одевалась куда современнее, чем ее бабск. И сегодня она надела самую модную одежду для молодой женщины ее лет: темно-синяя с узорами шелковая жилетка поверх зеленой рубашки с длинными рукавами и твердыми манжетами. Юбка длиной до щиколотки — также зеленая — была жесткая и строгая, практичная по крою, но из соображений моды с вышивкой.
На левой руке она носила зеленую перчатку. Закрывать защищенную руку — глупая традиция, просто дань воринскому культурному диктату. Но лучше уж следовать ей хоть для вида. Большинство склонных к консерватизму тайленцев — к несчастью, к ним относился и ее бабск — все еще считали скандальным, если женщина появлялась на людях с открытой защищенной рукой.
Она установила треножник. Прошло пять месяцев с той поры, как Встим сделался ее бабском, а она — его ученицей. Купец был с ней добр. Не все бабски были такими; согласно обычаю он являлся не просто ее хозяином. Встим был ее законным отцом до той поры, пока не решит, что она готова самостоятельно заняться торговлей.
Только вот Рисн не нравилось, что он так много времени проводит, путешествуя по столь странным местам. Встим был известен как великий купец, и она предполагала, что великие торговцы посещают экзотические города и порты. А не странствуют по пустынным лугам в захолустных краях.
Установив треножник, девушка вернулась в фургон за фабриалем. Задняя часть фургона образовывала убежище с толстыми стенами и потолком, где можно спрятаться от Великой бури, — даже слабейшие из них на западе иногда становились опасными. По крайней мере, пока не минуешь перевалы и не попадешь в Шиновар.
Она поспешила назад к треножнику, неся коробку с фабриалем. Откинула деревянную крышку и вытащила большой гелиодор. Бледно-желтый самосвет, по меньшей мере двух дюймов в диаметре, крепился внутри металлической рамы. Он излучал мягкое сияние, не такое яркое, какого можно было бы ожидать от столь большого самосвета.
Рисн установила его на треножнике, покрутила несколько ручек настройки в нижней части, направляя фабриаль на людей в караване. Потом притащила из фургона табурет, уселась рядом и стала смотреть. Ее потрясло, сколько Встим заплатил за устройство — одну из новых, недавно изобретенных штуковин, которые должны были предупредить, если кто-то приблизится. Неужели это и впрямь так важно?
Она сидела и смотрела на самосвет, чтобы заметить, не начнет ли тот светиться ярче. Странная трава шинских краев колыхалась на ветру, упрямо отказываясь прятаться даже при сильных порывах. Вдали вздымались белые пики Туманных гор, которые защищали Шиновар. Великие бури разбивались об эти горы и слабели, отчего Шиновар был одним из тех немногих мест во всем Рошаре, где ураганы не контролировали ритм жизни.
Равнину вокруг нее усеивали странные деревья с прямыми стволами и жесткими, точно кости, ветвями, покрытыми листвой, которая не пряталась от ветра. Пейзаж казался зловещим, словно мертвым. Ничего не шевелилось. Вздрогнув, Рисн поняла, что вокруг нее нет спренов. Ни одного. Ни спренов ветра, ни спренов жизни — вообще никаких.
Какой-то странный, «тупой» край. Точно человек, которому от рождения не хватало мозгов и он не понимал, как следует себя защищать, а лишь пялился на стену и пускал слюни. Рисн подцепила землю пальцем и принялась изучать эту самую «почву», как Встим ее назвал. Весьма грязная штука. И сильный порыв ветра мог бы выдрать с корнем всю траву на этом поле и унести прочь. Хорошо, что Великим бурям сюда не было хода.
Возле фургонов слуги и охранники разгружали ящики и разбивали лагерь. Внезапно гелиодор начал светиться сильнее и замерцал.
— Хозяин! — позвала она, вставая. — Кто-то приближается.
Встим, занимавшийся осмотром ящиков, вскинул голову. Он махнул Килрму, старшему охраннику, и шестеро его подчиненных выхватили луки.
— Там, — указал один.
С той стороны приближалась группа всадников. Они ехали не быстро, и следом двигались несколько больших животных — вроде коренастых толстеньких лошадей, — которые тянули фургоны. Самосвет в фабриале продолжал пульсировать и разгорался все ярче по мере приближения гостей.
— Да, — сказал Встим, глянув на фабриаль. — Эта штука нам очень пригодится. У нее хорошая дальность действия.
— Но ведь мы знали, что они придут. — Рисн поднялась с табурета и направилась к нему.
— В этот раз — да. Но если она предупредит нас о бандитах в ночи, то окупит свою стоимость десятикратно. Килрм, опустите луки. Вы же знаете, они этого не любят.
Охранники сделали как приказано, и тайленцы замерли в ожидании. Рисн поняла, что от волнения теребит брови, хотя сама не понимала, отчего тревожится. Гости — просто шинцы. Разумеется, Встим настаивал, что она не должна считать их дикарями. Он, похоже, их очень уважал.
Разглядывая новоприбывших, она поразилась тому, насколько они разные. Другие шинцы — а ей доводилось их видеть — носили обычные коричневые робы или иную одежду рабочих. Но эту группу возглавлял человек, который, видимо по шинским меркам, выглядел роскошно: на нем было просторное, многоцветное и яркое одеяние, плотно зашнурованное у ворота. Подол струился по бокам его лошади и ниспадал почти до земли. Только голова прибывшего оставалась непокрытой.
Четверо других всадников оделись скромнее. Тоже ярко, но не до такой степени: в рубахах, штанах и цветастых шапках.
По меньшей мере три десятка людей в коричневых туниках шли рядом с ними. И еще были те, кто управлял тремя большими фургонами.
— Ого! — восхитилась Рисн. — Он много слуг с собой привел.
— Слуг? — переспросил Встим.
— Парни в коричневом.
Ее бабск улыбнулся:
— Это его охранники, дитя.
— Что? Но они так невзрачно выглядят.
— Шинцы — любопытный народ. У них воины — низшие из людей, вроде как рабы. Их продают и покупают, передавая из одного дома в другой маленькие камни, которые символизируют право собственности; любой, взявший в руки оружие, должен присоединиться к ним, и обращаться с ним будут так же. А вот человек в роскошном наряде — крестьянин.
— То есть землевладелец?
— Нет. Насколько мне известно, он каждый день — ну, кроме дней, когда случаются такие важные переговоры, как сегодня, — работает в поле. Они ко всем крестьянам так относятся, балуют их вниманием и уважением.
У Рисн от изумления приоткрылся рот.
— Но ведь в большинстве деревень полным-полно крестьян!
— Разумеется. Тут сельские поселения считаются святыми местами. Чужестранцев не подпускают к полям или деревням, где живут крестьяне.
«Как странно, — подумала Рисн. — Наверное, они здесь просто свихнулись».
Килрм и его охранники не выглядели довольными оттого, что их до такой степени задавили числом, но Встима, похоже, ничто не волновало. Когда шинцы подошли достаточно близко, он без колебаний покинул круг из фургонов.
Рисн поспешила следом за ним. «Вот зараза», — тут же обругала она местную природу: длинная юбка девушки задевала влажную траву. Еще одна проблема из-за того, что трава не прячется. Если придется покупать новую канву на подол, она очень сильно потратится.
Встим поклонился шинцам — необычно, коснувшись руками земли.
— Тан бало кен тала, — проговорил он, а Рисн даже не знала, что это значит.
Человек в роскошном одеянии — так называемый крестьянин — уважительно кивнул, а один из всадников спешился и подошел к Встиму:
— Друг, да направят тебя Ветра удачи. — Он очень хорошо говорил по-тайленски. — Прибавляющий рад твоему благополучному прибытию.
— Спасибо, Треш-сын-Эсана, — сказал Встим. — И передай мою благодарность прибавляющему.
— Друг, что ты привез нам из своих чудных краев? — спросил Треш. — Надеюсь, снова металл?
Встим махнул рукой, и охранники приволокли тяжелый ящик. Положив его на землю, они подняли крышку, открыв необычное содержимое: кусочки металлического лома, большей частью напоминавшие обломки раковин, хотя попадалось и что-то вроде щепок. Для Рисн это был мусор, который — по каким-то необъяснимым причинам — с помощью духозаклинателя обратили в металл.
— О! — воскликнул Треш и присел, чтобы лучше изучить содержимое ящика. — Великолепно!
— Ни один кусочек не был добыт из камня, — сказал Встим. — Треш, ни один камень не сломали и не расплавили, чтобы получить этот металл. Его духозакляли из ракушек, коры и веток. У меня есть документ, засвидетельствованный пятью отдельными тайленскими нотариусами, который это подтверждает.
— Не стоило так утруждаться. Ты заслужил наше доверие в таких вещах давным-давно.
— Я предпочитаю все делать как надо, — пояснил Встим. — Торговец, который небрежен с контрактами, рано или поздно оказывается среди врагов, а не друзей.
Треш встал и трижды хлопнул в ладоши. Люди в коричневом, не поднимая глаз, опустили заднюю стенку фургона. В нем стояли ящики.
— Другие, кто приходит к нам, — заметил Треш, направляясь к фургону, — их интересуют, кажется, одни лошади. Все хотят купить лошадей. Но только не ты, друг. Почему так?
— За лошадьми слишком тяжело ухаживать. — Встим шел следом за Трешем. — И часто не выходит вернуть вложенные деньги, хотя товар сам по себе и ценный.
— С ними не так? — спросил Треш, беря один из ящиков, явно легких. Внутри было что-то живое.
— Нет, совсем не так. Куры хорошо продаются, а ухаживать за ними просто, если есть корм.
— Мы тебе принесли достаточно, — сказал Треш. — Мне не верится, что ты их у нас покупаешь. Они совсем не так дороги, как вам, чужестранцам, кажется. И ты даешь нам за них металл! Металл, который не запятнан сломанным камнем. Это чудо.
Встим пожал плечами:
— Там, откуда я родом, эти кусочки почти ничего не стоят. Их делают ревнители, когда учатся пользоваться духозаклинателями. Они не могут создавать еду, потому что, если ошибутся, она получится ядовитой. Поэтому превращают мусор в металл и выбрасывают.
— Но его же легко перековать!
— Зачем ковать металл, — возразил Встим, — если можно изготовить из дерева предмет нужной формы, а уже потом поменять его с помощью духозаклинателя?
Растерянный Треш покачал головой. Рисн и сама была сбита с толку. Это самый безумный обмен из всех, что ей доводилось видеть. Обычно Встим спорил и торговался до последнего. А тут просто взял и признал, что его товар ничего не стоит!
В общем-то, разговор и дальше пошел в том же ключе, и оба старательно объясняли друг другу, до чего же их товары никчемны. В конце концов они пришли к согласию — хотя Рисн и не поняла, как именно, — и пожали руки, скрепляя сделку. Солдаты Треша начали разгружать ящики с курами, тканями и экзотическим сушеным мясом. Другие волокли прочь ящики с металлическим мусором.
— Солдата я у тебя купить не могу, верно? — спросил Встим, пока они ждали.
— Увы, чужестранцам их не продают.
— Но был ведь один, которого ты продал…
— Это случилось почти семь лет назад! — со смехом возразил Треш. — И ты все время об этом вспоминаешь!
— Ты даже не знаешь, сколько я за него выручил, — бросил Встим, — а ведь ты отдал его почти даром!
Треш пожал плечами:
— Он был неправедником. И ничего не стоил. Ты сам меня вынудил взять что-то на обмен, хотя, признаюсь, мне пришлось выкинуть твой товар в речку. Я не имел права брать деньги за неправедника.
— Да я как-то и не обиделся, — сказал Встим, потирая бороду. — Но если у тебя появится еще один, сообщи. Лучший слуга из возможных. До сих пор жалею, что продал его.
— Я запомнил, друг. Однако сомневаюсь, что появится еще один такой же. — Он о чем-то задумался. — Да, действительно — не надо нам второго такого…
Как только обмен состоялся, они опять пожали друг другу руки, потом Встим поклонился крестьянину. Рисн попыталась повторить его поклон и заслужила улыбки от Треша и нескольких его спутников, которые переговаривались на шепчущем шинском языке.
Такая долгая, скучная поездка ради такого короткого обмена. Но Встим был прав: за кур на востоке должны были заплатить немало сфер.
— Что ты узнала? — спросил Встим, пока они шли обратно к главному фургону.
— Что шинцы — странные.
— Нет, — возразил Встим, но в его голосе не было раздражения. Он никогда не вел себя сурово. — Дитя, они просто другие. Странные люди — те, которые действуют сумбурно. Треш и его сородичи совсем иные. Даже наоборот, в них многовато упорядоченности. Мир по ту сторону гор меняется, а шинцы как будто приняли решение остаться такими же, как прежде. Я пытался предложить им фабриали, но услышал, что это бесполезные штуки. Или богохульные. Или слишком святые, чтобы к ним прикасаться.
— Мастер, но это ведь совсем разные области.
— Да. Но с шинцами не разберешь, что есть что. Как бы то ни было, что же ты на самом деле узнала?
— Скромность у них ценится в той же степени, в какой у гердазийцев — бахвальство, — ответила она. — Вы оба лезли из кожи вон, доказывая, что ваши товары ничего не стоят. Мне это кажется странным, но, наверное, здесь принято так торговаться.
Он широко улыбнулся:
— А ты уже мудрее половины мужчин, которых я сюда привез. Слушай, вот твой урок. Никогда не пытайся обдурить шинца. Будь прямолинейна, говори им правду, и, возможно, тебе придется даже преуменьшить стоимость своего товара. За это они тебя полюбят. И отплатят сторицей.
Ученица кивнула. В фургоне бабск достал странный маленький горшочек.
— Вот, — сказал он. — Возьми нож и срежь немного этой травы. Постарайся резать поглубже и захватить много почвы. Растения без нее не выживут.
— Зачем я это делаю? — спросила девушка, сморщив нос, и взяла горшок.
— Затем, что тебе предстоит научиться заботиться об этом растении. Я хочу, чтобы ты держала его при себе, пока оно не перестанет казаться тебе странным.
— Но почему?
— Потому что так из тебя получится отличный торговец.
Она нахмурилась. Ну отчего же Встим почти все время такой чудной? Наверное, именно поэтому он из тех немногих тайленцев, которым удавалось заключать с шинцами хорошие сделки. Встим такой же странный, как они сами.
Рисн взялась за дело. Жаловаться бессмысленно. Но сначала она раздобыла пару потрепанных перчаток и закатала рукава. И речи быть не могло о том, чтобы испортить хорошую одежду из-за горшка какой-то там дурацкой травки.
И-5Аксис Собиратель
Аксис Собиратель застонал, лежа на спине, и в его черепе все загудело от боли. Он открыл глаза и окинул себя взглядом. Аксис был голый.
«Чтоб мне провалиться», — промелькнула мысль.
Так, прежде всего надо проверить, не слишком ли ему досталось. Пальцы его ног указывали в небо. Ногти были темно-синего цвета — не такая уж редкость для аймианца вроде него. Он попытался пошевелить пальцами, и, к его удовольствию, те послушались.
— Ну, это уже кое-что, — проговорил Аксис, опуская голову обратно на землю. Раздался хлюпающий звук, словно он придавил что-то мягкое — скорее всего, какой-то гниющий мусор.
Что ж, ничего не поделаешь. Аксис теперь чувствовал и запах — едкий, вонючий. Пришлось сосредоточиться на своем носе, изменяя тело так, чтобы отключить обоняние. «Ага, — подумал он. — Так гораздо лучше».
Теперь надо что-то сделать с пульсирующей болью в голове. Ну в самом деле, разве солнцу обязательно быть таким ослепительным? Он закрыл глаза.
— Ты по-прежнему в моем переулке, — прозвучал чей-то грубый голос. Этот голос его и разбудил.
— Я скоро его освобожу, — пообещал Аксис.
— Ты мне должен. За ночь, которую проспал тут.
— В переулке?
— В лучшем переулке во всем Каситоре.
— А-а. Вот я где, значит? Отлично.
Он мысленно сосредоточился и через несколько ударов сердца наконец-то прогнал головную боль. Открыл глаза, и на этот раз солнечный свет показался достаточно приятным. По обеим сторонам от Аксиса к небу вздымались кирпичные стены, обильно поросшие красным лишайником. Вокруг него были разбросаны гниющие клубни.
Нет. Не разбросаны. Их, похоже, аккуратно разложили. Это было странно. Видимо, от них и исходила та вонь, которую он уже почувствовал. Лучше пока не включать обоняние.
Он сел и потянулся, проверяя мышцы. Все, похоже, действовали, хотя нашлось немало синяков. С ними он быстро справится.
— Итак, — проговорил он, оборачиваясь, — не найдется ли у тебя запасных штанов?
Обладателем голоса оказался мужчина с всклокоченной бородой, сидевший на ящике в конце переулка. Аксис не узнал ни его, ни сам переулок. Неудивительно, учитывая тот факт, что его избили, ограбили и бросили умирать. Опять.
«Чего не сделаешь ради науки», — подумал он со вздохом.
Воспоминания возвращались. Каситор — большой ириальский город, уступавший по размерам только Ралл-Элориму. Аксис сюда пришел умышленно. И напился тоже умышленно. Наверное, надо было аккуратнее подбирать себе собутыльников.
— Рискну предположить, что запасных штанов у тебя нет, — сказал Аксис, вставая и изучая татуировки на предплечье. — А если бы они были, я бы предложил тебе самому их надеть. Что это на тебе — мешок из-под лависа?
— Ты мне должен, — проворчал незнакомец. — И еще заплати за уничтожение храма северного бога.
— Странно, — сказал Аксис, бросив взгляд через плечо на выход из переулка. Там виднелась оживленная улица. Добрые люди из Каситора вряд ли обрадуются, увидев его голым. — Не припомню, чтобы я уничтожил какой-то храм. Такие вещи обычно не забываются.
— Ты развалил половину Гарпуновой улицы, — сказал нищий. — И еще несколько домов. Но это я тебе прощаю.
— Как любезно с твоей стороны.
— Тамошние жители в последнее время строили козни.
Аксис нахмурился, снова посмотрел на нищего. Проследил за его взглядом и уставился на землю. Кучи гниющих овощей были разложены совершенно особенным образом. В виде плана города.
— Ага! — воскликнул Аксис, поднимая ногу, — под пяткой обнаружился кусочек какого-то овоща.
— Это пекарня, — сообщил нищий.
— Мне ужасно жаль.
— Семьи не было дома.
— Рад это слышать.
— Они молились в храме.
— В том самом, который я…
— Раздавил своей головой? Да.
— Уверен, ты будешь добр к их душам.
Нищий сузил глаза, разглядывая его:
— Я все еще не понимаю, как ты вписываешься в общую картину. Ты Приносящий пустоту или Вестник?
— Боюсь, Приносящий пустоту. Ну, я же уничтожил храм, как-никак.
Взгляд нищего сделался еще более подозрительным.
— Меня может прогнать только священная ткань, — продолжил Аксис. — И поскольку у тебя нет… Погоди-ка, а что это у тебя в руках?
Нищий посмотрел на свою руку, которая касалась жалкого одеяла, прикрывавшего один из его не менее жалких ящиков. Он сидел на этих ящиках, словно… ну да, словно бог, взирающий на свой народ.
«Бедный дурачок», — подумал Аксис. Надо было поскорей убираться отсюда. Ему не хотелось навлечь неприятности на этого бедолагу с помутившимся рассудком.
Нищий поднял свое одеяло. Аксис подался назад, закрываясь руками. Это вызвало у нищего улыбку, которой не помешало бы побольше зубов. Он спрыгнул с ящика, неся одеяло перед собой, точно оружие. Аксис начал отступать.
Нищий победно вскрикнул и бросил в него одеялом. Аксис схватил его и пригрозил нищему кулаком. Потом удалился из переулка, на ходу заворачивая одеяло вокруг талии.
— Глядите же, — провозгласил нищий позади, — мерзкая тварь изгнана!
— Глядите же, — вторил Аксис, завязывая одеяло потуже, — мерзкая тварь избежала тюрьмы за непристойное поведение на публике.
Ириали весьма щепетильны в том, что касается законов о добропорядочности. Они весьма щепетильны во многих смыслах. Разумеется, то же можно сказать о самых разных народах… но не о тех вещах, по поводу которых они проявляют щепетильность.
Аксис Собиратель привлекал немало взглядов. Не из-за своего необычного наряда — Ири находился на северо-западной окраине Рошара, и погода здесь обычно была намного теплее, чем в таких местах, как Алеткар или сам Азир. Немало золотоволосых ириали разгуливали в одних лишь набедренных повязках, и их кожу покрывали разноцветные узоры. Даже татуировки Аксиса не были здесь столь уж примечательны.
Видимо, на него пялились из-за синих ногтей и глаз, похожих на синий хрусталь. Аймианцы — даже сиааймианцы — заглядывали сюда не часто. Или, быть может, из-за того, что он отбрасывал неправильную тень. К источнику света, а не наоборот. Это мелочь, да и солнце стояло так высоко, что тени были короткими. Но те, кто это замечал, что-то бормотали и отпрыгивали прочь с его пути. Похоже, они были наслышаны о таких, как он. Прошло не так уж много времени после случившейся в его родной стране катастрофы. В самый раз, чтобы у большинства народов поневоле начали появляться истории и легенды.
Возможно, какая-нибудь важная шишка сделает для него исключение и отведет к местному магистрату. Не в первый раз. Он уже давно привык не переживать. Когда Проклятие Рода следует за тобой по пятам, рано или поздно начинаешь принимать все таким, как есть.
Аксис начал насвистывать мелодию себе под нос, рассматривая татуировки и не обращая внимания на тех, кто разглядывал его. «Я же точно где-то что-то записал…» — подумал он, глядя на запястье, потом выворачивая шею и пытаясь увидеть, нет ли на спине новых татуировок. Как все аймианцы, он мог менять цвет и пятна на коже усилием воли. Это было особенно удобно для того, кого регулярно грабят, лишая всего имущества, — до безумия трудно при такой жизни вести нормальные записи. И потому он вел дневник на коже, по крайней мере, пока не подворачивался шанс вернуться в безопасное место и все переписать.
Несчастный исследователь надеялся, что напился не до такой степени, чтобы записать свои наблюдения где-то в малодоступном месте. Как-то его угораздило устроить подобное безобразие, и, дабы все прочитать, понадобились два зеркала и весьма смущенный банщик.
«Вот оно», — подумал Аксис, обнаружив новую запись с внутренней стороны левого локтя. Он прочел ее, неловко изгибаясь, пока неторопливо спускался по склону.
Опыт завершился успешно. Заметил спренов, которые появляются, когда кто-то напился до потери сознания. Выглядят как маленькие коричневые пузыри, прилипающие к ближайшим предметам. Надо будет повторить проверку, чтобы убедиться, что это не пьяные галлюцинации.
— Очень хорошо, — сказал он вслух. — Просто здорово. Стоит подумать, как их назвать.
Исследователь слышал истории, в которых их называли спренами пивных пузырей, но это звучало глупо. Спрены опьянения? Нет, слишком громоздко. Спрены эля? Аксис ощутил прилив воодушевления. Он выслеживал этот особенный вид спренов несколько лет. Если удастся доказать, что они существуют, — это будет настоящая победа.
Почему же эти спрены появлялись только в Ири? И так редко? Он напивался вусмерть с десяток раз, но лишь единожды их обнаружил. Если, разумеется, ему не померещилось.
Спрены, однако, могли быть неуловимыми. Иногда даже самые обычные из них — к примеру, спрены пламени — отказывались появляться. Это особенно раздражало человека, который посвятил свою жизнь наблюдению, описанию и изучению каждого вида спренов в Рошаре.
Продолжая насвистывать, он шел через весь город к причалам. Вокруг него текла река золотоволосых ириали. Волосы — знак чистоты крови, как и черные волосы алети. Чем меньше примесей, тем больше золотых локонов. Не просто русых, а по-настоящему золотых, блистающих в лучах солнца.
Ириали ему нравились. Они и близко не такие чопорные, как воринские народы востока, и редко доводили дело до ссор или драк. Тем легче было охотиться на спренов. Конечно, существовали такие спрены, что появлялись лишь в случае конфликта.
У причалов собралась небольшая толпа.
«Ага, — подумал Аксис. — Отлично. Я не опоздал».
Большинство собравшихся стояли на специально возведенной смотровой площадке. Аксис отыскал себе местечко, поправил священное одеяло и, опершись о перила, стал ждать.
Прошло немного времени. Ровно в семь сорок шесть утра — местные сверяли по этому явлению часы — громаднейший синий, как море, спрен поднялся из вод залива. Он был полупрозрачный, и хотя казалось, что от него во все стороны пошли волны, это была иллюзия. На самом деле гладь залива ничто не потревожило.
«Он принимает форму большого водяного столба, — мысленно проговорил Аксис, создавая татуировку на незанятой части ноги, вписывая слово за словом. — В центре он темно-синий, как океанская глубина, хотя наружная часть светлее. Судя по мачтам ближайших кораблей, я могу предположить, что в этом спрене по меньшей мере сто футов высоты. Один из самых больших, какие мне доводилось видеть».
Колонна отрастила четыре длинные руки с ладонями и пальцами, которые раскинулись над заливом. Они оперлись на золотые пьедесталы, что поднимались из воды. Спрен являлся в одно и то же время и не пропустил ни дня.
Они дали ему имя Кусичеш — Защитник. Кое-кто поклонялся ему как богу. Большинство просто считали его частью города. Он был уникален. Один из немногих видов спренов, известных Аксису, состоявший, по всей видимости, из единственной особи.
«Но что же это за спрен? — писал Аксис, зачарованный. — У него появилось лицо, глядящее на восток. Прямо на Изначалье. Лицо все время меняется, сбивая с толку. На конце короткой шеи друг за другом появляются разные человеческие лица, размытой чередой».
Представление продолжалось десять минут. Повторялись ли какие-то из лиц? Они сменяли друг друга так быстро, что он не мог понять. Одни казались мужскими, иные — женскими. Как только все завершилось, Кусичеш канул в залив, опять взметнув призрачные волны.
Аксис почувствовал опустошенность, как будто у него что-то забрали. Говорили, это нормально. Может, он ждал этого чувства, потому и вообразил его? Или это реальные ощущения?
Пока он размышлял, сзади подкрался сорванец, схватил одеяло за край, сдернул и расхохотался. Потом бросил товарищам, и они все вместе сбежали.
Аксис покачал головой.
— Вот досада, — проворчал он, когда люди вокруг начали охать и бормотать. — Видимо, поблизости есть стражники? О да. Целых четверо. Чудесно.
Четверка уже шагала прямиком к нему — золотые волосы струятся по плечам, лица суровые.
— Итак, — сказал Аксис вслух, делая последнюю заметку, в то время как стражник уже схватил его за плечо, — кажется, у меня будет еще один шанс отыскать спренов несвободы.
Вот ведь странное дело — эти существа ни разу не попались Собирателю за все годы, хоть он регулярно оказывался за решеткой. Аксис уже начал считать их мифическими.
Стражники потащили его в одну из городских тюрем, и он не возражал. Два новых спрена за столько дней! Такими темпами на завершение его изысканий уйдет всего-то несколько веков.
Просто великолепно. Аксис снова начал насвистывать себе под нос.
И-6Шедевр
Сзет-сын-сына-Валлано, неправедник из Шиновара, притаился на высоком каменном выступе для фонаря возле игорного притона. Его ноги и сам этот выступ скрывал длинный просторный плащ, и казалось, что Сзет висит на стене.
Поблизости горело несколько огней. Маккеку нравилось, когда Сзет укутывался в плащ и прятался среди теней. Под плащом на неправеднике был облегающий черный костюм, нижнюю часть лица скрывала маска из ткани; и то и другое придумал Маккек. Плащ был слишком просторным, а костюм — слишком тесным. Ужасный наряд для убийцы, но Маккек требовал драмы, а Сзет выполнял приказы хозяев. Всегда.
Возможно, от драмы была кое-какая польза. Прохожие пугались, видя лишь его глаза и лысую голову. Шинские глаза, слишком круглые и большие. Местные считали их похожими на глаза ребенка. Почему же его облик так всех нервирует?
Поблизости сидела группа мужчин в коричневых плащах — они болтали, потирая большой и указательный палец. От пальцев поднимались струйки дыма, сопровождаемые едва слышимым треском. Говорили, что, растирая огнемох, человек открывает разум новым мыслям и идеям. Сзет однажды попробовал огнемох, но получил только головную боль и волдыри на пальцах. Похоже, эйфория приходила лишь после того, как появлялись мозоли.
Здание притона было круглым; в центре бар, где продавали всевозможные напитки по разнообразным ценам. Барменши в фиолетовых платьях с глубокими вырезами на груди и по бокам. Защищенные руки выставлены напоказ — бавийцы, изначально бывшие воринцами, находили это до невозможности вызывающим. Странно. Это ведь просто руки.
Посетители играли кто во что. Ни одна из игр не была по-настоящему азартной — никто не бросал кости, не делал ставки на перевернутые карты. Тут развлекались шееломом, устраивали бои мелкокрабов и — что странно — разгадывали загадки. Вот и еще одно необычное свойство воринских народов: они избегали в открытую предсказывать будущее. В чем-то вроде шеелома надо было совершать броски или ходы, но ставку на исход игры никто не делал. Взамен ставили на результат непосредственного броска или выбора.
Сзету разница между тем и другим казалась бессмысленной, но так уж повелось в здешних краях. Даже в одной из самых порочных городских дыр, где женщины не прятали руки, а мужчины открыто говорили об убийствах, никто не рисковал оскорбить Вестников, попытавшись заглянуть в будущее. Даже предсказание Великих бурь многих заставляло чувствовать себя неуютно. И при этом они не видели ничего предосудительного в том, чтобы ходить по камню или использовать буресвет для каждодневных нужд. Местные игнорировали духов, что жили вокруг них, ели что хотели и тогда, когда хотели.
Странно. Так странно. Но теперь это его жизнь. Недавно Сзет начал сомневаться в запретах, которым некогда следовал столь рьяно. Как восточникам не ходить по камню? В их краях почвы не было. Они бы никуда не смогли попасть, ни разу не ступив на камень.
Опасные мысли. Все, что у него осталось, — вера. Если он усомнится в каменном шаманизме, то как быть с его собственной сущностью неправедника? Опасно, опасно. Хотя убийства и грехи наложили на него проклятие, его душу после смерти все равно отдадут камням. Он продолжит существовать. Будет наказан, будет мучиться, но не растворится в пустоте.
Лучше существовать в мучениях, чем полностью исчезнуть.
Сам Маккек тоже расхаживал по притону, и на каждой руке у него висело по женщине. Бывший грабитель уже не был таким тощим — его лицо постепенно становилось пухлым и мясистым, точно фрукт, зреющий после потопа. Также исчезли потрепанные одежды разбойника, и на смену им пришли роскошные шелка.
Товарищи Маккека — те, с которыми он убил Тука, — были мертвы, их убил Сзет по приказу нового хозяина. Все ради того, чтобы сберечь клятвенный камень в тайне. Почему эти восточники так стыдились способа, при помощи которого управляли Сзетом? Боятся, как бы у них не украли камень? Или их ужасает мысль, что орудие, которым они пользуются столь безжалостно, может обратиться против них?
Возможно, Маккек боялся, что если станет известно, как легко управлять Сзетом, это испортит его репутацию. Неправедник слышал немало разговоров: дескать, до чего загадочен этот до жути умелый телохранитель Маккека. Если тварь вроде Сзета служит Маккеку, значит тот на самом деле еще ужаснее.
Маккек прошел мимо того места, где прятался Сзет, и одна из женщин в его объятиях звонко рассмеялась. Бандит глянул на Сзета и коротко кивнул. Неправедник склонил голову, показывая, что все понял. Потом скользнул вниз, и слишком просторный плащ всколыхнулся у него за спиной.
Играющие притихли. Посетители притона, пьяные и трезвые, наблюдали за Сзетом. Когда он прошел мимо тройки, что баловалась с огнемохом, у них вспотели руки. Большинство присутствовавших знали, чем Сзет займется этой ночью. Был один человек, который недавно переехал в Исток и открыл собственный притон, бросив вызов Маккеку. Похоже, новичок не поверил, что у призрачного телохранителя Маккека заслуженная репутация. Что ж, у него были причины сомневаться. Репутация Сзета и впрямь не соответствовала истине.
Он куда опаснее, чем считалось.
Убийца вынырнул из игорного притона, взбежал по ступеням в погруженный во тьму магазин, служивший прикрытием, и вышел во двор. Проходя мимо какого-то фургона, бросил в него плащ и маску. От плаща один шум, и зачем прятать лицо? Сзет единственный шинец в городе. Достаточно увидеть глаза, чтобы понять, кто он такой. Тесную черную одежду неправедник оставил: переодевание заняло бы слишком много времени.
Исток — самый большой город в округе; Маккек быстро перерос Стаплинд. Теперь он все твердил, не переехать ли в Ниспайк, где у местного землевладельца был особняк. Если такое случится, Сзет проведет несколько месяцев по колено в крови, потому что будет методично выслеживать и убивать каждого вора, головореза и шулера, который откажется подчиняться Маккеку.
Но до этого еще несколько месяцев. Пока что его заданием был истокский выскочка по имени Гавашав. Сзет пробирался по улицам, не прибегая к буресвету или осколочному клинку, полагаясь на природную ловкость и осторожность, помогавшие оставаться невидимым. Он наслаждался краткой свободой. Эти моменты — когда он не был взаперти в одном из пропитанных дымом притонов Маккека — выдавались в последнее время слишком редко.
Стремительно двигаясь во тьме, чувствуя кожей влажный холодный воздух, он проскользнул тихими улочками и почти вообразил, что снова оказался в Шиноваре. Дома вокруг — не из богохульного камня, но из земли, из глины и почвы. Тихие звуки были не приглушенным весельем в каком-нибудь из игорных домов Маккека, но топотом и ржанием диких лошадей на равнинах.
Но нет. В Шиноваре никогда так не воняло отходами — едкая вонь настаивалась на протяжении недель. Он не дома. Для него нет места в Долине правды.
Сзет вошел в одну из богатых частей города, где улицы куда шире. Исток располагался в лейте, его защищала похожая на крепостную стену череда утесов на востоке. Гавашав заносчиво поселился в особняке в восточном районе. Особняк принадлежал провинциальному землевладельцу; Гавашав попал к нему в фавор. Землевладелец знал о Маккеке и мечтал побыстрее приструнить его при помощи новоявленного бандита.
Городской особняк был трехэтажным, и его маленький ухоженный сад окружала каменная стена. Сзет подкрался к ней. Здесь, на окраинах города, землю усеивали похожие на луковицы камнепочки. Когда он проходил мимо, растения шуршали, втягивая лозы и неторопливо закрывая раковины.
Убийца прижался к стене. Наступила самая темная часть ночи — между двумя первыми лунами. Его народ называл это время часом ненависти, ибо боги сейчас не следили за людьми. По стене наверху вышагивали охранники, и камень скрипел под их ногами. Гавашав, видимо, считал, что в этом доме, похожем на маленькую крепость, безопасность ему гарантирована.
Сзет вздохнул, втягивая буресвет из сфер в кошельке. Убийца начал светиться, от его кожи поднялся мерцающий пар. Во тьме его легко было заметить. Эти силы не предназначались для тайного убийства; связыватели потоков сражались днем, изгоняя ночь, а не пытаясь с ней подружиться.
У Сзета иная участь. Ему придется быть повнимательней, чтобы его не заметили.
Через десять ударов сердца после того, как часовые прошли мимо, Сзет с помощью плетения изменил точку притяжения тела, перенеся ее с земли на стену, что позволило двигаться по стене, сгруппировался и перекувыркнулся над оградой. Вновь очутился на стене, лицом к земле. Прыгнул и плетением вновь сместил центр тяжести на землю, после чего последние несколько футов пролетел в свободном падении.
Повсюду рос сланцекорник, которому садовники придали форму небольших террас. Сзет пригнулся, пробираясь по лабиринту из зарослей. У входа в особняк стояли стражи, горели фонари из сфер. Как легко было бы ринуться на них, поглотить буресвет и погрузить обоих во тьму, прежде чем убить…
Но Маккек не приказывал ему быть столь разрушительным. Гавашава следовало убить, но Сзету позволили самостоятельно выбрать способ. Он выбрал такой, который не требовал устранять стражников. Неправедник так поступал всякий раз, когда выдавался шанс. У него не было другого способа сохранить остатки человечности.
Достигнув западной стены особняка, он использовал плетение, чтобы пробежать по стене до самой крыши. Та была длинная и плоская, с легким уклоном к востоку — в лейте это излишне, но восточники видели мир в свете Великих бурь. Сзет быстро прошел к задней части дома, где маленький каменный купол прикрывал ту сторону, что была ниже. Он прыгнул на этот купол, и из его тела заструился буресвет. Полупрозрачное чистое сияние. Словно призрак того огня, что пылал в нем, пожирая душу.
В тишине и темноте он призвал осколочный клинок, потом с его помощью вырезал дыру в куполе, поворачивая оружие так, чтобы кусок камня не упал внутрь. Протянул свободную руку и, наполнив каменный круг буресветом, плетением связал его с северо-западной частью неба. Сплетение со столь удаленной и неопределенной точкой было возможным, но не точным. Все равно как выстрелить из лука куда-то очень далеко.
Он шагнул назад, и каменный круг, выскочив из купола, упал в небо, истекая буресветом, взмыл к звездам, похожим на пятна краски на небосклоне. Сзет прыгнул в дыру и тотчас же сместил фокус своего притяжения на потолок. Кувыркнулся в воздухе, приземлился на внутреннюю сторону купола, возле края прорезанной им самим дыры. С его точки зрения, он теперь стоял на дне громадной каменной миски, а сквозь дыру проглядывали звезды.
Убийца поднялся по «миске», смещая точку своего притяжения по ее правой части. Через несколько секунд он был на полу, переориентировавшись так, что купол вновь стал куполом. Где-то далеко раздался тихий грохот: кусок камня выпустил последние капли буресвета и рухнул обратно на землю. Сзет направил его в сторону от города. Он надеялся, что камень никого случайно не убил.
Теперь стражники отвлекутся, пытаясь разобраться с источником далекого грохота. Сзет глубоко вздохнул, втягивая второй кошель самосветов. Свет, струившийся от него, сделался ярче, и он смог разглядеть комнату.
Как убийца и предполагал, она оказалась пустой. Он попал в редко используемый пиршественный зал с холодными каминами, столами и скамьями. Воздух был неподвижен, тих и пах плесенью. Как в гробнице. Сзет поспешил к двери, просунул осколочный клинок между нею и дверной рамой, рассек засов. Тихонько открыл. Буресвет, исходивший от его тела, озарил темный коридор снаружи.
Поначалу, работая на Маккека, Сзет соблюдал осторожность и не использовал осколочный клинок. Однако задания хозяина становились все труднее, и пришлось все же прибегнуть к оружию, чтобы избежать ненужных жертв. И слухи о нем обогатились деталями в виде прорезанных в камне дыр и мертвецов с выжженными глазами.
Маккек начал верить в эти слухи. Бандит пока что не требовал, чтобы неправедник передал ему клинок, — сделай он это, открыл бы второе действие, запретное для Сзета. Убийца обязан носить клинок до самой своей смерти, после чего шинские каменные шаманы должны были забрать меч у убийцы.
Сзет шел по коридорам. Он не беспокоился о том, что Маккек мог бы получить клинок, но его и впрямь тревожило то, каким самоуверенным сделался повелитель воров. Чем успешнее был неправедник, тем неосторожней становился Маккек. Сколько еще пройдет времени, прежде чем он перестанет использовать Сзета ради устранения мелких врагов и начнет посылать против других владельцев осколочных клинков или могущественных светлоглазых? Сколько времени пройдет, пока кто-то не свяжет все концы? Шинский убийца с осколочным клинком, способный на загадочные трюки и потрясающие уловки? Может, это тот самый, печально знаменитый Убийца в Белом? Маккек мог сделать так, что король и великие князья алети отвлекутся от войны на Расколотых равнинах и обрушат всю мощь на Йа-Кевед. Тысячи умрут. Прольется настоящий кровавый ливень, как во время Великой бури, — обильный, всепроникающий, разрушительный.
Он шустро побежал дальше по коридору, пригнувшись, держа клинок обратным хватом на вытянутой руке позади себя. Сегодня, по крайней мере, будет убит тот, кто заслужил свою судьбу. Не слишком ли тихо в коридорах? Сзет не видел ни души после того, как покинул крышу. Неужели Гавашав так глуп, чтобы разместить всех своих охранников снаружи, оставив спальню без защиты?
Впереди во тьме показались двери в хозяйские покои — без охраны, в торце короткого коридора. Подозрительно.
Сзет подобрался к дверям, прислушиваясь. Ничего. Он поколебался, глянул по сторонам. Большая лестница вела на второй этаж. Убийца рванулся к ней и клинком отсек деревянный шар со стойки перил. Тот был размером примерно с маленькую дыню. Несколько ударов клинка отхватили от занавески на окне кусок ткани. Сзет поспешил обратно к двери и заполнил деревянную сферу буресветом, после чего применил к ней Основное Плетение, наметив точку притяжения на противоположной стороне комнаты.
Он прорезал защелку на дверях и тихонько приоткрыл одну створку. Комната за ней была погружена во тьму. Гавашав где-то ужинал? И куда в таком случае мог пойти? В этом городе он пока что не чувствовал себя в безопасности.
Сзет завернул деревянный шар в занавеску и бросил. Тот полетел к дальней стене. Закутанный в ткань, он выглядел примерно как человек в плаще, который бежит через комнату, пригнувшись.
Никакие спрятавшиеся стражники не напали на приманку, и она, отскочив от запертого окна, зависла у самой стены. Из нее продолжал сочиться буресвет.
Шар озарил столик, на котором что-то стояло. Сзет прищурился, пытаясь разглядеть, что это. Он осторожно двинулся вперед, прокрался по комнате, подбираясь все ближе и ближе к столу.
Предмет на столе оказался головой. С чертами Гавашава. Тени, порожденные буресветом, придавали вызывающему ужас лицу еще более пугающий вид. Кто-то обошел Сзета.
— Сзет-сын-Нетуро, — проговорил незнакомый голос.
Убийца повернулся, взмахнув осколочным клинком, и принял оборонительную стойку. В дальнем конце комнаты стоял человек, окутанный тенями.
— Кто ты? — требовательно спросил неправедник, и оттого, что он перестал задерживать дыхание, его буресветная аура сделалась ярче.
— Сзет-сын-Нетуро, ты всем доволен? — спросил тот же голос. Мужской, низкий. Что это за акцент? Не веденец. Возможно, алети? — Ты доволен этими нелепыми поручениями? Бессмысленными убийствами в захолустных шахтерских деревнях?
Сзет не ответил. Он окинул комнату взглядом, высматривая движение среди прочих теней. Похоже, больше никто нигде не прятался.
— За тобой следили, — продолжил незнакомец. — Тебя посылали запугивать лавочников. Ты убивал разбойников столь ничтожных, что даже власти их не замечали. Тебя демонстрировали, чтобы впечатлить шлюх, точно они какие-нибудь высокородные светлоглазые дамы. Что за безобразие…
— Я делаю то, что приказывает хозяин.
— Ты не предназначен для мелкого вымогательства и убийств. Использовать тебя таким образом — все равно что запрячь ришадиума в ветхий рыночный фургон. Все равно что резать осколочным клинком овощи или разжигать отменным пергаментом костер, на котором греют воду для умывания. Это преступление! Ты шедевр, Сзет-сын-Нетуро, ты бог. А Маккек каждый день кидается в тебя навозом.
— Кто ты?
— Ценитель искусства.
— Не называй меня именем отца, — сказал Сзет. — Нельзя марать его связью со мной.
В сфере на стене наконец-то закончился буресвет, она упала на пол, занавеска приглушила звук падения.
— Хорошо, — согласился человек во тьме. — Но почему ты не бунтуешь против столь легкомысленного использования твоих способностей? Разве ты не был создан для величия?
— Нет ничего великого в убийстве, — возразил неправедник. — Ты говоришь, как кукори. Великие люди создают еду и одежду. Прибавляющего следует чтить. Я отнимающий. По крайней мере, убивая таких людей, как этот, я могу притвориться, что делаю благое дело.
— И это говорит тот, кто чуть было не разрушил одно из величайших королевств Рошара?
— Это говорит тот, кто совершил одно из самых гнусных убийств в Рошаре, — поправил Сзет.
Незнакомец фыркнул:
— То, что ты сделал, было лишь ветерком по сравнению со смертоносным вихрем, что осколочники поднимают на поле боя каждый день. А те вихри — ветерки по сравнению с ураганами, которые можешь устроить ты.
Сзет направился к дверям.
— Куда это ты собрался? — поинтересовался невидимка.
— Гавашав мертв. Я должен вернуться к хозяину.
Что-то упало. Сзет повернулся с осколочным клинком на изготовку. Незнакомец бросил что-то круглое и тяжелое. Оно покатилось по полу к Сзету.
Еще одна голова. Она остановилась, легла набок. Сзет застыл, разглядев лицо. Пухлые щеки покрыты пятнами крови, мертвые глаза в ужасе распахнуты — Маккек.
— Как? — спросил Сзет.
— Мы расправились с ним через несколько секунд после того, как ты покинул игорный притон.
— Мы?
— Слуги твоего нового хозяина.
— Мой клятвенный камень?
Незнакомец разжал кулак, демонстрируя самосвет, который держался на его ладони при помощи цепочки, обвернутой вокруг пальцев. Рядом, озаренный его светом, лежал клятвенный камень Сзета. Лицо незнакомца оставалось темным — он был в маске.
Сзет отпустил свой клинок и рухнул на одно колено:
— Приказывай.
— На столе лежит список, — сказал незнакомец, сжимая руку и пряча клятвенный камень. — В нем детально описаны пожелания нашего хозяина.
Сзет поднялся и подошел к столу. Рядом с головой, которая стояла на блюде, чтобы кровь не растекалась, был лист бумаги. Неправедник взял его, и буресвет высветил где-то два десятка имен, записанных воинским письмом его родины.
«Славы души моей…» — простонал про себя Сзет.
— Это ведь люди из числа самых могущественных в мире! Шесть великих князей? Селайский геронтарх? Король Йа-Кеведа?!
— Хватит растрачивать твой талант попусту, — сказал незнакомец и, подойдя к дальней стене, приложил к ней ладонь.
— Это вызовет хаос, — прошептал Сзет. — Распри. Войну. Боль, какую миру нечасто доводилось испытывать.
Камень на цепи на ладони незнакомца вспыхнул. Стена исчезла, превратилась в дым.
Духозаклинатель.
Человек в черном посмотрел на Сзета:
— Верно. Наш хозяин велел, чтобы ты использовал ту же тактику, которую прекрасно применил несколько лет назад в Алеткаре. Когда закончишь, получишь дальнейшие инструкции.
И он вышел через открывшийся проход, оставив Сзета в ужасе. Сбылся его кошмар. Попасть в руки тех, кто понимал его способности и был достаточно дерзок, чтобы использовать их правильно. Весь буресвет вытек из Сзета, а он все еще стоял и молчал.
Потом почтительно сложил лист и удивился, что руки не дрогнули.
А ведь вскоре должен был задрожать весь мир.