Доминик нахмурился:
— Вы сказали, он либерал?
— Да, Ники, но в его случае это в порядке вещей. Он богат! Никто не боится богатых людей с розовыми взглядами: всем и так ясно, что они пальцем не пошевельнут против устоявшегося строя.
— Зачем он нам в таком случае? — поинтересовался он.
— Потому что, если Рон заинтересуется вами, он сможет во многом помочь. Или есть другие предложения?
Ники молча пожал плечами.
Я покончил с темой и не назвал еще одной причины, по которой обратился именно к Рону никто не боялся левизны Рона, никто не боялся таких розовых — кто много говорит, но ничего не делает. Каким и был Рои.
В комнате появились Рон и его жена.
— А это, — галантно сказал Рон, — моя дорогая супруга, Джейн.
— Очень приятно! — произнесла она после того, как Доминик и я сказали, как рады познакомиться с ней.
Затем она вместе с Роном повела нас в комнату для ужина. Комната не была большой — большая рассчитана, как минимум, на двадцать человек, а эта просто огромна и могла служить столовой для всей великой армии республики… Вокруг нарастал звук музыки.
Я спросил Доминика через стол:
— Как вам нравятся эти звуки?
Он повертел головой, как все люди, впервые слышавшие стерео.
— Это новая система, — пояснил я — Вслушайтесь в музыку, какие восхитительные звуки скрипки, с одной стороны, и мелодия оркестра, с другой Эта штука у Рона уже больше года!
— Возможно, скоро это появится у каждого, — скромно сказал Рои, — Но пока таких стереопроигрывателей выпускается не так много, а Джейн очень любит музыку Он улыбнулся жене, сидевшей в дальнем конце стола Прежде чем завести разговор, она позвала негра, чтобы разложить салат.
— Думаю, мистеру Де Сота нравится подобная музыка, — сладко предположила она. — Не так ли? Вы явно получаете истинное наслаждение от скрипичного концерта Бетховена…
Но Доминик не принял игры.
— Это то, что сейчас? — спросил он. — По правде говоря, это та самая музыка, под которую меня допрашивала шеф-агент Найла Христоф.
У Рона упал с вилки салат.
— Найла Христоф? Лари, почему ты не сказал мне, что здесь замешана она?
— Я и не предполагал, что это так уж важно — сказал я с сокрушенным видом. — Какая разница?
— Разница? О Боже, Лари, я непременно займусь этим делом!
— Больше она не причинит тебе зла! — сказала Джейн.
— Я забочусь не об этом! Мне так хочется отплатить ей той же монетой! Найла Христоф… — он повернулся к Доминику, — Это одна из самых неприятных агентов ФБР. Вы заметили, у нее не хватает больших пальцев?
— Ну конечно! — ответил Доминик, — Я еще удивился, как это могло произойти…
— Я расскажу, как это случилось, — сказал Рон, — Магазинная кража, потом — наркотики. Ее признали виновной трижды до наступления двадцати одного года, а на третий раз присудили отсечение больших пальцев. Она заслужила это. Тогда она была студенткой и занималась музыкой, но после того как Найлу поймали на убийстве, ей пришлось изменить свои привычки.
— И она ушла в ФБР? — спросил Доминик, то ли от удивления, то ли от возмущения раскрыв глаза.
— Она ушла в религию! — захохотал Рон, — И явилась в местный офис, предварительно забинтовав руки. Поговаривали, что она родилась заново и хотела пересажать всех торговцев травкой, переворошить все известные ей притоны… И уж, поверьте мне, она знала их немало. Первый год ее продержали сыщиком по мелким кражам, потом старый шеф бюро — Федерман — дал спецзадание: проникнуть в группу профсоюзных лидеров Далласа. Пятьдесят человек были приговорены, и в этом была ее заслуга!
— Во всяком случае, Рон, — заметил я, — довольно впечатляет, чтобы кто-то подобный ей сделался шеф-агентом.
— Потому что она уголовница? Черт возьми, Лари, откуда же они тогда получают большинство своих новобранцев?
— Нет! Я имел в виду другое: она женщина! — сказал я.
— Да? — пробормотал Рон, — Ладно! — здесь он задумался.
Я знал причину: Джейн являлась сторонницей равноправия женщин и всего того, что понимала под этим.
— Хорошо, — сказал он, — что теперь она неотъемлемая часть той шайки, которая зовется ФБР. Когда-то подобные ей сфабриковали против меня дело. Теперь такие же Руки-В-Перчатках и арабы объединились в одну компанию…
Здесь его остановил Доминик. Я мог бы перебить Ники, ведь Рон говорил то, что я и надеялся услышать. Но Доминик не ждал.
— Что я и говорю! — закричал он, — С тех пор как арабы и Духовное Могущество собрались вместе, время течет вспять. Почему они разрешают врываться полиции штата в частный бассейн и устраивать облаву? Каждый, пойманный без купального костюма, получает пятидолларовый штраф.
Рон забавно взметнул взгляд на свою жену.
— Увидели бы нас пару лет назад в Голливуде, а, Джейни? Мужчины и женщины (порой из самых высот!) купаются в одних лишь плавках, а иногда и более чем без…
— Сейчас, Рони, — произнесла она, смутившись, — попробуем сконцентрироваться на проблемах мистера Де Сота!
Я с благодарностью сказал: „Спасибо!“ — затем повернулся к Рону и задал вопрос:
— Что вы думаете об этом, Рон? Я считаю, что все это серьезно, хотя и запутано. Я не надеялся, что вы рискнете…
Он изобразил благородство.
— Это очень серьезно! — продекламировал он. — И запутано… Я решил помочь вам, Доминик!
— Вы хотите помочь?! — воскликнул Де Сота.
— Конечно! — добродушно проговорил Рон. — Первым делом я напишу письмо в „Нью-Йорк таймс“. Потом… минуточку… Как ты думаешь, Джейни? Может быть попытаемся устроить демонстрацию? Пригласим твоих друзей и помаршируем перед штаб-квартирой ФБР в Чикаго?
— Если ты хочешь этого, Рон, — сказала она, — Хотя многим из них пора на тот свет, я не уверена, захотят ли они в тюрьму!
Доминик засомневался.
— Не знаю, пойдет ли кто-нибудь в тюрягу ради меня! — сказал он.
— М-м-м-м! — размышлял Рон. — А как насчет этого: обратиться с петицией? Доминик возьмет щите плакатом и складной стул, походит-побродит где-нибудь и соберет подписи народа под требованием, чтобы ФБР… Что именно вы бы хотели от них? — спросил он.
— Как раз этого я и не знаю! — сказал Ники, — Я хочу, чтобы с меня сняли обвинение!
— Но они допрашивали, зверски избивали…
— Да, это правда, но за это их не обвинить: у них есть фото и отпечатки.
Этот человек был чересчур рассудительным в моем понимании… или Рона.
— Вы защищены от них! — сказал Рон, — Справедливость восторжествует! Все это хорошо, но не надо доходить до глупых крайностей. Они по-прежнему остались фашистами!
Теперь было то, что надо, я закашлялся.
— Когда вы сказали „фашисты“, Рони, — уточнил я, — вы имели в виду…
— Я имел в виду, что ФБР стало точной копией и гестапо и КГБ, — произнес он.
— Значит, вы против?
Он приподнял брови.
— Ах, Лари! — сказал он, помогая зажаривать себя как барана, — Я не только против них, но и полагаю что каждый истинный американец должен противостоять им!
— Вы подразумеваете сборы подписей и демонстрации?
— Если этого будет достаточно! — смело заявил он, — Если же нет, то любыми необходимыми средствами. Я думаю…
Но Джейн не дала ему высказаться до конца.
— Рон, дорогой! — нежно проворчала она. — Ты задерживаешь Сета. Почему бы тебе не взять немного картошки и отпустить его?
— Конечно, дорогая! — сказал Рон, и тема разговора изменилась.
Но это уже было неважно! Как только мы покончили с основным блюдом, я обнаружил, что одиннадцать часов вечера, и начал собирать Де Сота в обратный путь.
— О нет, Рони! Не надо десерта! Нет, спасибо, даже кофе! Вы знаете, Доминику рано утром на работу! Да, ужин был замечательным, спасибо вам! И огромное спасибо за поддержку, Рон… и, если можно, выведите мою машину!..
— Вы ничего не забыли? — гостеприимно спросила Джейни, отыскивая взглядом шляпу или кейс.
Я помотал головой.
— Я получил здесь все, что желал! — заверил я, и это было действительно так!
Я подбросил Де Сота до междугородной станции. Он протестовал от негодования, потому что поезд придет через час или около того, но я обратил его внимание, что уже поздно, а я не предполагал спасать тупого осла всю ночь. Было уже часа два ночи, когда я подъехал к развилке шоссе Лейк-Шор и поставил машину в подземный гараж, быстро прошел через охрану и зашел в лифт. Я думал о Роне: „Бедный старик!“ Рон не сталкивался с современными политиками Америки. Он был немного чокнутым, сентиментальным, как Франклин Д. Рузвельт или кто-то там еще… он просто не знал, что делает.
Я пытаюсь припомнить, что я никогда не был розовым, как мой дедуля. Он придерживался своих идей даже тогда, когда приехал в Америку из России, где был революционером и взломщиком банков. Когда там стало слишком жарко, он приехал на остров Эллис — все так же извлекая выгоду от налетов на банки, но бросив революционные идеи. Так возникла компания „Дж. Дуглас и сыновья“, платившая мне деньги на обучение в Йельском университете. Но думал ли дед бросить рубли и удрать из страны ни с чем, кроме как со множеством наполовину выпеченных идей, как его товарищ по кличке Ленин? И что меня могли выгнать из университета без хороших курсов политэкономии?
Прямой как тетива, я вошел в большую квартиру на пятнадцатом этаже. Свет не горел, но шторы были широко раскрыты, и свет, просачивающийся с улицы, достаточно освещал мой халат и узкую белую полоску на кровати. Я обнял рукой чаши грудей моей девочки и шепнул ей в ушко:
— Найла, любимая!
Как всегда, она проснулась легко и быстро. Ее голос даже не казался хриплым, когда она спросила:
— Как прошло дело?
— Это, — сказал я, протягивая другую руку, — ты решишь сама, когда прослушаешь запись на проволочном магнитофоне.
Она обернулась ко мне, прижалась к шее.
— Ты проиграешь для меня запись?
— Да, милая! Но сначала займемся другим делом, если не возражаешь, я сбегаю в ванну…
Она ослабила объятия.