Достигнув второго острова, они проползли вдоль берега прочь от моста, обогнули еще один крошечный мысок, встали на ноги и, тяжело дыша, снова оказались под защитой лесного полога. Холод льда уже проник сквозь шерсть и кожу их одежд. Шеф и Карли осторожно сложили оружие, дуя на замерзшие руки, достали рукавицы из овечьей шерсти, которые дал им Бранд. Шеф аккуратно снял с пояса кожаный мех, вытащил затычку.
— Зимний эль, — пояснил он. — Остаток.
Сделали по долгому глотку.
— Вкус как у эля, — отметил Карли, — но ощущение другое. Он даже когда холодный, все равно обжигает глотку. Жалко, что мы у себя дома не научились делать такой эль.
Шеф кивнул, опять задумавшись о воде, замерзающей в эле, о паре, шипящем вокруг раскаленного лезвия. Нет времени на эти размышления.
— Следующий остров — Дроттнингсхолм, — сказал он. — Мы знаем, что короля там сейчас нет и что ни одному мужчине не позволено оставаться на острове на ночь. Еще один переход и…
— И мы будем как два петуха в курятнике, — закончил Карли.
— По крайней мере, сможем узнать, чего хотела от нас королева.
«Я-то знаю, чего она хочет от тебя», — подумал Карли, но промолчал. Они медленно побрели по берегу второго острова.
На этот раз мост оказалось легко заметить, но он располагался очень далеко от места, с которого прямиком был виден Дроттнингсхолм. Постояли на опушке, присматриваясь и прикидывая. Они находились на западном краю небольшого заливчика, примерно в одном фарлонге от Дроттнингсхолма. До восточного края залива тоже было около фарлонга, и оттуда на остров тянулся мост.
— Прямо отсюда нам переходить так же легко, как тащиться к мосту, — сказал Шеф. — И не будет необходимости ползти. Мы достаточно далеко, и никто из стражников нас не увидит, потому что на льду мы будем еще дальше от них.
— Ладно, — сказал Карли. — Я думаю, если бы лед готов был треснуть, он бы уже треснул. Полыньи нам не встречались. Он надежный.
Шеф приподнял руки, взял в них копье и вступил на черную, продуваемую всеми ветрами ледяную равнину.
— Ладно, так где же он? — Бранд стоял в дверях душной, провонявшей людским потом хижины, сердито глядя на обращенные к нему лица восьми англичан. Снедаемый тревогой, он пьянствовал в портовой таверне в Каупанге вместе с Гутмундом и командой, когда пришла весть, что Совет жрецов Пути окончился. После короткого разговора с Торвином он отправился прямиком в святилище, в комнату, которую Шеф делил с Карли, считавшимся теперь его оруженосцем. Не найдя ни того ни другого, Бранд бросился к хижине катапультеров.
Столкнувшись с разъяренным воином ростом ближе к семи футам, чем к шести, вольноотпущенники вспомнили рабский свой обычай. Они потихоньку сбились в тесную кучу за спинами Озмода и Квикки, которые были среди них самыми крепкими и уверенными в себе. Лица их внезапно поглупели.
— Кто он? — спросил Озмод, чтобы потянуть время.
Огромные кулаки Бранда сжимались и разжимались.
— Где — ваш — хозяин — Шеф?
— Не знаю, — сказал Квикка. — А в комнате нету?
Бранд шагнул вперед, глаза его светились смертоубийством, но остановился, заметив, что Озмод, бывший капитан алебардщиков, скользнул взглядом в сторону стойки с оружием. Бранд вышел из хижины, хлопнув дверью.
Снаружи Ханд, друг детства Шефа, ныне истовый жрец Идуны, терпеливо топтался на хрустящем снегу.
— Они мне не говорят, — прорычал Бранд. — Ты англичанин. Они знают, что ты его друг. Попробуй, может, выведаешь что.
Ханд зашел в хижину. Неразборчивые переговоры на густопсовом норфолкском диалекте, родном для всех них. Наконец Ханд выглянул, поманил Бранда в хижину.
— Они говорят, что точно не знают, — перевел он. — Но пораскинув мозгами, сообразили, что он получил какое-то послание. Они подозревают, что он ушел в гости к королеве Рагнхильде на Дроттнингсхолм. Он взял с собой Карли.
Бранд опешил:
— Пошел на Дроттнингсхолм? Но мужчинам нельзя быть там ночью. И все мосты охраняются.
Квикка ухмыльнулся, обнаружив свою щербатость.
— Все правильно, шкипер, — сказал он на смеси английского с норвежским, принятой в Армии Пути в Англии. — Не такие уж мы тупые. Мы это знаем. Если он пошел, он мог пробраться по льду, понимаешь? Этим вечером мы спускались к заливу и посмотрели. Лед еще довольно толстый, ни следа трещин.
Бранд уставился на Квикку и остальных, на лице его отразился ужас. Он попытался заговорить, не сумел, попробовал снова.
— Вы, английские придурки, вы знаете хоть что-нибудь? — прохрипел он страшным шепотом. — На фьордах в это время года лед не вскрывается. Он подтаивает снизу и пропитывается водой. А потом, однажды ночью, он исчезает. Он не вскрывается. Он просто тонет!
Ветер ударил с удвоенной силой, когда Шеф и Карли устремились в свой последний бросок через лед, как будто они вышли из-под прикрытия какой-то невидимой стены. Ветер нес с собой холодную морось. Когда первые капли ударили Шефа в лицо, он вздрогнул, ожидая ощутить снежную крупу или градинки. Стерев рукой влагу, которая стекала по лицу, он удивился. Дождь. Значит, началась оттепель. Смогут ли они потом вернуться назад? Сейчас не время об этом думать. Зато благодаря дождю можно не бояться, что их увидит охрана на мостах.
— Слушай, — сказал он Карли, — не нравится мне этот дождь. Лед может не выдержать. Выбраться мы оба сумеем. Все, что нужно делать, если лед проломится, это держать голову над водой. Старайся, чтобы тебя не затянуло под лед, там растеряешься, в какую сторону плыть. Если окажемся в полынье, плыви к ее краю и наваливайся на лед. Если он треснет, попытайся снова. Когда выберешься на достаточно крепкий лед, ползи и ползи. И вот что, Карли, заткни-ка свой меч обратно в ножны. Тебе могут понадобиться обе руки.
Когда Карли неуклюже последовал совету, Шеф, как будто его кто-то подтолкнул, взглянул на темный берег, до которого все еще оставалось с сотню ярдов, покрепче взял за древко копье «Гунгнир», разбежался и метнул его далеко вперед. Он увидел, как копье пролетело к берегу, упало и заскользило по льду, его удар заглушил шум дождя.
Внезапно Шеф почувствовал, что лед уходит из-под ног. Они замерли на мгновенье, прислушиваясь к треску. Ничего.
— Может быть, он просто откололся от берега, — прошептал Карли.
И они пошли, переставляя ноги с предельной осторожностью. Один шаг. Другой.
Шеф в очередной раз опустил ногу, и ее обдало холодом. Вода. Лужица на льду? Вода в другом сапоге. Холод вдруг поднялся до колен, до бедер, он почувствовал, как конвульсивно сжались внутренности. Шеф огляделся, высматривая трещину во льду, но ничего такого поблизости не было, он по-прежнему устойчиво стоял обеими ногами, вот только лед опускался…
Черные воды сомкнулись над головой Шефа, и вот он уже отчаянно барахтается, чтобы удержаться на плаву. На его шее сомкнулись две руки, захват откуда-то сзади, и руки, как у Ивара, если бы Ивар мог восстать из мертвых.
Шеф яростно изворачивался, пытаясь избавиться от мертвой хватки Карли, пока не оказался с ним лицом к лицу, соединил руки и основанием ладоней ударил Карли в переносицу. Подался из воды повыше и ударил снова, чувствуя, как от удара мнется хрящ. Снова подался вверх, чтобы ударить еще раз, и почувствовал, что удушающий захват распался.
— Ладно, извини, я уже нормальный, — Карли отпустил его и попробовал самостоятельно держаться на воде. Шеф сразу ощутил злые укусы студеной воды. На родных фенах он частенько купался в холодной воде, забавы ради или из-за отсутствия моста. Но здесь было другое дело. Холод проник через все слои одежды, пропитал ее, с каждым уходящим мгновеньем отнимал силы, холод и тяжелая намокшая одежда тянули его на дно морское.
Вдобавок он не понимал, куда плыть. Шеф выбросился из воды как можно выше, бешено вращая единственным глазом, чтобы увидеть остров или другой берег, или льдину, на которую мбжно выбраться. Ничего. Ничегошеньки.
Или же? Не сгущается ли там ночная тьма? Он увидел очертания Дроттнингсхолма, вырисовывающиеся на фоне неба, схватил Карли за плечо и развернул его в нужном направлении. Они поплыли, черпая силы в отчаянии, сначала неловко вынося руки над водой в длинных гребках, потом, задыхаясь и путаясь в промокшей одежде, боковыми подводными гребками. Ноги у них бессильно волочились сзади. «Сбрось сапоги, — подумал Шеф. — Так всегда говорят, сбрось сапоги. Но мои зашнурованы тесемками сыромятной кожи. И потом, слишком холодно. Я должен выбраться или умереть».
Первое же ощущение дна под ногой заставило его встать, и он сразу с головой провалился под воду. Он медленно выплыл, снова заработал руками, пока не почувствовал дно животом. Пошатываясь, чувствуя, что ноги его не держат, он ухватился за какой-то корень и вытянул себя на берег. Сзади послышалось тяжелое дыхание, слабый плеск. Шеф отметил, где искать спасительный корень, повернулся и снова бросился в воду, подхватил Карли, из последних сил протащил его несколько ярдов до берега. Одной рукой он ухватился за корень, а другую запустил Карли в кудри и выкинул его на замерзший песок. Они, задыхаясь, выбрались на берег и рухнули на четвереньки.
Тут до Шефа дошло, что если они ничего не предпримут, то вот-вот умрут от переохлаждения — священник не успеет и отходную прочесть. Вода обжигала, как огонь. А на воздухе холод был еще хуже. Тело уже теряло чувствительность, ощущение жгучей боли прошло, теперь его охватывала коварная истома.
— Раздевайся, — рявкнул он дитмаршцу. — Снимай одежду. Выжми ее.
Сам он уже возился с застежками своей куртки, не в силах справиться с ними. Карли как-то ухитрился извлечь меч из ножен и разрезал свои. Протянул меч Шефу, но тот выронил его из онемевших пальцев. Некоторое время они отчаянно сражались в темноте со своей одеждой, снимая ее слой за слоем. Раздевшись наконец, они ощутили, как осатаневший ветер сдирает с них стружку. Но дождь кончился, и они быстро обсохли на пронзительном ветру. Шеф нащупал рубаху, выжал ее, сложил вдвое и выкрутил еще раз, выдавив полузамерзший соляной раствор. С трудом натянув рубаху, он на мгновение поверил обманчивому теплу.