— Чего? — не сдержал удивления Атос, оглядывая его с ног до головы. — Капитаны... так не одеваются.
— Даже детей на войну берут? — Мужчина с повязкой язвительно оглядел Атоса с ног до головы. Но во взгляде его единственного видимого глаза — холодного, серо-стального — читалась не презрительная насмешка или недоверие, а что-то куда более сложное: усталая, горькая жалость. Как к щенку, невольно попавшему на бойню. — Ладно, неважно, — он махнул рукой, словно отгоняя муху. — Располагайтесь тут. Свободных палаток — пруд пруди, — он небрежно ткнул большим пальцем через плечо в сторону хаотично раскиданных у крепостной стены походных шатров. — Выбирайте любую, где места хватит. Только подальше от выгребных ям, советую.
— А мы разве не атаковать должны? — встрял Хальдор, нахмурившись. Он ожидал марша-броска, а не обустройства в лагере. — Привезли же на передовую, вроде как.
Капитан повернулся к нему, медленно, как бы оценивая. Он достал из-за пазухи кисет, начал неспешно набивать трубку.— Неа. Видали поля да деревни, мимо которых тащились сюда? — Он мотнул головой в сторону холмистой местности, видневшейся за спинами новоприбывших. Там, во мгле пасмурного утра, угадывались пустые, будто вымершие поля и почерневшие остовы сожженных хуторов. — Наша задача — защищать этот рубеж. Пока что. Вышка в столице, — он презрительно фыркнул дымком, — никаких приказов насчет наступления не спустила. Думаю, — он сделал глубокую затяжку, выпуская колечко дыма, — пока основные силы Элпинса не прорвут фронт где-нибудь посерьезнее, мы тут будем сидеть. Ждать. И скучать. — Он посмотрел на них, и в его глазе мелькнуло что-то вроде мрачного юмора. — Вам, считай, повезло. Попали на самый тихий, скучный и безопасный кусок всей этой проклятой границы. Наслаждайтесь, пока можете. — С этими словами он повернулся и зашагал прочь, его потрепанный зеленый плащ колыхнулся за спиной.
Атос и Хальдор переглянулись. Слово "повезло" в устах этого человека прозвучало как-то зловеще. А тишина вокруг внезапно показалась не спокойной, а гнетущей, выжидающей.
Отличное описание первого боя и морального кризиса Атоса! Вот дополненный и исправленный вариант:
Новоприбывшие авантюристы, включая Атоса и Хальдора, неспешно раскладывали скудные пожитки по нарам в выделенных палатках. Атос с Хальдором управились быстрее всех – вещей у них было мало еще до отправки, а после долгой дороги и вовсе почти ничего не осталось. Остаток дня они провели в душной палатке у подножия крепостной стены, каждый погруженный в свои невеселые думы. Тишина лагеря казалась неестественно громкой.
— Пойду-ка я, что ли, наконец, саму эту крепость разгляжу, — пробурчал Хальдор, откидывая полог палатки. Улицу встретил его колючий, морозный ветер. Наступила глубокая ночь, небо затянуто тучами.— Ага, — буркнул Атос в ответ, даже не повернув головы. Он лежал, уставившись в потолок из грубого брезента, сознание пустое, мысли вязкие и тяжелые. Хальдор, фыркнув, скрылся в темноте.
"Готовься, Атос."
Голос Юмиры прорвался в его сознание внезапно, резко, как удар кинжалом. Атос вздрогнул так сильно, что чуть не свалился с нара.— Господи! Я про тебя уже и забыть успел! — Он провел ладонями по лицу, сгоняя остатки сонного оцепенения. — А к чему готовиться-то? — Ответа не последовало. Он и не нужен был. В тот же миг земля под ногами содрогнулась слабым, но зловещим толчком. А где-то вдалеке, за холмами, глухо, словно подземный гром, прокатилась серия взрывов.
Ледяная волна понимания обожгла Атоса. Он вскочил на ноги одним движением и, не раздумывая, рванул из палатки, стремглав бросился вдоль крепостной стены – туда, откуда доносились приглушенные раскаты. Обежав угол массивного сооружения, он выскочил на открытое пространство – холмистую равнину перед крепостью.
Картина, открывшаяся ему, была как из кошмара. Из темноты вдалеке, освещенные вспышками новых взрывов, бежали сотни, тысячи силуэтов. Их сливающиеся воедино крики – яростные, безумные – уже долетали до него, смешиваясь с гулом приближающейся бури. В небе над крепостью вспыхивали и гасли разноцветные шары магической энергии – вражеские залпы. Но большинство из них, не долетев до цели, встречали в воздухе такие же яркие сгустки силы и рассыпались фейерверками смерти. Атос обернулся: на зубчатых стенах и башнях крепости, четко вырисовываясь на фоне ночного неба, стояли фигуры имперских магов, их руки взметались в ритме контрзаклинаний.
Крепостные ворота с грохотом распахнулись, из них и из-за стен хлынул поток солдат. Мечи, топоры, копья, луки, арбалеты – сталь сверкала тускло в скупом свете магических вспышек. Крики командиров, лязг оружия, топот ног – все слилось в оглушительный гул. И навстречу этому потоку, нарастая как приливная волна, катилась темная масса вражеского войска.
Атос, подхваченный общим движением, инстинктивно побежал вперед. Ноги были ватными, каждое движение давалось через силу, словно он бежал против течения. Он не хотел этого! Он прибавил шаг, заставляя себя, подчиняясь жуткой логике поля боя. Когда первые ряды врагов стали различимы в кромешной тьме, освещаемой лишь вспышками заклятий, Атос машинально потянулся к рукояти катаны.
И рука его дрогнула. Резко. Сильно.
Он замер, как вкопанный, проехавшись по сырой, рыхлой земле несколько метров на подошвах сапог. Ладонь, сжимавшая рукоять, предательски тряслась. Холодный пот струился по вискам и спине, пропитывая одежду. Сердце бешено колотилось, глотая воздух, которого не хватало.
Это же люди... – пронеслось в его голове, заглушая даже грохот битвы. Живые люди. Не монстры, не нежить... Люди!
Его взгляд, остекленевший от ужаса, скользил по полю боя, которое теперь бушевало вокруг. Земля ходила ходуном от взрывов и топота тысяч ног. Вспышки огня выхватывали из тьмы фрагменты кошмара: скрежещущие клинки, вонзающиеся в плоть; тела, разрываемые магией на куски, обдавая все вокруг фонтанами темной крови; искаженные болью лица; солдата, бегущего с оторванной рукой; другого, ползущего по земле с перебитыми ногами, его крик сливался с общим ревом ярости, паники, невыносимой боли. Воздух гудел от лязга стали, треска щитов, свиста стрел, воплей умирающих и рева тех, кто убивал. Море крови, усеянное обломками тел и оружия. Атос стоял посреди этого ада, бессильно мотая головой из стороны в сторону, но куда ни глянь – везде была одна и та же картина: смерть, страдание, безумие. Он не знал, куда деться. Он не знал, что делать. Парализующий ужас сжимал его горло ледяной рукой.
Атос не пробыл на ногах и минуты. Что-то тяжелое и живое врезалось в него, сбив с ног и придавив к липкой, пропитанной кровью земле. Жесткие, мозолистые пальцы впились ему в горло, перекрывая дыхание.— Умри! Умри, тварь! Умри! — Хриплый вопль раздался прямо над его лицом. Сквозь пелену темноты и паники Атос разглядел искаженное безумием лицо мужчины лет сорока с жидкой черной бородкой. Слезы ручьями текли по его грязным щекам, но его хватка только крепла от животного ужаса. Атос бился в немой агонии, пытаясь вдохнуть – воздух не шел. Его взгляд метнулся к катане, валявшейся в стороне – слишком далеко. Потом – к правому бедру. Там, на поясе, в простом кожаном чехле, болтался крепкий боевой нож.
Слепой, панический страх смерти пересилил все моральные запреты. Сквозь нарастающее удушье и темнеющее сознание Атос рванул рукой, выдернул нож из ножен. Рука дрожала, пальцы слабели, в глазах плясали черные пятна. Собрав последние силы, он вогнал лезвие в правый бок противника!
Теплая, липкая кровь хлынула ему на руку. Но мужчина лишь зарычал, как раненый зверь, и с безумной силой сжал горло еще крепче! Атос почувствовал, как хрящи трещат под давлением. Он выдернул окровавленный нож и всадил его снова, чуть выше – тщетно! Воздуха не было. Чернота смыкалась. В отчаянии Атос начал наносить удары наугад, с дикой, слепой яростью: в живот, в спину, под ребра! Он чувствовал лезвие, режущее плоть, слышал чавкающий звук и страшный хруст ломающихся ребер. Над ним захрипели, захлюпали, но железные пальцы не разжимались. Последним, отчаянным усилием Атос всадил нож по рукоять в шею врага!
Горячая струя хлынула ему на лицо, в рот, в нос – соленая, удушающая. Хватка ослабла. Безумный взгляд над ним остекленел. Мужчина прохрипел что-то, выплюнув сгусток крови прямо Атосу на щеку, и рухнул на бок, дергаясь в предсмертных конвульсиях, его ноги бились в агонии о землю.
Атос откашлялся, с трудом выплевывая кровь, и встал на колени. В глазах темнело, мир плыл. Он смотрел на свои руки – липкие, красные до локтей, на белый рукав рубахи, превратившийся в багровое месиво. Вся его одежда была пропитана чужой, еще теплой кровью. Тошнотворный медный запах ударил в ноздри, и его вырвало прямо на землю, вперемешку со слюной и желчью.
— Э-эй... ты... — хриплый голос раздался совсем рядом. Чья-то тяжелая, окровавленная рука легла ему на плечо. Атос резко обернулся.
Перед ним стоял, шатаясь, молодой солдат, лет тридцати. Из уголков его рта тонкими струйками стекала алая пена. Лицо было смертельно бледным, землистым.— Помоги... помоги мне их собрать... — прошептал парень, его глаза были мутными, невидящими.
Атос опустил взгляд и в ужасе отшатнулся, снова падая на колени. Живот солдата был ужасающе распорот – от пупка до самого паха зияла глубокая рана. Из нее, пульсируя, вываливались петли скользких, розовато-серых кишок. Солдат судорожно, одной левой рукой пытался затолкать их обратно, но внутренности с мерзким хлюпающим звуком вываливались снова, свисая до колен. Кровь и слизь покрывали его руки и низ туловища.— Ну же... ну... — солдат захрипел и рухнул на бок рядом с Атосом, но все еще продолжал слабыми движениями пытаться вправить свои кишки обратно в разорванную брюшную полость. Его пальцы скользили по склизкой поверхности, не находя опоры. Он лежал, уставившись в небо, и тихо стонал, а его внутренности медленно расползались по грязи.
Атос смотрел на это, завороженный ужасом. Запах крови, экскрементов и смерти смешался в его ноздрях. Он слышал хлюпающие звуки, прерывистое хрипение раненого. Его собственная рука, все еще сжимавшая липкий нож, бессильно упала на землю. Мир вокруг, весь этот ад из криков, взрывов и лязга стали, сузился до этого одного человека, медленно и мучительно умирающего у его ног. Он убил одного человека. А этот... этот был обречен. И помочь ему было невозможно. Абсолютная, леденящая беспомощность сдавила грудь Атоса сильнее, чем руки того мертвеца.