т, она у меня срывается.
Сейчас я не могу позволить себе такого срыва.
К Ребелу хлыст, сейчас мне нужны обе руки.
Первая пара печатей
— Исит, — с трудом вытолкнул первый слог активатора.
Вторая пара
— Узарр, — через боль распухшего языка осилил и это.
Третья печать.
— Аххау.
Вот прорычать это удалось отлично — опалённое горло было для такого в самый раз.
Но жар души сорвался, вырвался из моей власти, добавил боли и огня внутри меня, раздирая руки.
В груди уже почти не было воздуха, повторить активаторы не выйдет.
Ощущая, как стягивает от жара лицо, как лопаются губы, я медленно потянул в себя воздух.
Нет, это не воздух, это словно сам огонь.
Рот, горло, грудь вспыхнули болью, будто обугливаясь. В голове потемнело, словно я вдыхал не воздух, пусть и раскалённый, а яд реольцев, яд, который мог действовать и на идаров.
Меня шатнуло, ноги ослабели, но я сумел набрать полную грудь пылающего воздуха, заставил себя поднять руки, а через миг захрипел:
— Исит узар… аххау.
Не сорвалось, в этот раз жар души я удержал, довёл до ладоней.
Из моих рук ударило серым потоком толщиной в моё тело. Таран, как просто и незамысловато называл эту технику Закий, предназначенный для выбивания дверей и сооружения дыр в стенах.
Купол «херристра аут» хрустнул, проломился, покрылся трещинами, в которые тут же хлынуло пламя.
И я.
Откатился в сторону, ломая своим телом торчащие из песка шипы, вскинул левую руку, создавая на ней «тум», а на правой восстанавливая воздушную плеть.
С наслаждением, невзирая на то, что холодный воздух резал рот, глотку, грудь словно ножами, вдохнул, ощущая, как проясняется в голове, а к телу возвращается сила, и оскалился.
Ну всё, парни, вы меня разозлили.
Глава 11
Я привычно открыл глаза при первом же ударе утреннего колокола. Всё как обычно. Кроме тяжести в голове.
Вчера мы все хватили лишку. Сначала парни в желании победить, затем я в желании наказать их за свою боль и страх.
И я победил, да. Но хватил лишку, так что учителю Закию пришлось лечить не только меня, но и парней. Одной и той же пятисоставной техникой. Да…
У меня серьёзно пострадали лёгкие и, вообще, всё, чем дышать. Да так, что всё начало опухать и перестало хватать воздуха. Парни же… Ну, в общем, там у каждого своё было. Хорошо ещё, что обошлось без отрубленных рук, ног и выпущенных кишок. Но и того, что получилось, хватило, чтобы даже Закий не заикнулся о продолжении тренировки, хотя солнце ещё стояло высоко, а приказал ползти в замок и отдыхать.
Не знаю, не знаю. На его месте я бы и парням зачёл экзамен. Я, и правда, пару человек едва не убил.
Стражники от меня и вовсе начали шарахаться, словно я Кровавый жнец и только и жду, чтобы высосать из них кровь.
С парнями было полегче, но ненавидящие взгляды на себе я ловил всю долгую дорогу до Академии.
И без советников было понятно, что с этим нужно что-то делать. У меня, конечно, будет месяц преимущества, но парни всё равно догонят меня в армии и рано или поздно мы там встретимся. Да и слухи обо мне поползут нехорошие. Как сказал советник армии Ограк — вас, господин, конечно, должны либо любить, либо бояться, но в этот раз вы перестарались.
Совет, как это исправить у него тоже не блистал разнообразием. Он едва ли не слово в слово повторил свои прошлые слова. Ну, те, про женщин и вино.
Так что напились мы изрядно, потому как первых двух кувшинов нам не хватило. После четвёртого, правда, мне Питак попытался набить рожу, но после пятого успокоился, и его больше не нужно было держать, да и некому уже было к тому времени, если честно, их бы самих, кто на ногах удержал.
Поэтому уезжать я мог с чистой совестью, вот только… голова…
Я сел, зажмурил один глаз, когда мир вокруг качнулся и потемнел. Переждал эту жуть и поднял перед собой ладони.
Поток излечения не прояснил голову полностью, но сильно облегчил состояние, и на ноги я поднялся уже с улыбкой, ставшей лишь сильней, когда с одной из кроватей донёсся стон Питака.
Шагнул к нему и довольно спросил:
— Что, хреново?
В ответ меня послали. Очень далеко. К Безымянному, но с изрядным количеством поворотов и сложностей в пути.
Я всё это выслушал и посоветовал:
— Зерраум сортам зиарот — помогает от похмелья.
Питак попытался, но пальцы дрожали, и техника срывалась, добавляя ему прекрасных утренних ощущений.
Я покачал головой. Это не дело. Ещё минут двадцать, и парням нужно выдвигаться на пробежку. Что им придумает Закий, обнаружив, что они неспособны бежать, даже думать не хотелось. Да и мне, как виновнику, достанется. Как бы не пришлось забыть о поездке к Илиоту, а мне обязательно нужно с ним поговорить.
Выругавшись, я вскинул руки, проливая на Питака часть жара души.
Он с каким-то утробным стоном вытянулся струной, затем медленно открыл глаза и выдохнул:
— За такое можно всё простить. Прости, Лиал, погорячился я вчера.
Я невольно хмыкнул, глядя на его счастливое, сияющее лицо и шагнул к следующему.
Следующие пятнадцать минут, уже безо всякой улыбки, я метался от кровати к кровати и лечил страдальцев. Вернее, лечил самых сильных из страдальцев, заставлял подниматься и лечить дальше остальных, помогая мне.
Мы успели вовремя. Парни успели и умыть помятые рожи и избавиться от воняющего гадюшника во рту.
А я, я двинул вместе с ними. К воротам. И там наши пути впервые разошлись. Они побежали вниз и влево, к синей тропе через лес, а я остался рядом с учителем Закием. Спросил:
— Всё в силе, учитель? Я могу отправиться в город?
— Странный вопрос, — Закий ожёг меня тяжёлым взглядом. — Я давал повод усомниться в себе? — И тут же с ухмылкой добавил. — Четыре дня это много. Одного тебе хватит, чтобы повидаться со слугами.
Я скрипнул зубами и потребовал:
— Четыре, как вы и обещали, — напомнил ему его же слова. — Это ведь мне выбирать, на что тратить ваш дар, — заметив, как его перекосило, добавил. — И вы дадите мне разрешения посидеть в библиотеке.
— Всё странней и странней, — я выдержал взгляд Закия и он недовольно кивнул. — Хорошо.
Я выругался про себя. Нужно было просить больше, пять дней, а то и прежнюю десятицу, кто знает, сколько у меня займёт копирование нужных Илиоту книг? Но что сделано, то сделано. Спросил:
— Где мне взять лошадь?
Закий изумился:
— Может, мне ещё грауха тебе выделить? На своих двоих, Наглый, на своих двоих добирайся.
Мне очень, очень-очень захотелось повторить длинное утреннее ругательства Питака. Но я сдержался под насмешливым взглядом Закия, сложил перед собой руки в вежливом жесте:
— Конечно, учитель, тренироваться ведь нужно каждый день. Вам тоже уже пора, иначе парни доберутся к первой засаде на синей тропе раньше вас.
Закий хохотнул:
— Наглая язва.
Но затем шагнул за линию ворот и побежал, с каждым шагом набирая скорость.
Через два удара сердца, понадобившиеся мне, чтобы довести жар души до печатей ускорения, я рванул следом. А затем наши пути разошлись.
Закий налево, я прямо, к городу.
А стоило мне миновать пост стражников в лесу, как рядом, легко выдерживая мою скорость, оказался Ирал.
— Господин, самое время попытаться совместить Шаги сквозь тьму и эту печать скорости. Вы можете это сделать, вы…
Мне нужно было удерживать печать, я не мог использовать язык жестов, но и подслушать на бегу меня было некому, поэтому я выдохнул, перебивая его:
— Тебя не смущает, что это два разных умения?
— Не умения, а…
— Неважно, — снова перебил я его. — Не хочешь дождаться, когда Илиот попытается переделать печати Шагов?
— Нет, господин. Это лишь потеря времени. Вы впервые за много дней остались без присмотра. Я тоже беспокоюсь, чтобы вы стали сильней как можно скорей. Вы должны как можно быстрей добраться до основной силы идара, овладеть аурой меча и научиться использовать свою волю для удара. Возможно, тогда вам и не понадобятся эти переделанные печати.
Я недовольно скривился:
— Опять ты за своё.
— Господин, — на лету, двигаясь спиной вперёд, вздохнул Ирал. — Сначала дети учатся ползать, затем встают, делают первые шаги, держась за стену, затем отпускают поддержку и шагают в пустоту, пытаясь не упасть и только затем учатся бегать, прыгать и всё остальное. Идары сначала отказываются от голосовых активаторов, которые становятся ненужной подпоркой, затем… — он прервался и поправился. — Сейчас идарам доступно лишь первое, от печатей они все так же зависимы, но раньше идары, взрослея, набираясь сил, отказывались и от печатей, обходясь лишь силой воли, затем они шагали ещё дальше, познавая суть силы Предка и отыскивая свой путь к ней.
Мне было не так легко разговаривать на бегу, как давно мёртвой тени, но я справлялся:
— И ты думаешь, я сумею пройти их все?
— Вы — Оскуридо, — твёрдо ответил Ирал. — Вы сумеете всё, нужно только набрать больше силы. Сгустить ихор, убить больше врагов…
— К чему смешивать разные пути? — повторил я свои мысли из темницы. — Так мы не поймём, какой из них верный, какой нет.
— Господин, к чему терять время? И как, может быть, вы откажетесь убивать врагов?
Я понял его, но мне не понравилось, как он жульничает в этом разговоре и я буркнул в ответ:
— Нет, я просто не буду совмещать Шаги и печати, и не буду больше сгущать ихор.
Ирал тут же возопил:
— Господин!
Я ухмыльнулся, довольный эффектом, но тут в разговор вмешался Молак, догнавший меня слева:
— Господин, это неразумно, вы ведь уже не дитя, на вас лежит ответственность…
Теперь я оскалился, невзирая на то, что ветер тут же рванул в рот, заставляя меня давиться воздухом. Опять этот советник пытается давить на мой несуществующий долг короля. Но приказать замолчать я не успел, Молак оказался хитрей, чем я ожидал.
— …за вашу семью и договор. За вашу жизнь. Негоже отказываться от лежащего рядом ножа и пытаться освежевать добычу с помощью щепки.