– Качай еще, – приказал Шеф.
Он уже чувствовал, что тепло исходит не только от пылающей топки, но и от самого котла. Жар нарастал, а греческий сифонист корчился от страха. Варвары не боятся, потому что они ничего не понимают! В конце концов он не выдержал. Схватив тряпку, он бросился вперед и повернул клапан на верхушке котла. Из прорези вырвался пронзительный свист.
– Вентиль! Нужно скорее открыть вентиль! – закричал внезапно научившийся говорить по-английски грек, сопровождая свои слова отчаянной жестикуляцией.
Шеф крикнул:
– Крути!
Один из помощников Стеффи решительно повернул вентиль, расположенный внизу котла, – вентиль, от которого шла огнеметная трубка. Шеф сразу же рукой почувствовал вырывающуюся из трубки обжигающую струю, ощутил едкий запах. Отступив назад, он вытянул руку и поднес к отверстию трубки запальный фитиль.
Огненное дыхание дракона вылетело на добрых пятьдесят футов, пламя упало на поверхность воды и прямо на ней продолжало гореть, испуская клубы черного дыма. Какое-то время казалось, что само море воспламенилось. Шеф и его помощник инстинктивно отпрянули от свирепого жара.
Опомнившись, Шеф снова крикнул:
– Крути!
Вентиль перекрыли, и ревущий поток огня иссяк. Стеффи тут же перестал качать воздушный насос, помощники около топки оттащили в сторону свои кузнечные мехи и скинули угли с колосника под котлом. Все пятеро отступили от греческой машины на самый край крошечной палубы и напряженно уставились на нее. Не слишком ли сильно они накачали котел? Не перекинется ли огонь с моря на судно? Через некоторое время Шеф услышал, как все они одновременно с облегчением перевели дух.
– Это какое-то масло, – сказал он.
– Навроде не оливковое, – сказал Стеффи. – Я пробовал его поджечь, и оно почти совсем не горело.
– Может быть, китовый жир, – предположил Шеф, вспомнив, как огненные стрелы королевы Рагнхильды подожгли запасы ворвани на далеком Галогаланде.
– Пахнет по-другому, – заметил второй помощник, бывший рыбак из деревни Ордлава, из Бридлингтона.
– Понятия не имею, что это за адская жидкость, – сказал Стеффи. – Но готов поспорить, что мы не сможем достать новой, когда наш запас кончится. Что ж, по крайней мере, мы теперь знаем, когда открывать выпускной вентиль. Этот свист из клапана служит предупредительным сигналом.
– Вы можете знать, как работать машина, – сердито закричал грек на прорезавшемся у него ломаном английском, – но naphtha есть только в одном месте на земле, и вы никогда ее не найти. И я вам не сказать, как вы меня ни пытать.
Шеф холодно посмотрел на него:
– В пытках нет нужды. Теперь у меня есть машина, а где найти для нее нефть, я знаю. Лучше всего она зимним утром, не так ли?
Сердце у грека упало. Варвары с легкостью освоили siphon. А теперь оказывается, что у них, возможно, есть и горючее. В конце концов, кто возьмется утверждать, что на варварском Западе нет своей Тьмутаракани? А если варвары заполучат обе половинки секрета, как сможет устоять против них Византия? И он может не сомневаться: как только станет известно, что тайна раскрыта, путь ему в Византию будет заказан. Каждый грек знает, когда приходит время переметнуться на другую сторону, и это время пришло.
– Послушай меня, одноглазый, – буркнул он. – За хорошую цену я готов указать на кое-какие твои ошибки.
Шеф спокойно кивнул, как будто только этого и ждал, и полез в карман своих штанов. Еще в Септимании он тайно сделал заказ серебряных дел мастерам и заплатил за него из своего кошелька.
– Стеффи, – сказал Шеф, доставая из кармана серебряные кулоны. – Я хочу, чтобы ты и твои люди носили эти амулеты.
– А те, которые у нас уже есть, их что, навроде снять? – спросил Стеффи, указывая на висящий у него на шее молот Тора.
– Да. Ты и один из твоих помощников носите молот Тора, те двое носят фаллос Фрейра, я ношу лесенку Рига. Но все это знаки, поразившие ваше воображение и скопированные у других. Я должен носить свою лесенку, потому что это знак моего отца, но вам следует носить знаки вашего ремесла, ведь теперь у вас новое ремесло. Это почетный знак, он отмечает вашу храбрость.
– А что это за знак? – спросил один из помощников, расплывшись от гордости. Большую часть своей жизни он был рабом. А теперь сам Единый Король говорит с ним, словно с великим воином.
– Это знак огня для людей, которые занимаются греческим огнем, факелами и прочим военным огнем.
Все четверо молча взяли пекторали, сняли старые и надели новые.
– А кто бог у воинов огня? – спросил помощник, работавший с кузнечными мехами.
– Бог огня Локи, некогда прикованный, а теперь освободившийся.
Взбиравшийся на борт Скальдфинн, услышав эти слова и впервые увидев амулеты огня, замер от ужаса. В поисках поддержки он оглянулся на Фармана, тот помолчал, а затем очень неохотно кивнул. Стеффи и его команда, все как один англичане и бывшие христиане, плохо знали священные предания Пути, поэтому имя Локи не вызывало у них никакой тревоги.
– Локи, – повторил Стеффи, стараясь запомнить. – Бог огня Локи. Неплохо иметь своего собственного бога. Мы будем его верными слугами.
Глава 31
Император уставился на брошюрку, которую сжимал в руках. Он умел читать, хотя и медленно, однако сейчас нужды в этом не было. Содержание памфлета было уже подробно разъяснено Бруно его верным наперсником.
– Откуда взялась эта чертова книга? – наконец спросил император. Бруно никогда не богохульствовал нарочно, не упоминал имя Господне всуе и не употреблял связанные с религией слова в переносном смысле. Вот и в этот раз, понял Эркенберт, он буквально имеет в виду, что лежащая перед ним книга – от дьявола. Это хорошо. Хуже обстоит дело с ответом на его вопрос. Эркенберт уже успел сообразить: предатель-еретик, который выдал им Грааль и был награжден за это смертью, солгал, когда говорил, что существует только два экземпляра еретического Евангелия; его следовало бы оставить в живых. Но сейчас признаваться в допущенной ошибке ни к чему.
– Один из братьев нашел ее в доме священника. Да, да. – Дьякон успокаивающе поднял руку. – Со священником уже разбираются. Но я слышал, что эта мерзость теперь повсюду, она распространяется с дьявольской скоростью. И ведь ей верят. Люди говорят, что Грааль, который ты привез с собой и объявил той самой лесенкой, на которой наш Спаситель был перенесен в гробницу, они говорят, что само появление Грааля через столько веков доказывает, что в еретической книге рассказана правда. Копье – это смерть, говорят они, а Грааль – это жизнь. Это доказывает, что Иисус действительно остался жив, причем никогда и не покидал этот мир, а вовсе не вернулся в него. И нет никакого воскресения, нет жизни после смерти, нет наместников святого Петра, нет Церкви и нет нужды в ней. Так говорят даже некоторые священники.
Лицо императора сразу окрасилось в пурпурный цвет, но ему хватило рассудка сдержаться. Он понял, что дьякон высказал все это с какой-то целью, а не просто чтобы разгневать его. А может быть, вызвать гнев императора и было целью дьякона.
– Что ж, – сказал Бруно с неожиданной мягкостью, – полагаю, мы сможем добиться, чтобы люди перестали говорить об этом вслух. Но мы-то хотим, чтобы они перестали даже думать об этом. Уверен, что у тебя есть идея на этот счет. Слушаю тебя внимательно.
Эркенберт кивнул. Они давно были союзниками, партнерами в делах. Но дьякон не переставал радоваться, что ему наконец выпало сотрудничать с трезво мыслящим властителем.
– Идей у меня две, – сказал он. – Первая очень проста. Нам нужно организовать надежных людей, которые занимались бы только одним – выискивали ересь. Им нужно дать власти больше, чем позволяют существующие законы. Власть кнута и дыбы. Думаю, их организацию следует назвать Inquisitio Imperialis, императорская инквизиция, то есть «расследование».
– Согласен, – незамедлительно ответил Бруно. – А более сложная идея?
– Ты знаешь, когда впервые объединились Церковь и Империя? Ведь Римская империя, как тебе известно, первоначально была языческой, в ней христиан преследовали.
Бруно кивнул. Он помнил рассказы про святого Павла, как тот отправился в Рим на суд римского императора, который, по-видимому, был к нему враждебно настроен. Раньше Бруно не задумывался, что в Римской империи однажды произошла смена религии, но теперь, после слов Эркенберта, ему стало ясно, что такое событие должно было когда-то иметь место.
– Как ты знаешь, первым христианским императором был Константин. Императором его объявили в моем родном городе Эборакуме – в Йорке, как сейчас называют его обосновавшиеся в нем поганые язычники.
– Хорошее предзнаменование, – уверенно сказал Бруно.
– Будем надеяться. Константин постоянно боролся с мятежниками – как и ты, император, – и однажды в ночь перед битвой увидел сон. Во сне ему явился ангел, показал крестное знамение и сказал: «In hoc signo vinces» – «С этим знаком победишь». Император не знал смысла этого знака, но на следующее утро приказал своим людям нарисовать у себя на щитах крест и под знаком креста сражался и победил. Потом знающие люди разъяснили ему значение креста, Константин принял христианство сам и насадил его во всей своей империи. Но он сделал еще одну вещь, о император. Он подписал «Donation» – «Константинов дар». На этом документе основаны Церковь и обновленная Империя. Благодаря ему Церковь получила власть в этом мире. Благодаря ему Империя получила для своей власти благословение свыше. Именно поэтому император – помазанник Божий. А Римский папа должен утверждаться императором.
– Звучит неплохо, – сказал Бруно с некоторым скептицизмом, – но римских пап я назначаю без всяких документов. И власть моя проистекает из реликвий, которые я нашел – мы нашли. Зачем нам нужен этот «Дар»?
– Я думаю, что вместе с императорской инквизицией нам понадобится и новая грамота.
Бровь императора предостерегающе поднялась. Он успел понять, что цель разговора – заставить его силой сместить неугодного папу Иоанна и держать кардиналов под замком, пока они не проголосуют за нужного кандидата на освободившееся место. Император, хотя и не поставил Эркенберта в известность – Бруно не хотел, чтобы будущий папа оказался хоть как-то замешан в исчезновении прежнего, – уже послал усиленный военный отряд, чтобы разобраться с папой Иоанном, и отправил колеблющимся германским кардиналам жесткое письмо, в котором требовал от них проявить бо