— Да, письма написаны мной, — устало проговорил он. Диринг фыркнул.
— Профессор Диринг сказал нам, что вы способны парить.
— Парить? Это еще, черт возьми, что значит?
— Парить в воздухе, — серьезно ответил Кэннон.
— И вы верите в подобную чушь?
— Я здесь вовсе не для того, чтобы верить или нет, доктор Туми, — заявил Кэннон. — Я представляю правительство Соединенных Штатов. Выполняю задание. И на вашем месте я не стал бы упрямиться.
— А как я могу сотрудничать с вами в подобном деле? Если бы я пришел к вам и заявил, что профессор Диринг может парить в воздухе, вы бы моментально посадили меня в сумасшедший дом.
— Профессора Диринга по его собственной просьбе осмотрел психиатр. Кроме того, правительство уже достаточно давно прислушивается к мнению профессора Диринга. А еще могу добавить, что у нас есть свидетельства из независимых источников.
— И в чем же они заключаются?
— Несколько студентов из вашего колледжа видели, как вы парили. И еще одна женщина, которая раньше работала секретарем у декана вашего факультета. Мы собрали все показания.
— Ну и что же? — спросил Роджер. — По-вашему, эти показания можно предъявить конгрессменам?
— Доктор Туми, — вмешался профессор Диринг, — вы ничего не выигрываете, отрицая тот факт, что умеете левитировать. Ваш собственный декан признает, что вы в состоянии сделать нечто подобное. Он просил меня официально уведомить вас, что в конце учебного года ваш контракт будет аннулирован. Он не стал бы делать это просто так.
— Не имеет значения, — сказал Роджер.
— Почему вы не признаете, что я видел, как вы левитировали?
— А зачем мне это признавать?
— Я хочу обратить ваше внимание, доктор Туми, — снова вступил в разговор Кэннон, — что, если вам удалось создать устройство, способное компенсировать тяготение, это будет представлять колоссальный интерес для правительства.
— В самом деле? Я полагаю, вы уже достаточно покопались в моем прошлом, чтобы выяснить, нет ли у меня порочащих связей.
— Расследование, — холодно ответил агент, — еще только началось.
— Ладно, — не стал больше отпираться Роджер, — давайте сделаем гипотетическое предположение. Допустим, я признаю, что могу левитировать. Допустим, я не знаю, как мне это удается. Допустим, мне нечего предложить правительству, кроме собственного тела и неразрешимой проблемы.
— Откуда вы знаете, что она неразрешима? — нетерпеливо перебил его Диринг.
— Я уже однажды обращался к вам с предложением изучить этот феномен, — кротко заметил Роджер. — Вы отказались.
— Послушайте, — Диринг говорил быстро, настойчиво, — в данный момент у вас нет работы. Я могу предложить вам должность адъюнкт-профессора физики на моем факультете. Ваши лекционные часы будут минимальны. Мы посвятим все время исследованию левитации. Как вы к этому относитесь?
— Звучит привлекательно, — ответил Роджер.
— Я думаю, можно с уверенностью сказать, что правительство окажет нам неограниченную поддержку.
— И что я должен для этого сделать? Просто признать, что могу левитировать?
— Я знаю, что можете. Я вас видел. Покажите мистеру Кэннону.
Ноги Роджера поднялись вверх, а тело вытянулось в горизонтальной плоскости, на высоте головы Кэннона. Потом он повернулся — казалось, Роджер Туми прилег отдохнуть на правом боку.
Шляпа Кэннона свалилась на кровать.
— Он парит! — заорал федеральный агент.
— Ну, вы видите? — От волнения Диринг заговорил неразборчиво.
— Да, не вызывает никакого сомнения…
— Тогда доложите об этом. Напишите о том, что вы видели, вы меня слышите? Сделайте полный доклад. Там, наверху, не посмеют сказать, что со мной что-то не в порядке. Я ни на минуту не сомневался, что видел это.
Но он не был бы сейчас так счастлив, если бы его слова полностью соответствовали истине.
— Я даже не знаю, какой климат в Сиэтле, — причитала Джейн, — мне нужно сделать миллион разных дел!
— Требуется моя помощь? — донесся голос Джима Сарля из глубин удобного мягкого кресла.
— Да какой от тебя прок?.. Боже мой!
Джейн вылетела из комнаты — однако, в отличие от мужа, контакта с полом она не теряла.
Вскоре в комнату вошел Роджер Туми:
— Джейн, ящики для книг прибыли? А, привет, Джим. Ты давно пришел? Куда подевалась Джейн?
— Я пришел минуту назад, а Джейн выскочила в соседнюю комнату. Мне пришлось уговаривать полицейского, чтобы он впустил меня. Дружище, да твой дом просто окружен!
— М-м-м, — рассеянно промычал Роджер. — Я им про тебя рассказал.
— Знаю. Мне пришлось дать клятву о сохранении секретности. Я объяснил им, что все равно помалкивал бы, поскольку тут возникает вопрос профессиональной этики. Почему бы тебе не предоставить упаковку вещей грузчикам? Ведь платит-то правительство, не так ли?
— Грузчики все перепутают, — заявила Джейн, стремительно влетая в комнату и плюхаясь на диван. — Мне просто необходимо выкурить сигарету.
— Ладно, Роджер, кончай темнить, — сказал Сарль, — рассказывай, как у тебя все это получилось.
— Как ты и говорил, Джим, — смущенно улыбнулся Роджер, — я бросил переживать из-за пустяков и приложил все силы к решению ключевой проблемы. Сначала мне казалось, что у меня есть выбор между двумя возможностями. Все будут постоянно думать, что я либо мошенник, либо безумец — Диринг сформулировал эти варианты в своем первом письме к Мортону. Ректор колледжа пришел к выводу, что я мошенник, а Мортон заподозрил, что я спятил.
Предположим теперь, что я продемонстрировал бы им свои истинные возможности. Ну, Мортон рассказал мне, что произошло бы в этом случае: либо они сочли бы меня мошенником, либо решили бы, что сами спятили. Мортон так и сказал… Если бы он увидел, что я летаю, он скорее поверил бы в собственное безумие, чем тому, что видит. Конечно, это наверняка была всего лишь риторика. На самом деле человек не поверит в собственное сумасшествие до тех пор, пока существует хотя бы самая слабая надежда на то, что он ошибается. Именно на это я и рассчитывал.
Поэтому и изменил тактику. Я отправился на семинар Диринга. И не сказал ему, что могу парить; просто показал, а потом все время отрицал, что я это делал. Теперь альтернатива стала очевидной. Либо я лгал, либо он — не я, обрати внимание, а он — спятил. Совершенно очевидно, что он скорее поверил бы в левитацию, чем усомнился в собственной разумности, когда оказался перед реальным выбором. Отсюда вытекают и все его остальные действия: агрессивность на семинаре, поездка в Вашингтон, предложение работы — все это было направлено лишь на то, чтобы подтвердить, что он остается в здравом уме, а вовсе не для того, чтобы помочь мне.
— Иными словами, ты сделал так, что твоя левитация стала его проблемой, — сказал Сарль.
— Ты именно об этом думал, когда разговаривал со мной тогда, Джим? — с любопытством спросил Роджер.
Сарль покачал головой:
— У меня были кое-какие смутные предположения, но каждый человек должен сам решать свои проблемы, если рассчитывает на то, чтобы они были решены эффективно. Как тебе кажется, Роджер, смогут они теперь разобраться в принципах левитации?
— Не знаю, Джим. Я все равно не могу описать субъективные аспекты данного феномена. Однако это уже не имеет значения. Мы будем их исследовать — чего я и добивался. — Он стукнул правым кулаком по ладони левой руки. — Главное, я смог заставить их помочь мне.
— В самом деле? — негромко проговорил Сарль. — Я бы сказал, главное, что ты заставил их просить тебя помочь им, а это уже совсем другое дело.
Эверест
В 1952 году все уже были готовы отказаться от попытки подняться на Эверест. Если бы не фотографии.
С точки зрения фотоискусства эти снимки оставляли желать лучшего — нерезкие, поцарапанные, интересные только темными пятнами на белом фоне. Но пятнышки были изображениями живых существ.
Я сказал:
— Какого черта! Вот уже сорок лет идут разговоры о существах, бегающих по ледникам Эвереста. Нам пора этим заняться.
Джимми Роббонс (прошу прощения, Джеймс Абрам Роббонс) подтолкнул меня к такому выводу. Он всегда был помешан на альпинизме, понимаете? Он в мельчайших подробностях знал, что тибетцы обходят Эверест стороной, потому что это гора богов. Он мог описать каждый таинственный, схожий с человеческим след, когда-либо обнаруженный во льду на высоте двадцать пять тысяч футов. Он наизусть знал все сомнительные истории о белых паукообразных существах, которые пробегали по скалам над последним лагерем, достичь которого альпинистам стоило такого труда!
Хорошо, что в Планетарном топографическом управлении нашелся подобный энтузиаст.
Последние фотографии, однако, придали вес его словам. В конце-то концов с очень большой натяжкой в пятнышках можно было угадать людей.
— Вот что, босс, — сказал Джимми. — Дело не в том, что они там, а в быстроте, с какой они передвигаются. К примеру, эта фигура — она же смазана!
— Камера могла дрогнуть.
— Но утес-то достаточно резкий. Только представьте, каким обменом веществ нужно обладать, чтобы бегать при такой бедной кислородом атмосфере. Послушайте, босс, поверили бы вы в глубоководных рыб, если бы никогда о них не слышали? Даны рыбы, которые ищут новые экологические ниши и в поисках их забираются все глубже и глубже в океанскую бездну, пока в один прекрасный день не обнаруживают, что вернуться-то уже не могут. До того удачно адаптировались, что способны существовать только под многотонным давлением.
— Ну-у…
— Черт побери! Возьмите то же, только наоборот. Живые существа могли оказаться оттесненными вверх по склону горы, так? Они способны свыкнуться с более разреженным воздухом и более холодными температурами. Способны питаться только мхами, да изредка — птицами, ну, как глубоководные рыбы в конечном счете питаются органическими остатками, которые медленно по частицам опускаются в бездну. И в один прекрасный день они обнаруживают, что не могут спуститься вниз. Я ведь даже не утверждаю, что это люди. Пусть серны, или горные козлы, или барсуки, или еще кто-то.