– Если ты победишь, спроси их сам. А если победа будет моя, я спрошу твоих.
Бруно подошел к подножию лестницы, а его германцы немного отступили, оставив свободное пространство в двадцать футов шириной.
Но не все взгляды были устремлены на ристалище. Наверху за парапетом шептались Квикка с Озмодом.
– Как ты думаешь, что случилось с хозяином?
– Он разбился! И они его захватили.
– Мертвого? Как считаешь?
– Пошмотрим, – ответил Квикка, по-прежнему шепелявя своим щербатым ртом. – Кто б там внизу ни победил, я намерен, как только стемнеет, скинуть со стены веревки – я приготовил из оснастки змея с полдюжины достаточно прочных, – и мы все сможем спуститься. По крайней мере, все англичане. А потом прорвемся и будем искать государя.
– В чистом поле они нас порежут на кусочки. Арбалеты теперь бесполезны.
– С этими парнями то же самое, что с нами. Многие из них уже сыты по горло. Как ни крути, нас три сотни человек, разозлившихся и с ножами, – мы пройдем их насквозь. Направимся туда, где утром стояли эти проклятые машины, и посмотрим, кого сможем поймать.
– Я слышала вас, – вмешалась в их перешептывания Свандис. – Я тоже пойду.
Внизу раздался звон оружия.
Правильный поединок мечников обычно основан на ударах и отбивах, использовании меча и щита одновременно, на скорости реакции противников и силе их запястий. Бранд не собирался драться таким способом. Он бы тогда проиграл.
Сталь начала звенеть, когда император, без салюта и без предупреждения, проскочил через разделяющее соперников пространство и снизу ударил в незащищенный щитом бок. Бранд едва успел отбить клинок железным наконечником алебарды и тут же поднырнуть под немедленный удар обратной стороной меча. Затем он тоже пришел в движение, затанцевал на цыпочках, все время смещаясь вправо, подальше от меча императора и поближе к его щиту, над которым снова виднелся наконечник Святого Копья. После первого удара Бранд не пытался парировать клинок, только уклонялся, держался на расстоянии. На дальней дистанции у него было преимущество даже перед длинноруким и широкоплечим императором. Бранд потихоньку отступал, каждые несколько секунд делая выпад своим громоздким оружием. Когда император приготовился еще раз неожиданно прыгнуть на него, Бранд сам шагнул вперед и взмахнул алебардой. Он хлестнул двадцатифунтовым отточенным наконечником так, как мальчишка бьет хворостиной по головке чертополоха. Император принял всю силу удара на щит, отлетел в сторону, споткнулся, но выправился. Мгновенье он встревоженно глядел на внутреннюю сторону своего щита, где закреплялось Святое Копье. Оно было по-прежнему на месте, хотя теперь по нему текла кровь из рассеченной руки Бруно; так восемь столетий назад по нему текла кровь Спасителя.
– Теперь реликвия тебе не поможет, – прорычал Бранд, у которого заметно участилось дыхание. Двигался он все еще с легкостью, но, готовясь к новому удару, опустил алебарду на правое плечо.
– Богохульник! – воскликнул император и хотел кольнуть его в пах.
Бранд уклонился от прямого выпада, постарался рубануть противника в лицо и снова наткнулся на щит. Но щит императора уже принял два мощнейших удара, он был расколот и в двух местах пробит. Еще пара ударов, и Бруно останется без своей двойной защиты. Без щита и без своей реликвии. Левой рукой император отпустил лямку щита и попытался нащупать Копье, чтобы подхватить его, даже если щит развалится. Бранд заметил заминку и ринулся вперед, размахивая алебардой то от левого, то от правого плеча, то поверху, то понизу, так что массивное оружие только посвистывало в его медвежьих лапах. Теперь наступила очередь императора отскочить назад, его руки были высоко, а удар просвистел у самого живота. Бруно почти упирался в ряды своих воинов, и Бранд шагнул назад, насмехаясь над бегством императора и стараясь выманить его на открытое место.
И опять не все взгляды были обращены на поединок. Начинались короткие итальянские сумерки, и Ханд принялся за дело. Он тоже услышал перешептывания Озмода и Квикки. Ханд украдкой взял одну из приготовленных Квиккой веревок. Свандис, наблюдавшая за поединком в толпе сгрудившихся у парапета воинов, почувствовала руку на своем плече. Ханд поманил ее, и она молча ушла вместе с ним. В подступающей темноте они мягко прокрались на цыпочках, добрались до акведука, по которому отряд шел прошлой ночью. Он не охранялся, часовые ушли в другую сторону. Ханд махнул Свандис, чтобы встала на четвереньки. Малыш-лекарь начал торопливо спускаться по акведуку, укрывшись за его четырехфутовыми стенками. Через несколько ярдов Свандис спохватилась и шепнула:
– На другом конце будут часовые!
Ханд показал ей веревку:
– Мы переберемся через край, прежде чем акведук упрется в землю. Укроемся за опорой. Они нас не увидят. Лучшие люди императора сейчас вместе с ним по ту сторону стены.
Заходящее солнце мешало теперь обоим соперникам, но императору больше. Бранд стоял спиной к тому месту на западе, где солнце коснулось городских стен. Его руки и плечи были освещены, а туловище уже покрылось тенью. Иногда его удар скользил в тени, иногда сверкал на солнце, и от щита императора остались только щепки. Одна лямка оторвалась, даже Святое Копье болталось в зажиме. Но Бранд заметно устал, а император двигался так же быстро и ловко, как вначале. Зрители первое время молчали, тревожась за исход поединка, потом принялись возбужденно кричать на самых разных языках.
– Пользуйся своим щитом, Бранд!
– Коли острием, hetra.
– Не останавливайся!
– Ударь его Копьем!
Эркенберт тоже считал, что приближается решающий момент. По его собственным представлениям, именно он предопределил исход событий в день уничтожения Королевского дуба в языческой Упсале, своевременно накинувшись на необъятное дерево с топором. Когда придет пора составлять его агиографию – описание жития святого, – хорошо бы, чтобы отыскалась деталь, подчеркивающая присутствие Эркенберта и при втором великом посрамлении язычников. Схватив знамя Грааля с алтаря, Эркенберт выскочил из толпы, поднял знамя и гаркнул во всю силу легких:
– In hoc signe vincesi С этим знаком победишь!
Бранд увидел, что император отвлекся на крик, и впервые за все время взялся за рукоять своей алебарды обеими руками. Он яростным взмахом отбил удар в голову, шагнул два шага вслед отступающему противнику, снова прижатому к краю площадки, и полным махом обеих рук ударил от плеча в туловище. Слишком высоко, чтобы перепрыгнуть, слишком низко, чтобы поднырнуть, а отскочить уже некуда.
Император шагнул внутрь описываемой алебардой дуги и ударил своим мечом из лучшей испанской стали не по оружию, а по запястью держащей его руки. Мгновение казалось, что удар продолжается, алебарда ткнулась в разбитый щит императора и выбила его вместе с Копьем. Затем алебарда покатилась по земле, все еще зажатая в отсеченной руке. Кровь мгновенно хлынула из запястья Бранда, его сторонники издали громкий стон.
Император опустил меч, он осознал, что лишился щита, и встревоженно обернулся к Святому Копью, лежащему рядом с отсеченной кистью руки Бранда. В этот момент Бранд снова шагнул вперед, с бессильно повисшей искалеченной правой рукой. Но к левой руке у него был привязан маленький щит, которым он еще ни разу не воспользовался. Сжав кулак, Бранд ударил левой рукой сверху вниз. Край щита угодил прямехонько в шею императора, нагнувшегося за своей реликвией. Кость сломалась с треском, от которого меж стен метнулось эхо. Затем в наступившем гробовом молчании император рухнул ничком, и голова его вывернулась под неестественным углом.
Бранд стремительно нагнулся и вырвал Святое Копье из мертвой руки. С дюжину рыцарей Ордена инстинктивно подались вперед, протягивая руки к священному предмету. Бранд отступил в толпу нахлынувших викингов, размахнулся левой рукой и зашвырнул Копье на стену; заходящее солнце последними лучами высветило инкрустированные на наконечнике золотые кресты.
– Ваш Бог вас обманул! – выкрикнул Бранд, а заботливые руки уже бинтовали его запястье и накладывали жгут на предплечье.
Некоторые из рыцарей поняли его слова, а некоторые нет. Но всех их охватил один и тот же мистический ужас. Больше они не будут сражаться. Сначала им требуется осознать, что произошло. Рыцари и братья Ордена потянулись в прилегающие к крепостной стене закоулки, мечтая лишь добраться до своих лошадей и покинуть злосчастный город.
Двое из них, баварец Тассо и бургундец Йонн, задержались, чтобы поднять с земли тело своего императора. Тассо закинул тело на плечо, а Йонн обнажил меч и пятился в арьергарде, готовый отразить любой враждебный выпад. И тут взгляд его упал на знамя Грааля, все еще воткнутое в землю. «А где же наш жалкий дьякон, которого покойный император сделал Римским папой?» – с яростью и отчаянием подумал Йонн. Эркенберт обманул, и его знак тоже был обманом! Йонн ударил мечом по древку знамени, и с последним лучом солнца оно низверглось на землю.
Шеф понимал, что уже умирает, тьма сгустилась вокруг него. Он не знал, ночь ли это или его подводит его единственный глаз. Он все еще мог слышать. Из темноты доносился знакомый голос, в первый раз Шеф услышал этот голос много лет назад в Йорке, в день, когда началась его подлинная жизнь, в день смерти Рагнара. Это был голос Эркенберта, и он выкрикивал: «Император убит!» Но как такое могло случиться?
Внизу послышались голоса многих людей. Рассудок Шефа сделался напоследок пронзительно ясным, и легко стало разобрать, о чем они говорят, но он не слишком прислушивался. Рыцари Грааля спорили между собой, не в силах поверить, что их император с его священной миссией потерпел поражение. Раздавались обвинения в вероломстве и предательстве, потом началась свара из-за золотого ларца, в котором хранился Грааль, посыпались удары. Шеф не узнал, кто победил.
Через некоторое время он понял, что залитая ночной темнотой полянка совершенно пуста. Его стражники ушли. Но ведь они должны были перед уходом проткнуть распятого копьем, разве нет? А полянка не совсем пуста. Шеф открыл глаз и увидел фигуру, стоящую у подножия его дерева. Каким-то образом нога Шефа снова оказалась на перекладине, которая так долго продлевала ему жизнь; он способен был видеть и думать. Внизу стоял дьякон Эркенберт, Шеф узнал его тонзуру и черную сутану. Тщедушный человечек подобрал где-то копье и теперь неумело им замахивался, стараясь прон