Всадники слаженно отступили, растянувшимся строем беря разгон для нового рывка.
Хорт по команде развернулся вновь и, не теряя времени, с хрустом врезался в ряды пехоты, пытавшейся пробить щитовой заслон, врезался с таким усердием и напором, что следующая атака конников пришлась уже по своим. Пеших воинов Касты не опасались, вырубая их, как вырубают подлесок под новое поле. Хорт шел через людское месиво с небрежностью защищенного панцирем жука, ползущего сквозь армию муравьев. И не было силы, способной его удержать.
Но сзади чистым серебром рассыпался голос рога.
И свежая конница ринулась наперерез от горных отрогов.
Хорт остановился, упираясь «клином», готовясь сшибиться лоб в лоб, забывая о пеших и всадниках, оставшихся за спиной.
Согнувшись в три погибели, король смотрел на безудержную лавину и думал о смерти. Ливень стрел простучал по верхним щитам, не нанеся особого урона, но закованная в броню тяжелая кавалерия на полном скаку была способна разнести в куски скалы!
— Устоим! — рявкнул Эшви. — Должны устоять! Сарр!
Старый книжник с глухим ворчанием вытащил из мешка гонг.
Чистый медный звук разнесся далеко над горами, сплетаясь в причудливый и тревожный ритм. Эхо подхватило низкий перезвон, расплескало его над полынью, вскинуло над вершинами… А потом…
Удар конницы был ужасен. Хорт опрокинуло назад, сминая первые ряды, корежа строй…
Король прикрывал собой Эйви-Эйви, с ужасом и тоской думая о том, что первым в клине стоял Эшви. И по левую руку от него — Торни.
Вечно сердитый, вечно ворчащий гном, ставший не менее дорогим, чем проводник.
Но топоры врубились в упругую плоть, и чей-то конь придавил их сверху, в агонии колотя копытами. И крепкие руки Мастеров приняли его, выкидывая из строя вместе с всадником, но попадая под удар меча… И пика из старой алебарды сама собой дернулась в руке короля, направляя смертоносный выпад…
А эхо все металось, все гудело, усиливаясь, нарастая, оглушая. И Денхольм запоздало понял, что это отвечают услышавшие призыв Касты…
Удар конницы был ужасен… Лавина всадников нахлынула жестоко и жутко, но хорт выстоял упрямым утесом. Дрогнули гномы, но лишь крепче сжали зубы, пригнулись, сплетаясь руками, круша шипастыми кастетами незащищенные ребра коней. Конники беспорядочно окружили вновь перестроившихся «гнездом» Бородатых, тщетно пытаясь пробить брешь в панцире упорной «черепахи». Гномы укрылись прочнейшими в мире щитами и изредка огрызались, показывая зубы топоров. И продолжали идти вперед. И король шел вместе с ними, волоча на себе чье-то раненое тело.
Звук рога, кое-как перебивая эхо гномьего гонга, заставил всадников отступить и вновь устремиться к горам.
Гномы замерли, стараясь как можно глубже зарыться ногами в твердую, как камень, степь, пытаясь срастись, пустить корни, укрепиться… Король осознал конец так отчетливо и ясно, что протянул руку шуту и обнял белую, как снег, Илей. Против второго удара тяжеловесов не устоял бы даже утес.
Отряд отошел на нужное для разгона расстояние и выровнял строй, ощетинившись копьями. В ответ раздался еще более резкий звон гонга.
И земля дрогнула, взвиваясь дыбом.
Десяток камней, выпущенных незримыми катапультами со стороны Горы, разметал, расплющил только что выстроившуюся конницу, вдавливая ее в полынь.
Хорт сделал рывок к Сторожкам, рывок, достойный змеи на охоте, сильный и неуловимый. А навстречу хорту выходили молчаливые отряды Кастов, словно вырастая из-под земли.
Денхольм еще успел подумать, что в военное время старый Эшви становится безраздельным правителем Горы…
Сигнал рога возвестил о том, что люди заметили наконец опасность.
Сигнал рога пел об отступлении.
О спасении помятого хорта.
Свист стрел, пущенных напоследок. Царапнув по щитам, безвольные и безобидные, они ткнулись наконечниками в травы…
Хорт прибавил шагу, спеша уйти с открытого места под защиту Горы. Никто не думал их преследовать, и желающих напасть самоубийц среди людского войска не нашлось.
Вскоре, под стук боевых барабанов, они вошли в Сторожки, не ломая строя и печатая шаг.
Четверо убитых, с десяток серьезно раненных. Синяки, шишки, переломы и ушибы — у всех без исключения.
Такова была цена безобидной с виду вылазки за телом приемного сына Горы.
Сквозь толпу к полумертвому побратиму протолкался Сердитый гном. Лоб его украшала солидная красно-синяя вмятина, на доспехе подсыхала вражеская кровь.
— Жив? — хрипло спросил он, склонясь над Эйви-Эйви.
— Жив! — успокоил король и, по примеру проводника встав на колени, обнял ворчуна.
— Да ладно тебе! — отмахнулся гном. — Куда отнести Эаркаста, Сарр?
— В его покои, — не задумываясь, ответил старый Мастер. — Каст должен умирать среди сделанного своими руками.
— Он не умрет! — злобно закричал король.
— Я не умею творить чудес, мой мальчик…
По знаку Торни трое из наименее пострадавших гномов вместе с ним подняли носилки и поспешили в крыло Рода Хермов.
К Денхольму подошел Старейшина Эшви.
— Вы хорошо держались, ребята, — одобрительно кивнул он, прихватывая взглядом Санди и подавая Илей свою флягу. — Но теперь вам надо отдохнуть… Нард проводит вас. Эй, Нард! — окликнул он молодого гнома, крутившегося среди раненых. — Отведи гостей Рода, им надо хорошенько вымыться и выспаться.
— А поесть? — педантично уточнил Нард, исхитряясь смотреть одновременно и снизу вверх, и свысока.
— Если захотят, — пожал плечами Глава. — Они ведь гости, а не пленники.
Не было у короля сил возражать. Ноги горели, словно он шел не по мозаичному полу, а по углям. Он покорно брел за провожатым, спотыкаясь и засыпая на ходу.
Нард впихнул их в ванную, снабдив одеждой и полотенцами. Бранясь и богохульствуя, он даже потер им спины, горюя о глупой Судьбе, но не смея перечить приказу Старейшины.
Безучастную ко всему девушку взяли под присмотр женщины Рода, отведя на свою половину.
А потом был сон, долгий и безрадостный. И еще более мучительным стало пробуждение, вернувшее боль реальности.
Вскочив на ноги, король и шут первым делом бросились в общую залу.
Хозяйка посмотрела на них с печалью:
— Жив еще, — просто сказала она, — а вы бы поели, ребятки.
Еда показалась королю совершенно безвкусной, вино взбодрило тело, но не согрело душу. Тренни указала им комнату, отведенную умирающему, и, глотая слезы, вновь принялась за стряпню. Почетно среди Кастов звание Хозяйки Рода, да хлопотно: какие бы горести ни сотрясали Род, горячая еда всегда должна быть наготове.
Холодея от дурных предчувствий, Денхольм постучал в плотно прикрытую дверь.
— Ну кого еще принесло? — тихо рявкнул Сердитый гном, распахивая створки и метя кулаком. — А, это вы… — вздохнул он и, не оглядываясь, побрел в глубь затененной спальни.
Он был в той же порубленной куртке и от усталости еле передвигал ноги.
— Торни, — позвал король. — Не надо так, приятель, иди поспи. А мы подежурим…
— Так не надо, этак не надо, — апатично проворчал гном, — все вокруг такие умные, что страшно становится. Идите вы все!..
— Оставь его, куманек, — прошептал шут. — Захочет — поспит. Вон Сарр бормочет себе под нос, пойдем спросим, что да как.
Эйви-Эйви лежал на кровати, вытянувшись во весь свой немалый рост. Его успели вымыть и обрядить в длинную теплую рубаху, раны стягивали умелые повязки, сломанные кости надежно покоились в тугой пелене дощечек и тряпиц. Лицо было спокойно и полно величавого достоинства, но судорожное дыхание проводника убило в короле каким-то чудом уцелевшую надежду.
— Сколько он протянет? — сдержав рыдание, спросил он у Сарра.
— Сколько судят Боги, — без всякого пафоса ответил книжник. — У них и спроси.
— Но ведь вы остановили кровь, и раны пока не воспалились! — запротестовал шут. — Кости как-нибудь да срастутся! Даже если не сможет ходить… Ведь не из таких переделок выкарабкивался, зачем ему умирать!
— Кости — пустяк, с костями его переломанными мы привыкли иметь дело, — вздохнул Мастер Сарр. — Не бережет он их, кости свои. Сколько раз ему пальцы на руках ломали, но разве же это заметно? Только играть стал чуть медленнее, да и то лишь привереды эльфийские замечают! Ходил бы как миленький… — Книжник неожиданно всхлипнул и отвел глаза. — Мальчик мой! Ведь я вложил в тебя больше, чем бесполезные знания… Кости, говорите… У него в левой ступне и вовсе костей нет! Механики наши ему протез металлический вставили. Да одних зубов стекольщики пять запасных комплектов сотворили, про запас! А вы… Разве же в этом дело!
— Но в чем?! — не в силах больше сдерживаться завопил Санди.
— Тише ты, ради Кователя, — замахал руками Сарр. — Вон на диванчике Токли только задремала… Нутро у него отбито, кровь изнутри идет — мне не остановить… Как легкие зальет до краев — так и кончится Нить, порвется…
— Может, я попробую? — нерешительно предложил шут. — Он ведь меня учил, травы всякие показывал…
Сарр улыбнулся печальной улыбкой и дернул себя за бороду:
— Чему он мог тебя научить, несмышленый! Думаешь, он такой великий лекарь?
— Конечно! — вскинулся король. — Он ведь нас лечил! И до этого…
— Как был бездарем, так и помрет, — оборвал защитную речь суровый книжник. — Он не лечил, он с Иоттеем вашим воевал, травой и заговором отпугивал. Ни одного заклинания толком не знает — в шпаргалку лезет, только пару песенок, что помогают расслабиться, и сочинил. Он же Проводник, он не лечит, он себе забирает, в собственную душу гадит чужими болячками. Оттого и стареет не по возрасту, дурень долговязый…
Шут скрипнул зубами и ткнулся лбом в стену. Спина его задрожала, плечи безвольно поникли.
— Не реви, — жестко приговорил Сарр. — Придет безумный Эшви — выпорет. А потом прочтет речь о том, как должен себя вести достойный воин над телом умирающего друга.
Они помолчали, каждый — лицом к лицу со своим горем.
— А ведь это о тебе он говорил, сынок! — вдруг хлопнул себя по лбу летописец. — Вот, держи!