Когда мы однажды во второй половине дня отправились прогуляться пешком, он медленно ехал за нами несколько миль, подобно упорному сталкеру из фильма ужасов. Он часто появлялся как раз тогда, когда мы садились за стол есть. Однажды вечером, после того как мы зарегистрировались в одном караван-сарае, который перестроили в романтическую гостиницу, мы с Крэйгом решили прогуляться по пустыне и посмотреть на закат. Когда мы вернулись в гостиницу, то, войдя в ресторан, увидели господина Санджара, сидящего за столиком на троих, на котором стояла зажженная свеча.
– Есть будем? – спросил он со своей глупой ухмылкой.
Вечером перед датой, которая стояла в наших визах, мы решили удостовериться, что наши визы не закончатся на следующий день. Я позвонила Бахар в Тегеран.
– Как проходит ваше путешествие? – тепло спросила турагент. – Вы наслаждаетесь едой?
Я ответила, что все в порядке, меня только беспокоят визы. Если они закончатся, а мы на следующий день не уедем, власти могут наложить на нас большие штрафы и даже посадить в тюрьму. Последствия казались более реальными после Узбекистана, где одна знакомая неправильно прочитала указанную в визе информацию и после расставания с нами была задержана на несколько дней. Бахар выслушала с сочувствием и сказала господину Санджару, чтобы он на следующий день отвез нас в ближайший визовый центр.
Мы провели ночь в Табасе, пустом городе при оазисе, который состоял из нескольких улиц и малого количества полуразвалившихся или ветхих зданий. Мы приехали поздно вечером, поели в единственном открытом ресторане, в котором подавали, похоже, не самые свежие «субмарины» из нарезанной на кусочки курицы с кетчупом и майонезом. Наш мотель состоял из рядов уродливых цементных блоков, вкопанных в песок – так обычно выглядят армейские здания. Наш номер – господин Санджар назвал его «люксом» – состоял из двух тяжелых односпальных кроватей и потрепанного коврового покрытия. Мы устроились в кроватях и решили немного почитать перед сном. Утром нам предстоял шестичасовой переезд в Йезд, где находился ближайший визовый центр.
Как раз когда я уже собиралась отойти ко сну, мне в глаза бросилась информация в путеводителе: визовый центр в Йезде открыт только до полудня. Я разбудила Крэйга, мое сердце учащенно билось.
Я набросила на голову платок, и мы побежали в номер господина Санджара. Он не спал – мы слышали шаги, свет был включен, как и звук телевизора.
– Минутку! – крикнул он, перед тем как открыть дверь, а когда открыл, прижимал телефон к уху плечом.
На нем была только рубашка и облегающие черные трусы. Я поморщилась, но дело было не в том, что я привыкла к социальным стандартам Ирана. Открывать дверь в таком виде неприлично нигде.
– Что случилось? – спросил он с тяжелым вздохом, отводя телефон от уха.
– Дело не требует отлагательств, – твердо сказала я.
Если срок действия наших виз заканчивается завтра, то нам нужно выезжать гораздо раньше. Я показала на абзац в путеводителе, в котором указывалось время закрытия визового центра.
Он совершенно невозмутимо посмотрел на меня, словно говоря взглядом: «Ты – глупая иностранка, которая машет перед моим носом дурацким путеводителем, написанным на английском». Затем он переключился на режим туристического гида и заговорил успокаивающим отеческим тоном, подавив зевок:
– Все будет в порядке, не волнуйтесь. Я сам схожу и проверю ваши паспорта.
Он надел джинсы и отправился вместе с нами к будке охранника у ворот. Охранник сидел на матрасе и едва ли поднял голову от пасьянса, который раскладывал. Выложив еще несколько карт, он с неохотой поднялся и достал наши паспорта. Господин Санджар пролистал страницы одного из них и нашел иранскую визу.
– Видите, все в порядке… – Он сделал паузу и стал внимательно изучать паспорт. Выглядел он при этом странно. Немного подумав, он решил, что мы должны выезжать в пять утра.
Солнце как раз показывалось из-за горизонта, когда мы выехали из этого убогого мотеля, больше напоминающего крысоловку. Над пустыней, у самой земли, висел туман. Господин Санджар пожертвовал своими частыми перекурами, чтобы мы добрались до визового центра до полудня. Мы с Крэйгом в нервном состоянии сидели на заднем сиденье.
По пути мы проезжали то место, где приземлились американские военные, которые пытались урегулировать проблему, когда в Иране были взяты заложники. Они прилетели в пустыню для подготовки операции по освобождению американцев, удерживаемых в Тегеране. Военный самолет, у которого и так уже заканчивалось топливо, в пустыне попал в пыльное облако и рухнул, погибли несколько американцев. Можно не говорить, что спасительная миссия провалилась. Исламское правительство увековечило то событие большим щитом и мечетью. Когда мы проезжали мимо этого места, мы спросили мнение господина Санджара об иранском кризисе и взятии заложников.
– Ну, все, что я знаю, – это то, что правительство удерживало дипломатов одну неделю и к ним очень хорошо относились, – ответил господин Санджар. – Они были нашими гостями.
Такой рассказ только усилил мое беспокойство. На самом деле заложников удерживали больше года. Независимо от того, верил ли сам господин Санджар в пропагандистские заявления, которые пересказывал, подобное утверждение только подтверждало, что он работает на правительство – то самое правительство, которое удерживало американцев в заложниках, врало об этом и праздновало смерть американцев. Что мы делаем в Иране, путешествуя по сомнительным визам в сопровождении агента вражеского правительства? А еще хуже было то, что я не могла поделиться своим беспокойством с Крэйгом, поскольку господин Санджар был в пределах слышимости. Крэйг сидел с ничего не выражающим лицом рядом со мной. Все это время мой мозг напряженно работал, строя планы на случай непредвиденных обстоятельств, если наши визы закончатся и нам не удастся их продлить. Конечно, нам придется уехать из Ирана. Нам нужно будет купить билеты на самолет, но куда? Возможно, в Стамбул или, может, Дубай. Подойдет любое место за пределами этой страны.
Мы подъехали к визовому центру в десять тридцать и побежали внутрь. Отдел виз представлял собой часть полицейского участка, дежурный поприветствовал господина Санджара за руку, обнял и поцеловал в щеку.
– Если у вас есть какие-то проблемы с визами, вам поможет мой друг, – сказал наш гид. Все, кого он нам представлял, были его «друзьями». Они с офицером обменялись несколькими словами на фарси, перед тем как господин Санджар достал наши паспорта.
Полицейский просмотрел их и откашлялся.
– С этими визами все в порядке, не беспокойтесь, – сказал он на хорошем английском, повторяя слова пограничника: мы можем находиться в Иране тридцать дней после въезда в страну. Он показал на штамп на одной из виз.
Но нас одолевали сомнения. На штампе были надписи только на фарси. А почему господин Санджар и полицейский такие друзья? И наконец, что так взволновало господина Санджара вчера вечером?
Господин Санджар сказал, что обратил внимание на странный штамп в наших паспортах. Но после того как он его снова внимательно рассмотрел, то понял, что это условный знак, показывающий, что мы получили билеты на трапезу в комплексе при мавзолее имама Резы.
Но тем не менее мы продолжали спорить. Ничто на визах из того, что мы могли прочитать сами, не указывало на то, что срок их действия не закончится сегодня. Так может ли полицейский продлить нам визы, чтобы мы чувствовали себя немного спокойнее? В конце концов, мы хотим удостовериться, что не нарушаем никакие иранские законы. Он объяснил, что продлить визы не может, потому что за продлением можно обращаться только перед окончанием срока действия визы, а как он уже объяснил, наши визы действительны еще несколько недель.
Хорошо, сказали мы, причем с каждой минутой наши голоса становились все слабее, в таком случае может ли он дать нам что-то в письменном виде, какую-то бумагу, которую мы сможем показать властям в случае возникновения проблем.
– Простите, но я ничего не могу вам дать в письменном виде, – твердо заявил он. Нам просто придется ему поверить.
Мы вышли из полицейского участка, потерпев поражение, – мы ничего не могли сделать. Мы даже сбежать не могли. По словам господина Санджара, после того как мы подтвердили «программу» в турагентстве, мы не можем ее изменить. Мы оказались в капкане во время отпуска в Иране. Туманность нашего статуса была еще одним фактором, который нам придется принять вместе с хиджабом и вызывающим раздражение гидом. Нам придется довериться системе, которой мы не доверяли по сути.
После нашего посещения визового центра мы смогли немного расслабиться. Офицер сказал нам, что все в порядке, – повторяли мы сами себе. В любом случае больше мы сделать ничего не могли; если мы превысим разрешенный нам срок пребывания в стране, то проблема возникнет только тогда, когда мы попытаемся выехать из страны, через пару недель. Поэтому пока мы бездельничали в пустынном оазисе Йезд, известном своими лабиринтами узких улочек и как центр зороастризма. Эта мистическая религия, которую до сих пор терпит правительство, появилась раньше ислама на пару тысяч лет и является источником таких традиций, как празднование персидского Нового года в день весеннего равноденствия.
К счастью, в Йезде господин Санджар переложил свои обязанности переводчика на молодого человека, который работал в нашей гостинице. Казалось, что работа Кошана включала в себя обязанности подносчика багажа, массажиста, официанта и гида. Хотя ему было всего двадцать с небольшим и у него было детское лицо, его лысеющая голова и постоянно нахмуренные брови, казалось, указывали на беспокойную жизнь.
Как и все иранцы, Кошан поприветствовал меня еще более любезно, после того как узнал, что мы американцы. Но хотя большинство иранцев любят американцев, нам следовало проявлять осторожность, добавил он, провожая меня на мой первый кулинарный урок в тот день. Когда мы шли по узкой улочке, соединяющей два здания гостиницы, он заглянул за угол, проверяя, одни мы или нет.