Когда с ним поравнялись наконец король и шут, Эй-Эй приканчивал загодя припасенную куриную ножку, запивая вином из баклажки. Денхольм натянул поводья.
— Выходит, благодарность менестрелям несвойственна? — оглядывая старика с головы до ног, не слишком дружелюбно поинтересовался он.
— Что был должен, я вернул, — возразил певец еще менее приветливо. — Не вижу повода устраивать конное преследование.
— Слишком много чести, — буркнул Санди. — Оставь его, куманек, время не терпит! У черной сволочи конь небось не в пример нашим лошадкам!
— Догонит — поговорим, — возразил король, не сводя с певца сурового взгляда. — Между прочим, я, выкупая тебя у стражи, дал слово чести, что ты — мой проводник, — доверительно поведал он бродяге.
— А мне ваше слово чести, господин, до одного всем известного места, — вытирая замасленные руки о штаны, поделился новостью Эйви-Эйви.
— Санди, не смей! — прикрикнул король, заметив краем глаза, как метнулась к ножнам рука вмиг озверевшего шута.
Менестрель и глазом не моргнул, всем своим видом выражая крайнее пренебрежение.
— Мне нужен проводник, певец. Хороший проводник. Ты мне не слишком подходишь, но времени на поиски у меня нет, — чеканя каждое слово, сказал Денхольм. — Я иду в Зону, ты водишь в Зону людей. Думаю, мы договоримся.
— Вряд ли, — покачал головой Эйви-Эйви, впервые за минуты разговора выдавая искру интереса. — Вам, господа хорошие, в Зоне делать нечего.
— Мы — посланники Светлого Короля. Его беспокоит ожившая Зона. — Денхольм спешился и присел рядом. — Проведи нас, и ты поможешь Короне.
— Я не гожусь на роль Спасителя Человечества, — гнусно ухмыльнулся старик. — Я редко бываю трезвым. И Светлый Король в моих услугах не нуждается.
— Но ты же пришел в эти края, ты, проводник! — решительно встрял в разговор Санди, оставивший попытки переубедить Денхольма. — Сработало твое чутье! И вот ты нашел тех, кто стремится в Вендейр, Зону Пустоты!
Король вскочил на ноги, не пытаясь скрыть своего ужаса: по телу пьянчужки прошла судорога. Выгибаясь и беснуясь, заламывая руки и грызя дорожную пыль, он завопил:
— Венда! Венда, будь ты проклята!
И, вспоминая урок покойного брата, король влепил исходящему пеной бродяге звонкую оплеуху, заорав во весь голос:
— Эарендейль, слышишь ты? Эарендейль!
И в тот же миг все стихло. Припадочный певец перестал биться и вздохнул свободнее. Затих, распластавшись на земле. Приподнял голову, взглянув с неприязнью на Санди и с благодарностью на Денхольма. Сел, хлебнул из фляги. Выудил из сумки трубку, закурил.
— Откуда вам известно это слово, господин? — отрешенно поинтересовался Эйви-Эйви.
— Во сне приснилось, — сказал чистую правду король.
— Я пришел за Махом, — со странным глухим присвистом пояснил старик. — Но он отказался идти. Орал, что лучше сядет в тюрьму, чем уйдет со мной в Зону. В нем оказались живы вера в людей и надежда на чудо, а это серьезный груз, с таким идти трудно…
— Тогда ты отдал ему вырученные за выступление деньги, — понимающе кивнул король. — И решил отсидеть чужой срок…
— Господин, я не святой великомученик, — усмехнулся Эй-Эй. — Просто хотел облегчиться… И я могу целый день петь, находясь в трезвом состоянии…
Санди коротко взвыл и тоже слез с лошади. Так, на всякий случай.
— За такие концерты, случается, убивают, — с великой охотой пояснил он.
— Это тоже итог, не лучше и не хуже, — равнодушно парировал певец. — Нить жизни — штука тонкая, так или иначе, все равно рвется. Думаете, я ошибся и попытался забрать не того? Но у вас еще больше чувств, вы не стремитесь к смерти и не теряли надежды. У меня не хватит сил, чтобы довести вас до места, господа. Простите. Собьюсь. Сойду с нужной дороги…
— Пустые отговорки, — нетерпеливо дернулся король. — Помоги нам, бродяга!
И Эйви-Эйви обреченно кивнул головой.
— Я уступлю тебе свою лошадь! — облагодетельствовал его шут, опасливо оглядывая дорогу. — Если только благородное животное выдержит подобный запашок!
— Как вам будет угодно, — пожал плечами Эй-Эй, — но я могу и пробежаться, держась за стремя. — Он легко, почти невесомо взлетел в седло, похлопал лошадь по холке. Обернулся к пристраивавшимся на второй лошадке путешественникам и лукаво спросил: — Как мне величать вас, посланник Светлого Короля?
— Зови меня Денни Хольмером, — улыбнулся король, вспомнив балаган.
— А я Санди, — пропыхтел шут за его спиной. — Просто Санди.
— А меня зовите, как хотите. — Менестрель допил вино и припрятал опустевшую баклагу. — Сколько вы мне будете платить, господин Денни Хольмер?
— А мы слыхали, проводники платы не требуют, — попытался возразить Санди.
— Трактирщик сфальшивил любимый мотивчик! — расхохотался Эй-Эй. — До времени не требуют, до времени! С тех, кого обычно водим, и взять-то нечего! А вы, господа хорошие, чудное, но приятное исключение. И возьму я с вас дорого, вы уж мне поверьте! Ну ладно, такие дела на дороге не решают. Понеслась, родная! — Две босые пятки от души поддали по крутым лошадиным бокам.
Король и шут поскакали следом, так и не дождавшись неведомого преследователя.
Глава 8. МИНУЯ ЭРИНГАР
До деревни они добрались еще засветло. И первым делом обменяли уставших тяжеловозов на породистых холстейнских скакунов, прикупив лошадь и для Эйви-Эйви. Вторым делом они заказали баню пожарче, куда и отправили новоиспеченного проводника. Король хотел воспользоваться отсутствием хозяина и сжечь вонючие обноски, но оказалось, что Эй-Эй прихватил их с собой.
— Зачем ему это рванье? — недоумевал Санди. — Неужели непонятно, что одежду мы купим?
Из бани проводник вышел за полночь, когда шут почти что умер от любопытства. Завернутый в чистую простыню Эйви-Эйви заботливо развесил на бельевой веревке отстиранное барахло, нимало не смущаясь присутствием особ женского пола и не обращая внимания на ночную прохладу. Денхольм и Санди поспешили увести его прочь от стыдливых глаз.
— Зря ты, приятель, старался, — заявил шут, привычно прикрывая шкафом дверь гостиничного номера. — Вот деньги, завтра купишь себе новую одежу.
— Как хотите, — покладисто кивнул Эйви-Эйви, пряча золотой. — Только мы пока ни о чем не договорились. Вдруг передумаете?
— Ты назови свою цену, проводник, — кивнул король. — А мы подумаем. Но новое платье тебе не помешает при любом раскладе.
— Три золотых за день, — очень серьезно и в то же время нахально заявил старик. — И я сам буду решать, когда вам платить за пройденные сутки.
— Не проще ли подсчитать, во сколько нам обойдется весь путь? — спросил несколько потрясенный требуемой суммой король.
— Нет, господин, — не меняя тона, возразил проводник. — Дорога до Зоны измеряется не лигами, а состоянием души…
— Нашел простачков! — хмыкнул Санди. — Пока ты по трактирам будешь устанавливать нужное состояние души, мы тебе золото сядем в карман подсыпать! И соответственно, чем позже придем, тем больше заработаешь, не так ли?
Проводник попытался скромно развести руками, но потерял свою простыню.
— Вот, есть под Небом Божья справедливость! — удовлетворенно кивнул шут, презрительно наблюдая, как менестрель суетливо прикрывает свои сомнительные мужские достоинства.
— Что означает твоя татуировка? — с искренним интересом спросил король, разглядывая странную фигуру на левой груди Эйви-Эйви, в стороне от продолжения уродливого шрама.
— Нет, ты лучше расскажи про эти отметины! — завопил Санди, указывая на охватывающие кисти проводника браслеты въевшихся ссадин и мозолей.
Эй-Эй неторопливо запахнулся в простыню, закрывая многочисленные отметины чужих клинков и выведенный зеленой краской равносторонний треугольник основанием вверх с устремленной ввысь стрелой, исходящей из опрокинутой вершины. Потер, чуть поморщившись от застарелой боли, руки, словно успокаивал, убаюкивал…
— Какое это имеет значение? — пожал он тощими плечами. — Если вас, господин, не устраивает моя внешность, мои манеры или мой гонорар, всегда есть время отказаться от моих же непритязательных услуг.
— Нет, отчего же, — быстро возразил король. — Мне нравится твой стиль работы и умение вести дела. Я готов платить по два золотых в день с одной несложной оговоркой: если мы стоим на месте больше чем полдня, этот день не оплачивается.
— Ваша хватка, господин Хольмер, мне тоже по душе. И оговорку я принимаю, не волнуйтесь. Но вот со слухом у вас проблемы, — хмыкнул старик. — Я говорил о трех золотых. И если плата тяжела, нам лучше разойтись.
Денхольм усмехнулся:
— Не слишком ли ты стремишься от нас избавиться, приятель?
— Я не набивался к вам в попутчики, — возразил певец. — А за тяжелую работу и плата соответствующая.
— Это какую же работу ты тяжелой называешь? Ходить по дорогам и жрать за наш счет? — возмутился Санди.
— А на «пожрать» я себе и сам могу заработать, — многообещающе улыбнулся менестрель жутковатой щербатой улыбкой.
Шут моментально взвыл.
— Хорошо, — решился король. — Будут тебе три золотых за день пути.
— Вот и славно, — подытожил проводник. — Теперь о дороге. Насколько я понимаю, вас не прельщает спокойное плавание по Эрине.
Король согласно кивнул.
— К тому же, — продолжил певец, — знающие люди говорят, что ниже по течению горел патрульный кренх без опознавательных знаков. Не ясно, откуда он там взялся, но горел ярко, с подобающим случаю фейерверком. Так что теперь на Эрине не протолкнуться от посудин тайной полиции.
— При чем же тут тайная полиция? — изумился шут.
— Хорошо горел кренх, — несколько неопределенно ответил Эйви-Эйви, — очень похоже на пожар в казармах стражи в Итаноре… Но речь не об этом. Вы думали над маршрутом, господа?
— Мы хотели дойти до Галитена, — отмахнулся король, думая о другом.
Неужели кто-то поджег казармы с помощью темной воды Граадранта?
Зачем вез с собой проклятую жидкость Лаэст?
— Неплохое решение, — согласился Эй-Эй, словно не замечая королевской задумчивости. — А как вы, господа, относитесь к плаванию по Итиэль?