— У нас нет денег, — объяснил Коннелли, уселся на скамью и поморщился от боли. — Чертов Сайкс! Что еще скажешь?
— Вон там сидят ребята из центральных и западных округов, с побережья Ла-Манша, Уолдса и Уилдса, — объяснил Стенли, указывая в сторону нар незажженной трубкой. — Посредине — те, кого привезли из Дерби, Чешира, Стаффорда, Линкольна и Шропшира. В дальнем углу — Дарем, Йоркшир, Нортумбрия и Ланкашир. Ливерпульцы заняли дальний конец стола. Все они, кроме одного, ирландских кровей. Есть здесь и четверо черномазых, но их держат наверху, вместе с лондонцами. А валлийцев здесь нет, Тэффи. — Он обвел взглядом сундуки и мешки. — Если у вас там что-нибудь ценное, распрощайтесь с ним. Впрочем, может статься, — добавил он многозначительно, — мы с вами поладим.
— Скорее всего, — дружески согласился Коннелли. — Похоже, тут нам придется и спать, и есть?
— Ага. Тащите свое барахло сюда, места для дюжины как раз хватит. Тюфяки, на которых мы спим, свернуты и сложены под нары, туда же можно запихнуть и сундуки. На двоих приходится одно одеяло. — Он хихикнул. — Нас здесь держат в строгости, и если вы не прочь ублажить самих себя, на уединение не рассчитывайте. Все мы помогаем себе сами, после мистера Сайкса мужеложство не в почете. К тем, кто живет наверху, по воскресеньям пускают женщин — их называют тетями, сестрами или кузинами. Правда, нам это не по карману, мы слишком далеко от дома, а у кого есть деньги, те тратят их на джин. Шесть пенсов за полпинты — настоящий грабеж!
— Так, говоришь, ты можешь посторожить наши вещи, Уильям? — осведомился Билл Уайтинг, страдая от боли в руке и от царапин, оставленных грубыми пальцами мистера Сайкса.
— Меня не водят на работу. Сначала хотели пристроить на огород, но пальцы у меня слишком грубые даже для того, чтобы полоть репу. Потому от меня вскоре отстали — решили, что я слишком стар, чтобы участвовать в этих скачках. — Он приподнял крошечную ступню и потряс ею, пока железный браслет не съехал на подъем. — Вот я и присматриваю теперь за порядком — мою полы, выношу ведра, сворачиваю тюфяки, складываю одеяла и не даю воли помешанным ирландцам. Впрочем, наши ирландцы из Ливерпуля — сносные ребята. А двое на «Юстиции» говорят только по-своему — с тех пор как их привезли в лодке из Дублина. Неудивительно, что они свихнулись. Ирландцы — чувствительный народ, а в Ирландском море часто штормит. Но они любого облапошат, и глазом моргнуть не успеешь. — Он хохотнул и сменил тон: — А неплохо встретить земляков из западных графств! Мики! Эй, Мики!
К нему развязной походкой приблизился темноволосый и темноглазый молодой мужчина с хитрым выражением лица, какие бывают только у корнуэльских контрабандистов.
— Нет, я не из Корнуолла, — заговорил он, точно прочитав мысли новичков. — Из Дорсета, точнее — из Пула. Служил на таможне. Моя фамилия Деннисон.
— Мики помогает мне следить за порядком — сам я не справляюсь. Мы здесь лишние, нас не берут ни в одну шестерку. У Мики бывают такие припадки, что не позавидуешь.
Чернеет лицом, прикусывает язык. Однажды он до смерти перепугал нашего красавчика Сайкса. — Стенли проницательно оглядел новичков. — Вас уже разбили на две шестерки?
— Да, и этот молчун у нас за старшего, — объяснил Коннелли, указывая на Ричарда. — Только он в этом не признается. Мы с Биллом Уайтингом болтаем без умолку, а он сидит, слушает и принимает решения. Дружелюбный малый и на редкость умный. Мы с ним знакомы недавно, а вот если бы я встретился с Сайксом до того, как познакомился с Ричардом, я бы не вытерпел — и что же дальше? Теперь у меня болела бы не только задница, но и голова. Здесь устраивают порки?
— Нет, провинившихся бьют дубинками, Уилл. Мистер Кэмпбелл запретил плетки — говорит, ему нужны рабочие руки. — Уильям Стенли из Синда опустил веки. — Так мы поладим, Ричард… как твоя фамилия?
— Морган.
— Валлиец?
— Я родился в Бристоле, все мои предки родом оттуда. Коннелли — ирландская фамилия, а он тоже бристолец. В наши времена фамилия ничего не значит.
— А почему, — вдруг вмешался Айк Роджерс, который до сих пор молчал, — тут красные стены?
— Это же нижняя палуба второразрядного судна, — объяснил Мики Деннисон из Пула. — Здесь не только жили матросы, но и находился лазарет. На красном кровь не так заметна. Вид крови до смерти пугал канониров.
Уильям Стенли вытащил из жилетного кармана большие часы-луковицу и взглянул на циферблат.
— Есть будем через час, — сообщил он. — Гарри, здешний эконом, сам раздает миски и кружки. Сегодня пятница — значит, будет овсянка. Мяса мы и в глаза не видим, если не считать червей в хлебе и сыре. Слышишь грохот наверху? — Он ткнул трубкой в потолок. — Сейчас кормят лондонцев, а мы едим что останется. Их больше, чем нас.
— А что, если мистер Хэнкс решит переселить лондонцев сюда? — с любопытством спросил Ричард.
Коротышка Уильям Стенли усмехнулся:
— Не посмеет! Если ирландцы не перережут им глотки в темноте, то это сделают парни из северных округов. Никто не любит Лондон и лондонцев. Англию обдирают, как прихожанина на методистском собрании, а все собранные деньги тратят на Лондон и Портсмут, потому что в Лондоне парламент, армия и Ост-Индская компания, а в Портсмуте — флот.
— Насколько я помню, мистер Сайкс сказал, что нам придется пить воду из Темзы, — произнес Ричард, расплываясь в ослепительной улыбке. — Друзья мои, располагающие фильтрами! Пожалуй, нам следует провести небольшую церемонию. Поскольку вы сами назвали меня старшим среди вас, делайте, как я. — Он поставил свой сундук на стол, отпер его ключом, висящим на шее, и вытащил большую тряпку. Повязав ею стриженую голову, Ричард принялся негромко напевать; Гендель узнал бы эту мелодию, но обитателям нижней палубы «Цереры» она была незнакома. Забыв о боли, Билл Уайтинг тоже достал тряпку, а потом его примеру последовали Уилл, Недди, Тэффи и Джимми, хотя пел по-прежнему только Ричард. Из сундука был извлечен фильтр Ричарда, невнятное бормотание сменилось протяжным звуком «а-а-а». Ричард провел ладонями над фильтром, наклонился, чтобы коснуться его лбом, а затем взял на руки и направился к помпе, сопровождаемый пятью помощниками. Уловив мелодию, Тэффи тоже запел, вторя баритону Ричарда на октаву выше. За ними напряженно следили все обитатели комнаты, кроме тех, кто метался в лихорадке; Уильям Стенли изумленно выпучил глаза.
Помпа подавала воду тонкими струйками, падающими в медный чайник, в котором кто-то пробил несколько дыр. Система фильтров мистера Кэмпбелла предназначалась для задержания плавучего мусора, комков грязи и дохлой рыбы, но не более того. После такой фильтрации вода сразу поступала в трюмы судна.
Величественным жестом Ричард велел Джимми Прайсу взяться за рукоятку помпы, подставил под трубу свой каменный фильтр и набрал в чашу около трех пинт воды. Его товарищи сделали то же самое, причем Билл Уайтинг низко поклонился Джимми, прежде чем наполнить фильтр, а тем временем Ричард на все лады распевал «аллилуйя». Наконец все вернулись к столу и расставили шесть каменных фильтров в его центре, сопровождая это действие благоговейными жестами. Ричард знаком велел товарищам отойти на два шага, развел руки и пошевелил пальцами.
— Царь царей! Бог богов! Аллилуйя, аллилуйя! — запел он. — Осанна! О, Гиппократ, услышь нашу молитву! — Еще раз почтительно поклонившись, он снял с головы тряпку, свернул ее, поцеловал и сел за стол. — Гиппократ! — вдруг выкрикнул он так пронзительно, что все вздрогнули.
— Господи, что все это значит? — не выдержал Стенли.
— Это обряд очищения, — торжественно объяснил Ричард.
Старик с лошадиным лицом насторожился.
— Ты шутишь? Вы что, решили разыграть меня?
— Поверь мне, Уильям Стенли из Синда, мы, все шестеро, никого не разыгрываем. Мы стараемся умилостивить Мать-Темзу, призывая великого бога Гиппократа.
— И так будет каждый раз, когда вам захочется пить?
— Нет, что ты! — отозвался Билл Уайтинг, который прекрасно понял, зачем Ричард устроил всю эту «церемонию». Таким способом он обособил своих товарищей, наделил их качествами, в конечном итоге позволяющими им уцелеть и сохранить свою собственность. Сообразительный малый! Ричарду помогли замечания Джимми и Лиззи о том, что он превратил процесс очистки воды в ритуал. Сайкс, прозванный на корабле «мисс Молли»,[13] наверняка обо всем узнает — Уильям Стенли из Синда производил впечатление сплетника, к тому же целыми днями торчал на «Церере». — Нет, — продолжал он убедительным тоном, — мы проводим обряд очищения только в особых случаях — например, когда переселяемся на новое место. Так мы привлекаем внимание Гиппократа.
— И кроме того, — подхватил Уилл Коннелли, внося в разговор свою лепту, — мы пользуемся камнями каждый раз, когда пьем воду, но церемонии проводим редко, а именно в первый день месяца. И конечно, когда мы оказываемся на новом месте.
— Это колдовство? — с подозрением осведомился Мики Деннисон.
— А ты чувствуешь запах серы? Или вода превращается в кровь или сажу? — напористо спросил Ричард. — Колдовство — вздор. А мы — серьезные люди.
— А! — внезапно воскликнул Стенли, и морщины у него на лбу разгладились. — Как я мог забыть! Вы же из Бристоля, а там диссидентов хоть пруд пруди!
— Айк, — позвал Ричард и встал, — нам надо поговорить. — И они отошли в дальний угол комнаты, очутившись под прицелом множества взглядов. — Поддержите нас и в следующий раз пойте вместе с нами. Только так мы сумеем сохранить свои вещи — и деньги. Кстати, ты где их спрятал?
Роджерс ухмыльнулся:
— В каблуки сапог. Снаружи они кажутся низкими, но на самом деле я хожу как на ходулях. А ты?
— Двойные стенки сундуков обшиты изнутри. Мы держим деньги там — у кого они есть. Благодаря обшивке стенки издают глухой стук. У нас с Уиллом, Недди и Биллом есть несколько монет, но остальные сундуки пусты, и если у кого-нибудь из нас появятся деньги, нам есть где их спрятать. Уильяма Стенли из Синда можно подкупить. Вопрос в том, выдаст ли он нас Сайксу.