– Присаживайся, Эйленора, – приставил я стул ближе к столу. И, не придумав ничего лучшего, ляпнул: – Может, выпьешь рома?
Обернувшись, Эйленора весело заулыбалась.
– Ты прав, девушкам в таких нарядах, как у меня, предлагают именно ром, – произнесла она, проведя ладонями по телу, начав движение с груди и закончив на бедрах, как бы подчеркивая тем самым узость своей талии. И действительно, обтягивающее платье на ней выглядело еще более вызывающим, чем обычно. Такое отлично подошло бы куртизанке, пусть и очень, очень дорогой, но никак не благородной леди.
– Кто еще может прийти в середине ночи в комнату к одинокому мужчине? – вновь улыбнулась она в ответ моим мыслям. – Зато не привлекает внимания.
«Ну, это как сказать. С такой фигурой в любой одежде внимание будет обеспечено. У женщин – от зависти, а у мужчин – и без слов ясно, по какой причине».
– Мне захотелось тебя увидеть перед отъездом, – продолжила Эйленора, – чтобы поблагодарить.
Я почему-то взглянул на постель, в присутствии такой красивой женщины поневоле становишься глупее, чем обычно.
Она конечно же взгляд мой заметила:
– Нет, Люк, я тебе благодарна, но не настолько. Да ты и сам не примешь благодарность в таком виде, я же вижу.
Я кивнул – не приму. Именно такую – нет. Хватит с меня и Роккуэль. И вообще мне не нужно никакой благодарности, можешь смело уходить.
Я по-прежнему опасался Эйленоры. И еще не знал, как к ней относиться, ведь тогда, на Гаруде, она едва не убила Николь.
Эйленора же вела себя непринужденно, как будто пришла в гости к старому доброму другу, с которым есть о чем вспомнить и поговорить.
– Знаешь, – присела она на самый краешек стула, – а я, наверное, действительно выпью рома. Ты мне составишь компанию?
– Составлю, – пожал я плечами, наливая себе и ей.
Эйленора отважно хлебнула, закашлялась и решительно отставила стакан.
– Нет, для меня он все же слишком крепок, – отдышавшись, сказала она, вытирая набежавшую слезинку непонятно откуда взявшимся кружевным платочком. – Но, по крайней мере, теперь я об этом знаю не с чужих слов.
Мне тоже хватило глотка, чтобы понять – пить ром, пусть и в компании такой обворожительной леди, сейчас у меня совсем нет желания. Оно у меня единственное: понять, что привело Эйленору сюда, в корчму, в мою комнату, куда в любой момент могут заявиться люди из Коллегии. Нет, имеется и другое: не испытать ощущение, что в твоем мозге копаются холодными пальцами. Это совсем не больно, но я не знаю более неприятных вещей.
Попробовать выскочить из комнаты? Даже через тонкие доски двери Эйленора не сможет на меня воздействовать, ее дар, как и у всех ей подобных, не безграничен. Или разгрызть, наконец, орешек-куири? Существует зыбкая надежда, что он сможет меня защитить от ее воли.
Иначе – в любой момент я сорвусь с места и с радостным криком брошусь вниз из окна второго этажа головой на брусчатку. Или покончу с собой любым другим способом, пришедшим в голову этой очаровательной женщине.
Я посмотрел на дверь – нет, не успею. Не то что отодвинуть задвижку и скрыться за створками, а даже добежать до выхода.
Меж тем на Эйленору единственный глоток рома подействовал так, как обычно и действует алкоголь на женщин. Она стала чуточку более оживленной и улыбаться начала заметно чаще.
– Знаешь, Люк, – сказала она с той красивой улыбкой, что может свести с ума практически любого, – со мной не так давно произошло то, чего я от себя не ожидала, – я влюбилась! Можешь себе такое представить?!
«Откровенно говоря, нет, Эйленора», – подумал я, стараясь не обнаруживать своего изумления. Прийти ночью в комнату к мужчине, в откровенно провоцирующем наряде, и рассказывать о том, что влюбилась. Сам факт сего невозможно представить, хоть немного зная ее характер.
– Может быть, еще по глоточку? – предложил я только для того, чтобы что-то сказать.
– А, давай! – решительно махнула рукой она. – Соответствовать так соответствовать!
На этот раз глоток рома дался ей значительно легче – что значит навык.
– Он, кстати, чем-то похож на тебя, – продолжила Эйленора, когда, отдышавшись, почувствовала, что может говорить свободно. – Не столько внешне, сколько своей восторженностью. Иногда он говорит и поступает так, будто совсем еще мальчишка. Это так мило!
«Ты знаешь, а ведь я очень изменился за последние полгода, жизнь заставила. Почему-то не так давно все мне казалось легким и простым. Поставил себе цель – и идешь к ней, идешь, несмотря ни на что. И вдруг выяснилось, что есть вещи, через которые переступать ни в коем случае нельзя. Увы, но это так».
Эйленора взглянула в окно, где видимая часть горизонта начала уже светлеть.
– Люк, мне пора уходить. На прощание ответь мне, пожалуйста, почему?
– Что «почему», Эйленора?
– Почему ты не сказал Аугиру, что это была я?
– Я сказал, что не уверен, если быть честным. Кстати, что произошло с твоим лицом?
Эйленора потрогала его, касаясь самыми кончиками пальцев:
– С ним что-то не так?
– Нет, ты по-прежнему очень красива. Оно лишь немного изменилось.
– Мы ведь тогда едва спаслись, Люк. Причем не все. Энжуриас остался где-то там, на дне моря Мертвых. И все же ты не ответил на мой вопрос.
Мне пришлось в очередной раз пожать плечами:
– Перед твоим приходом я думал как раз над этим. И потому отвечу так: я не знаю. Я действительно не знаю, почему. Как-то неправильно все бы получилось, а почему именно, и сам не пойму.
Эйленора смотрела мне в глаза, и я ждал, что в любой момент мне в мозг вонзятся холодные щупальца. Но нет, вместо этого я услышал:
– Мне действительно пора уходить. Признаться, я представляла себе нашу встречу немного не так. Впрочем, виновата я сама.
Она мгновение помолчала.
– Пусть это будет тебе прощальным подарком, ты его заслужил. Знаешь, Люк, то, чего ты опасаешься, даже боишься, на тебя не действует. Вообще не действует, никак не действует.
– Не действует? – ошарашенно посмотрел я на нее. – Как не действует? Разве такое вообще возможно?
– Знаешь, когда я это обнаружила? Еще при первой встрече в Чеджуре. В корчме, когда мы нанимали твой корабль, «Небесный странник».
Эйленора улыбнулась, очевидно вспоминая ту сцену.
– Ты уселся к нам за стол с таким видом, словно ты – пуп земли. Поначалу меня твое поведение позабавило, а затем возмутило, и я подумала: сейчас я тебе устрою! И представляешь мое изумление – ничего! Так не бывает, я о таком ни разу не слышала, но у меня не получилось ничего! Собственно потому наше знакомство и получило продолжение, ты понимаешь, о чем я. Тогда, ночью, я пыталась несколько раз, так, чтобы ты ничего не заметил. И опять ничего.
– А потом, уже на «Небесном страннике», когда ты пришла ко мне в каюту, ты решила попробовать снова?
– Нет. – Эйленора улыбнулась в очередной раз. – Там другое. Просто ты оказался таким милым… Ну да хватит говорить об этом, – голос у нее изменился и стал нарочито застенчивым. – Девушке, которой вскоре предстоит выйти замуж, вспоминать о некоторых вещах не очень прилично.
Эйленора поднялась на ноги, вслед за ней вскочил и я.
– Спасибо тебе, Люк, – сказала она. – С Аугиром я бы не справилась, его дар намного сильнее моего. А мне не хотелось бы сгинуть в подвалах Коллеги именно сейчас.
Эйленора уже направилась к выходу, когда обратила внимание на книгу, по-прежнему лежавшую на краю постели.
– «Кровь Древних», – прочла она. – Кстати, эта девушка, Софи-Дениз-Мариэль-Николь-Доминика Соланж, разве не сказала тебе, что ты не такой, как все?
– Нет, – покачал головой я.
– Странно, она не могла этого не заметить. У тебя с ней все хорошо?
– Николь исчезла, пропала без всякого следа.
– Исчезла? Поверь, Орден здесь совершенно ни при чем, это точно, можешь даже не сомневаться. И еще раз спасибо.
Закрыв за Эйленорой дверь, я снова рухнул на постель.
Можно ли ей верить? – размышлял я. Тогда, в Чеджуре, ни в корчме, когда мы остались наедине в чем-то похожей на эту комнате, ни позже, в капитанской каюте, я совсем не чувствовал прикосновений к мозгу, но ведь необязательно влиять напрямую. Рианель рассказывал, что обычно делается по-другому. Воздействие настолько тонкое, что человек, на которого стараются повлиять, ни за что не догадается, что кто-то решает за него, а не самому ему приходит в голову мысль или желание.
Что же касается Николь…
Стоит ли верить словам Эйленоры, что Орден здесь ни при чем? Думаю, только отчасти, Эйленора может обо всем, что происходит в Ордене, и не знать. И знает ли Николь, хотя бы догадывается ли, что я не чувствителен к силе, которой обладает и она, и Эйленора, и Аугир? Вполне возможно, что нет. Ведь для этого нужно попытаться дар использовать, – но я бы, например, никогда не применил его против Николь, а почему она должна быть хуже меня?
Почему-то мне вспомнился один из последних разговоров с Николь. Мы лежали, тесно обнявшись, и неожиданно она спросила:
– Люк, а вдруг ты меня разлюбишь?
– С чего бы это? – удивился я. – И потом, разлюблю Николь – влюблюсь в Софи, разлюблю Софи – полюблю Дениз… Мне на всю жизнь в тебя влюбляться хватит.
Почувствовав, что улыбаюсь самой что ни на есть дурацкой улыбкой, я крепко сжал зубы: пора уже и забыть, что на свете существует эта девушка.
Стук в дверь, разбудивший меня, был громким и требовательным. И я совсем не удивился, обнаружив на пороге Аугира.
Он прошелся по комнате, окидывая ее взглядом, затем посмотрел на стол, где стояли два стакана и початая на четверть бутылка итайского рома. Повел носом, как будто пытаясь уловить тонкий аромат давно выветрившихся духов Эйленоры.
– Господин Сорингер, Коллегия, как и обещала, оплатила вам дорогу в Эгастер на борту одного из кораблей Ост-Зейндской Торговой Компании, – произнес он так, как будто мне сделали неслыханную милость. Не бедствую, могу и сам заплатить.