– Отведайте пирожных к чаю, свежайшие, только час как доставили! – гостеприимно сказала она, отгоняя прочь нежелательные воспоминания. В конце концов она добилась своего, она здесь, в Одессе, общается с теми самыми Гольдбергами, и нечего позволять демонам прошлого портить настоящее! Но тут она увидела, как ласково, хоть и мимолетно, Сара, госпожа Гольдберг, накрыла своей ручкой ладонь супруга, и снова ощутила бессильную зависть. Ну надо же! Эта Сара, она ведь моложе ее на год, а то и более. И вот, уже не просто замужем, но и ждет ребенка. Да и мужа своего, это ясно видно, сильно любит. А ей, Наталье Ухтомской, пришлось интриговать и биться даже за простое право съездить в Одессу!
Впрочем, интрига была славная. Есть чем гордиться. Наталья даже улыбнулась, вспоминая, как все провернула. Начала она с того, что тихонько разузнала, не собирается ли в ближайшее время кто-нибудь из ее многочисленных дальних родственников навестить Южную Пальмиру[82].
Выяснив, что Елизавета Андреевна, графиня Воронцова-Дашкова, планирует отбыть туда буквально через неделю-полторы по каким-то финансовым делам, сумела напроситься в гости на Миллионную[83].
И там, за чаем, в ответ на вопрос, как жизнь, очень натурально пожаловалась, что вот, научилась, на свою голову, разбираться с финансами. Теперь папенька все взаимоотношения с ростовщиками, банкирами и прочими подобными деятелями свалил на нее. А потом и родня, узнав, что справляется она с этими делами очень неплохо, начала бесплатно грузить ее, горемычную, своими проблемами. Елизавета Андреевна тогда промолчала, но, видимо, справки навела. И через пару дней снова пригласила в гости. А потом душевно так спросила, не желает ли милая родственница составить ей компанию в поездке на юг, к морю? И заодно помочь по-родственному разобраться с одним деликатным вопросом из области финансов. Деликатным настолько, что ни другому финансисту, ни стряпчему доверить его не хотелось бы.
Наталья Дмитриевна очень натурально изобразила смущение и сказала, что она бы с дорогой душой, но… Их денежные обстоятельства свету были известны, и потому графиня прекрасно все поняла. «Не тревожьтесь, душенька! – воскликнула она. – Неужто я такую милую девушку не обихожу? Все будет по высшему разряду!»
А дальше все было куда проще. Разумеется, с такой родственницей папенька ее отпустил. Не прошло и недели, как они тронулись в путь. Именно что тронулись, то есть двинулись неспешно, как восточный караван и в таком же количестве. Елизавета Андреевна одна не ездила, обычно с ней следовала троица слуг, секретарь, парочка доверенных служанок и компаньонка. Теперь к этому сонму сопровождающих добавилась и «милая молодая родственница». Само собой, по дороге они на пару суток останавливались в Москве и Киеве. Там они «приводили себя в порядок с дороги», наносили визиты общей родне и даже посещали театры. Ровно таким же образом поступила графиня и по прибытии в Одессу. «Никаких дел, душечка!» – строго заявила она Наталье на ее робкие попытки немедленно заняться тем, ради чего приехала. Целые сутки они отдыхали, потом снова три дня визитов, вечером выходы в театр…
Словом, к делам Наталья Дмитриевна смогла приступить только в конце мая. Для начала она встретилась с Рабиновичем, с которым и имелись «щекотливые вопросы» у семейства Воронцовых-Дашковых.
Дело оказалось и вправду деликатное. Иван[84], старший из сыновей Елизаветы Андреевны, прошлой зимой нарушил по невнимательности правила Вексельного устава. Ожерелье ему, видите ли, приглянулось. А наличных не оказалось, только вексель. Он векселем и заплатил. И все бы ничего, но вексель был с записью «платить Ивану Воронцову-Дашкову, не приказу», то есть содержал прямой запрет на дальнейшее индоссирование[85]. А Иван, не обратив внимания, сделал на нем следующую передаточную надпись, что давало повод обвинить его в мошенничестве.
К моменту, когда все это выяснилось, ювелир уже передал вексель «для погашения» этому самому Пересу Рабиновичу по прозвищу Полтора жида, имевшему в Одессе славу финансовой акулы.
Было совершенно ясно, что ловкий адвокат в суде добился бы оправдания Ивана. Но не менее ясно, что обеим сторонам будет лучше, если дело будет улажено мирным путем.
Пообщавшись накоротке с Рабиновичем, Наталья Дмитриевна уяснила, что добивается он вовсе не суда и позора для молодого графа, а благодарности. Причем благодарности не денежной, а некоей услуги. Хотелось ему, чтобы одному американскому еврею разрешили купить некий заводик в Одессе. И расставаться с сомнительными векселями до оказания оной услуги не желал.
Елизавета Андреевна, услышав пожелание Рабиновича, только хмыкнула. Получить разрешение у «милого Ники» и ей, и самому Ивану было, разумеется, нетрудно. Вот только для этого надо было вернуться в столицу, а это планировалось не раньше чем через месяц-полтора. Но могло и затянуться немного.
В результате для Натальи Дмитриевны все решилось самым лучшим образом. Графиня выделила нужную сумму и попросила «милую молодую родственницу» задержаться в Одессе на месяц-другой, чтобы проследить за окончательным разрешением вопроса. Сама же она, увы, вынуждена следовать дальше – в Крым и на Кавказ, инспектируя необъятные владения Воронцовых-Дашковых.
В результате всего этого Наталья Дмитриевна оказалась с некоей суммой денег в апартаментах, снятых в знаменитом доме генеральши Синицыной на ее имя до самого конца лета. Папенька, у которого она письмом испросила разрешения задержаться в Одессе на лето, поначалу поворчал, но узнав, что это вызвано просьбой «самой Елизаветы Андреевны», дал согласие. Впрочем, не преминув прислать письмо на двенадцать листов, в котором напоминал, как ей следует себя вести, чтобы не уронить честь рода. Присланные ему пятьсот рублей – половину суммы, оставленной Елизаветой Андреевной «для достойного проживания и представительства» (ну и в благодарность, не без того), он величественно оставил без комментариев[86].
Сама же Наталья, покончив со срочными делами, начала искать выходы на «Электрический Клуб». Впрочем, как тут любили приговаривать, «Одесса – городок маленький, все всех знают!»[87]
Перес Рабинович, поняв, что именно Наталье Дмитриевне он обязан желательным для него решением вопроса, стал с ней очень обходителен. Узнав, что ей нужна помощница, желательно со знанием немецкого и английского языков (ее будущие гости, как она предполагала, еще не в совершенстве знали русский), моментально подобрал таковую, свою собственную дальнюю родственницу по имени Софа. Он же дал рекомендации насчет приличных кондитерских, аптек, магазинов платья, ресторанов. Прокатил на собственном электромобиле.
Совершив несколько пробных поездок на электромобиле, Наталья Дмитриевна выразила его владельцу свое восхищение экипажем, на этот раз, кстати, совершенно непритворное. Ход был мягким и, в отличие от локомобилей и новомодных автомобилей, мало шумел и совершенно не вонял. Да и ход был плавным.
Так что госпожа Ухтомская вполне натурально спросила у Рабиновича совета, как бы ей приобрести такой же. С тончайшим намеком, что, если ей понравится, она порекомендует «самой» Елизавете Андреевне приобрести такой же.
И вот – желанный результат! Не прошло и пары дней, как у нее в гостях сам Ян Гольдберг, председатель «Электрического Клуба Новороссии». Тот самый!
Разговор, как и приличествует культурным людям, начали издалека. Обсудили погоду, здоровье присутствующих, перешли к прогрессу вообще и роли в нем электричества в частности. Обсудили и электромобили. Господин Гольдберг рассказал, как помогают ему в благородном деле продвижения электрического транспорта господа из «Общества содействия прогрессу и гуманности».
Еще через некоторое время рассказал, что при Обществе этом проводят собрания, где обсуждают по четвергам творчество Жюля Верна и других подобных авторов. И что он зван на ближайший четверг, к шести часам вечера. Ян пояснил, что собрание оное состоится в этом же доме, в квартире номер два, и что звали туда всех желающих, так что милой Наталье Дмитриевне наверняка тоже будут рады.
На этом месте Сара, смущенно улыбнувшись и положив руку на свой животик, спросила, не найдется ли чего-нибудь солененького. Ухтомская, промешкав буквально секунду, но смущаясь не меньше гостьи, заверила, что, конечно же, найдется и позвонила в колокольчик, призывая помощницу.
К удивлению Натальи Дмитриевны, когда помощница вошла, Сара Гольдберг приветствовала ее доброжелательным кивком, а Ян Гольдберг даже вскочил со стула со словами:
– Софочка, солнышко, так вот вы где! А мы-то гадаем, отчего вас уже неделю не видно!
Ухтомская же, приняв к сведению, что ее помощница оказалась близко знакома с интересующими ее людьми, тем не менее невозмутимо попросила:
– Софочка, милая, нашей гостье захотелось солененького. Сами понимаете, в ее положении это естественно. Будьте любезны, принесите нам что-нибудь в этом духе.
На кухне, кроме соленых грибочков и огурцов, сыскались и немецкие соленые крендельки. И пока Сара выясняла, что же из этого ей более всего по вкусу, разговор продолжился. Уже без удивления Наталья Дмитриевна выяснила, что не только Софа знакома с Гольдбергами, но и Рабинович является старинным деловым партнером Яна. И более того, разрешение американцам на покупку предприятия оформляется именно для сборки электромобилей. Действительно, «Одесса – маленькая деревня, и все всех знают!».
Распрощавшись с четой Гольдберг и уговорившись о новых встречах, Наталья Дмитриевна передохнула немного, а потом начала пытать Софочку, как да откуда она знает Гольдбергов. Софочка поначалу робела, но под поощряющие оханья да аханья в нужных местах постепенно разговорилась, а затем и вовсе начала изображать события в лицах, то театрально закатывая глаза и будто падая в обморок, то испуганно ойкая и прижимая руки к груди. История в ее изложении вышла совершенно шекспировской – борьба двух девушек за сердце одного мужчины, разбойный налет, драка, похищение…