— Так осерчал, что двоих солдат едва до смерти не прибил?
— Троих, господин полковник, — машинально поправил Гаупт.
— Тем более!
— А что делать? — криво усмехнулся Дмитрий. — Они старшего унтер-офицера Галеева едва на штыки не подняли. Пришлось вмешаться.
— Ну ладно, — задумчиво щипнул за бакенбард Буссе, — ступай покуда.
— Есть, — вытянулся Будищев и, повернувшись через левое плечо, шагнул прочь из штабной палатки.
— Что скажете, господа?
— Если позволите, господин полковник, — выступил вперед подпоручик Линдфорс, — первым выскажусь я.
— Извольте.
— Ефрейтор Будищев, служа в охотниках, коими я имею честь командовать, проявил себя с самой лучшей стороны! Судите сами, отличный стрелок, смел до дерзости и вместе с тем расчетлив, как десять ростовщиков. Незаменим в поисках. Умеет неслышно подкрасться к любому неприятелю, чему я сам неоднократно был свидетелем. Так что в том, что он миновал казачьи патрули незамеченным, нет ничего удивительного. Я бы даже сказал, было бы странно, если бы его вообще кто-то заметил. С его способностями он легко мог пробраться в лагерь и обнаружить свое присутствие только на следующий день за завтраком.
— Кто еще?
— Присоединяясь к мнению господина подпоручика, — отозвался Михай. — Добавлю лишь, что он разбирается практически в любом виде огнестрельного оружия. Одна его стрельба из трофейной митральезы чего стоит. И весьма результативная, доложу я вам, стрельба!
— А вы что скажете? — повернулся к Гаупту полковник.
— Полностью согласен с господами офицерами. Будищев — хороший солдат и при этом недурной человек. Помните историю с заблудившейся в лесу девочкой, когда мы стояли в Бердичеве?
— Что-то припоминаю…
— Так это он ее тогда нашел.
— Хм, наш пострел везде поспел! Но все же я хотел обратить ваше внимание, господа, на одно крайне любопытное обстоятельство. Не знаю, заметили ли вы, но этот нижний чин, докладывая о произошедших с ним приключениях, перед которыми, прямо скажем, меркнут сочинения господина Дюма, ухитрился их сформулировать так четко и ясно, что, по совести говоря, не каждый из присутствующих здесь офицеров эдак сумеет. Не слишком ли это для солдата-новобранца, к тому же из крестьян?
— Так в этом нет ничего удивительного! — воскликнул Линдфорс.
— Да что вы говорите? — не без сарказма в голосе удивился полковник.
— Конечно! Он ведь бастард![58]
— В каком смысле?
— Ну, он же незаконнорождённый сын графа Блудова!
— Вот так пердюмонокль![59] В таком случае это многое объясняет… Хотя постойте, как это графа Блудова? Это что, он и есть Блудов, откомандирования которого у меня требуют моряки?
— А моряки-то тут при чем? — удивился Гаупт.
— Да был один случай, — замялся Линдфорс.
— Так-с, любезнейший Иван Иванович, — нахмурился Буссе. — Ну-ка извольте все сию же минуту рассказать!
На третий день после сражения на Аярслярских высотах в русский лагерь у Папикоя прибыл командующий Рущукским отрядом цесаревич Александр Александрович. Встречать наследника российского престола полагалось с помпой и при полном параде, однако побывавшие в боях полки вид имели хотя и лихой, но не слишком презентабельный. Мундиры на солдатах и офицерах носили следы многочисленных схваток, кепи измялись, да и сапоги у многих требовали ремонта. При таком состоянии амуниции недолго было опростоволоситься в глазах будущего царя, но по счастью, одному из штабных офицеров пришла в голову спасительная мысль. Припомнив, что великий князь Александр необычайно прост в обращении и не любит пышных церемоний, он подал генералу Прохорову мысль представить подчиненные ему войска одетыми в гимнастические рубахи, а на кепи надеть белые чехлы с назатыльниками, подобно тому, как это делается в Туркестане. Таким образом, достигалось как требуемое единообразие, так и простота, столь любимая наследником.
Ожидания эти целиком и полностью оправдались. Цесаревич с удовлетворением отметил бравый вид военных, поблагодарил их за службу и, с хитринкой улыбнувшись, сказал Прохорову:
— Я хотел было на другой день после Аяслярского дела к вам заглянуть, да услышал, что из главного штаба идут списки награжденных за бой у Езерджи, так решил повременить. Дай, думаю, порадую солдат. И списки, и кресты я привез, так что стройте новоиспеченных кавалеров. Награждать буду!
— Нижние чины будут счастливы получить монаршую награду из рук вашего императорского высочества, — с поклоном отвечал ему генерал и тут же отдал необходимые распоряжения.
Адъютанты и ординарцы командиров полков немедля побежали со списками к своим частям, и через четверть часа цесаревич уже шел вдоль строя и вручал награды отличившимся. Шедший рядом с ним офицер штаба зачитывал приказ с кратким описанием подвига, затем Александр вкладывал герою в руку награду и, пробасив: «Благодарю за службу!» — шел дальше.
Получив крест, награждаемые вытягивались и почти кричали своему будущему царю вслед:
— Покорнейше благодарю, ваше императорское высочество!
Дошла очередь и до вызванного вместе со всеми Будищева. Пока шло награждение, Дмитрий с удивлением разглядывал богатырское сложение великого князя. Ростом цесаревич превосходил даже его, а уж вширь — и подавно. Причем это вовсе не была излишняя полнота, а именно мощь настоящего русского богатыря. Отлично пошитый мундир сидел на теле как влитой, но даже под ним было видно, как перекатываются мускулы его обладателя. Наконец процессия поравнялась с ним, и глаза Дмитрия встретились с взглядом Александра Александровича.
— Перед делом у Езерджи, — начал скороговоркой штабной, — рядовой Будищев в числе прочих охотников захватил «языка» и доставил его в штаб начальника бригады. В самом же бою метким выстрелом ранил турецкого генерала Азиза-пашу, чем спас от верной гибели полковника Тихменева.
— Ишь каков, уже и ефрейтором с той поры стал, — удивленно приподнял бровь цесаревич. — Да ты, братец, герой! Как же ты все успел?
— Дурак потому что! — четко отрапортовал в ответ Дмитрий, так и не научившийся в некоторых случаях держать язык за зубами.
Вокруг мгновенно наступила такая тишина, что казалось, будто слышно жужжание мух, кружившихся над вспотевшими под жарким солнцем военными.
— Это как же понимать? — почти взревел от неожиданности великий князь.
— Ваше императорское высочество, — невозмутимо отвечал ему Будищев, — кабы я это все хоть с недельным промежутком сделал, было бы два креста! А так только один.
Наследник российского престола сначала некоторое время озадаченно молчал, потом, видимо, сообразив, что ему только что сказали, улыбнулся и тут же так заразительно рассмеялся, что к нему немедля присоединилась вся свита.
— Видал наглецов, но таких… — покачал головой великий князь и спросил, обернувшись к местному командованию: — А под Аярсляром этот молодец отличился?
— Так точно, ваше императорское высочество, — почтительно доложил Буссе, — захватил в бою вражескую митральезу и открыл из нее огонь по наступающим туркам, чем способствовал отражению атаки!
— Не забудьте представить к кресту, — хмыкнул Александр Александрович и, насмешливо усмехнувшись, добавил: — А то выйдет в фельдмаршалы да припомнит нам, как его с наградами обходили!
Все присутствующие опять рассмеялись, оценив шутку своего командующего. Тот же, хлопнув Будищева по плечу, пошел к следующему награжденному, увлекая за собой всю свиту. И только когда они все удалились достаточно далеко, немного задержавшийся командир Болховского полка сказал вполголоса адъютанту:
— Поручик, напомните мне, чтобы я этого сукина сына застрелил, если с этим, конечно, раньше турки не справятся. Ведь чуть удар не хватил, а ему, подлецу, хоть бы хны!
— Слушаюсь, — сделал многозначительное лицо старший Линдфорс и щелкнул каблуками.
Больше на церемонии награждения ничего экстраординарного не случилось, и после ее окончания цесаревич благополучно отбыл. Отцы-командиры облегченно выдохнули, выразительно посмотрели на одного из награжденных, но поскольку все закончилось как нельзя более хорошо, то этими взглядами дело и ограничилось.
Что касается самого виновника переполоха, то он как ни в чем не бывало принимал поздравления, подшучивал над товарищами и вообще вел себя как именинник.
— Мой друг, вы бесподобны! — смеясь, заявил ему Штерн. — Если бы мне кто-нибудь рассказал это, я ни за что бы не поверил.
— Да ладно тебе, Коля, — добродушно отмахнулся от него Будищев, — что тут такого?
— Похоже, вы действительно не представляете себе, что натворили, — покачал головой Гаршин. — Ведь это же наследник престола!
— Ну не царь же?
— Бедовый ты парень, — покачал головой подошедший к ним унтер Галеев, — всего ничего служишь, а уже ефрейтор и георгиевский кавалер! Того и гляди в унтера выйдешь. Проставляться-то будешь?
— Обижаешь, Северьян Карпович. Награду не обмыть все равно, что удачу сглазить. Не побрезгуете со мной выпить?
— Скажешь тоже, Митрий, ты же мне той ночью, можно сказать, жизнь спас. А у меня толком и поблагодарить времени не было.
— Ничего, господин старший унтер-офицер, даст бог, рассчитаемся… на том свете угольками!
— Э нет, — засмеялся унтер, — не бывало еще такого, чтобы Северьян Галеев в должниках ходил! Пойдем к маркитантам, и мое спасение и твой крест обмоем.
— Не вижу повода не выпить, — засмеялся Будищев и обернулся к вольноперам. — Коля, Сева, вы с нами?
— А давай, — тряхнул головой Штерн. — С хорошими людьми да отчего же не выпить!
Гаршин сначала хотел было отказаться, но отдаляться от приятелей после всего совместно с ними пережитого показалось ему не по-товарищески, и потому он махнул рукой и пошел вместе со всеми. Галеев со своей стороны позвал еще двух унтеров из своей роты, а Будищев, помимо вольноопределяющихся, позвал с собой Анохина.