— Теперь вы! — приказал Доминик-командир.
Мы сделали одолжение: тряпка-Доминик — с удивлением; крысиный Дуглас обиженно; Дуглас-Укушенный-Змеей испуганно… а следом за ним — я.
Горячая темная ночь… Я вышел на неровную деревянную платформу, там меня подхватили за руки двое парней в штатском.
— Пройдемте, пожалуйста! — сказал один на них.
Глядя на расплывшееся пятно, я вышел. И снова появился черный цилиндр. А в следующий момент — и доктор Доминик Де Сота из паравремени Альфа.
— Все получилось! — ликовал он, с наслаждением переглядываясь с „собой“, — Добро пожаловать, друзья, в паравремя Апьфа! А тебя, Дуг, — он повернулся к перепуганному, — с возвращением домой!
Но Дуглас-Альфа, казалось, совсем не обрадовался этому.
Это было где-то на северо-западе. Глава семы допил вторую чашку кофе, сладко потянулся и надел кепку с эмблемой Белых Носков. Свободное время он проводил за домашней работой, да и цветы требовали ухода. Как только он вышел во внутренний дворик, то застыл в изумлении. „Марсия! — крикнул он жене. — Иди-ка взгляни! Над нашими ноготками летают колибри! Раньше такого не случалось!“ И он посмотрел на ее лицо: когда она пришла, оно было вежливо любопытным, затем возникла улыбка… потом улыбка потухла и появилось иное выражение. Он не понял столь резкой перемены, пока не повернулся и не посмотрел, чем именно питаются колибри…
АВГУСТ, 27, 1983 г. Время: 00.30 ночи.
Майор Де Сота, Доминик Р.
Вы мало что увидите из окна армейского вертолета, но, когда мы пролетали над Капитолием, я обозрел весь Дистрикт. Военного положения почти не ощущалось. Белый Дом и мемориал Линкольна освещались прожекторами, слились в единый поток лучи автомобильных фар в эту знаменитую ночь. Вашингтон… нет! Справа от Потомака на шоссе зажигались редкие прожектора, из разрезных фар военного бронетранспортера исходило такое же тусклое свечение. Я наклонился к дремлющему, как младенец, полковнику и хлопнул его по плечу.
— Если это они, — закричал я ему в ухо, — что подумают русские, если их спутники заметят?
Он выглянул в иллюминатор.
— Да, конечно, это они! — полковник улыбнулся. — Русские решат, что это парад в честь Дня Труда. А вы как считаете?
— День Труда? — поразился я.
Он расстегнул ремень безопасности и подвинулся ко мне.
— Видите мой батальон около Белого Дома? — спросил он.
Я только покачал головой.
— Они поддерживают порядок, — заявил полковник.
— Иисус! День Труда? Но до него еще целых десять дней! Вы думаете, что русские достаточно глупы, чтобы в это поверить?
Полковник пожал плечами.
— Если они такие умные, то это не русские! — отпарировал он и снова застегнул пряжку (сержант-стюардесса, шедшая через проход, нахмурилась).
За небольшим исключением это был тот же самый старый Дистрикт — все дружелюбны, деятельны и счастливы. На всех остальных дорогах было пусто. Даже с воздуха заметно, что эти люди не озабочены никаким вторжением.
А с другой стороны барьера был другой Вашингтон, в котором наши передовые части захватили все мосты через Потомак.
И что делали в эту ночь люди того Вашингтона, я не мог себе представить.
Когда мы приземлились на Болинг и показали пропуска, чиновник предоставил полковнику штабную машину, а мне указал кратчайший путь к Белому Дому. Мы совершили взаимовыгодную сделку. По дороге полковник подпрыгивал от нетерпения и удовольствия. Он уже рассказал мне, что сражался на Западном фронте, а я заметил на его груди ордена Чили и Таиланда.
— Их будет еще больше! — пообещал он. — Не унывайте, майор! Вы еще получите свой серебряный лист, а если во время войны будете отсиживаться в тылу, повышения не дождетесь!
— Разумеется! — согласился я, разглядывая землю Вирджинии.
Полковник говорил верно! Но он не знал одной маленькой детали — генерал Крысья Морда не забыл про меня! Он не стал судить военным трибуналом человека, двумя часами ранее награжденного медалью… он все помнил. Рано или поздно у меня найдется солдат, пивший пиво в офицерском клубе или плюнувший на тротуар… тогда уж генерал не упустит повода впиться своими клыками в мое горло.
Если я, конечно, не заслужу в этой операции других наград. Я человек предусмотрительный, а самое благоразумное сейчас — стать героем. Шанс уже представился.
Мы пересекли мост над Арлингтонским кладбищем с неизменно мерцавшими на склонах холмов огоньками. Дорожное движение было оживленным… но я знал, что на этом самом месте только в другом времени наши группы сражались с противником. И впереди…
— Черт возьми, что это? — спросил я, указывая на вспыхнувший в небе прожектор в миллион свечей.
— Должно быть, наступило время пролета русских спутников! — ответил полковник. — На крыше Белого Дома и командного центра „Шератон“ установлены стробы. Если русские что-либо увидят в свою оптику, они посчитают, что это репетиция фейерверка.
Он отправил меня в штаб-квартиру операции, размещавшуюся в отеле „Шератон“. Когда я показал пропуск, мне ответили, что парадный вход только для офицеров в чине не ниже полковника; остальные идут через зал для танцев и места парковки. Все было переполнено. На автостоянке находились не обычные машины туристов и лимузины высокопоставленных лиц: здесь стояли танки и бронетранспортеры… несколько машин, вернувшихся с боевых действий. Они были обожжены, орудийные башни искорежены, пушки оплавились и кое-где зияли дыры, отнюдь не от моли. Скрываемая от орбитальных глаз русских техника находилась под брезентом, и вокруг патрулировала вооруженная охрана.
И всего лишь за тонкой самшитовой изгородью беззаботно гудели миллионы людей, протягивались оживленные улицы Дистрикта.
Что бы ни происходило в вестибюле, баре и ресторане отеля, людям моего склада это безразлично. Все было забито солдатами. Я получил знак, крепящийся к мундиру, заменил копию пропуска и был послан в распоряжение Уильяма Мак-Кинли. По пути я проходил зал — там была не свадьба — люди обменивали свою униформу на нашу, в которой их повезут в тюрьмы Мэриленд-Хилл.
Военнопленные.
Я задержался на минутку. Это были уже не десантники, охранявшие Сандию, а боевые солдаты. Различия между нашими униформами малы, но не все осознавалось с беглого взгляда. Цвет ткани был одинаковым; их шевроны меньше наших и не с черными, а серебряными краями; немного иные» знаки различия… я не стал вглядываться: капитан военной полиции враждебно косился на меня. Кроме того, мой пропуск предназначался для кабинета Уильяма Мак-Кинли… кто знает, может, часовой уже позвонил ему?
Даже если и так, это было все равно. Сержант-секретарша никогда не слышала обо мне. Она перебрала бумаги, поговорила по телефону, посмотрела на обороте и наконец сказала:
— Садитесь, майор! Шеф примет вас, как только сможет!
Я не потрудился перевести это: «Как только выясним, что ты за птица и зачем нам нужен!». Я подчинился и сел на одно из банкетных кресел с позолоченной спинкой.
Это было не так уж и плохо. Туда-сюда входили и выходили от пятидесяти до ста человек. Едва ли кто-нибудь из них обратил на меня внимание. Прошло не более двадцати минут, как оттуда вываливалась целая толпа.
— Заходите, майор! — позвала сержант. — Заместитель Кауфман готов вас принять.
Лейтенант Кауфман готов был не только принять меня — первое, что он сказал, было:
— Какого черта, майор! Где вы шлялись? Вас давно ждут в Белом Доме!
— Белом… — удивился я, но он не дал договорить.
— Вот именно! И к тому же вы должны быть в штатском! Здесь сказано, — он указал на кучу бумаг, — что вы похожи на одного их сенатора!
— Какого дьявола «похож»? Он — это я сам!
Лейтенант пожал плечами.
— В любом случае играйте его роль. Поскольку мы штурмуем Белый Дом…
Теперь его прервал я:
— Так мы воюем и здесь?
— А где же вы были? — застонал лейтенант другим тоном. — Враги нации не ответили на наши предложения, и мы вынуждены применить силу. Вы будете в гражданском, как я сказал, с вами будет еще пара наших ребят во вражеской униформе. Идите к порталу, они должны найти госпожу президента, взять ее в плен и доставить сюда.
— Святейшее дерьмо! — выругался я и затем сказал: — Постойте, а если там появится настоящий сенатор Де Сота?
— Его там нет! — уверенно заявил Кауфман. — Разве не вы лично захватили его в плен?
— Но ведь он… я думаю, вернулся в свое время!
Кауфман пожал плечами. Перевод: «Не мое это дело!»
— Так вот! — продолжил он, — Найдите приличный костюм и переоденьтесь, затем мы транспортируем вас…
— Я не захватил сумки, — сказал я. — И у меня нет гражданской одежды.
Ошеломленный пристальный взгляд.
— Да что вы говорите? Христос с вами, майор! О черт! Я думал, что она у вас с собой! Где я достану штатское? Почему, черт возьми… — вспомнив, как решают подобные задачи, он повернулся к сержанту, — Сержант! Немедленно достаньте этому человеку приличную одежду!
Через двадцать минут мы вышли из огромного, словно дом-прицеп, «кадиллака» перед лавкой с неоновой вывеской: «Одежда на все случаи жизни». Она не горела, но нам открыл сам владелец. Минут через сорок мы уже ехали в Белый Дом, а грозный хозяин закрывался снова.
— Отличная работа, сержант! — сказал я, вытянувшись на огромном сиденье и любуясь блеском лакированных ботинок, атласным поясом и со вкусом подобранным галстуком-бабочкой.
Мне показалось, что я выгляжу очень представительным сенатором, которого вызвали к президенту прямо с официальной встречи.
— Думаю, что смокинг — прекрасная идея! Ведь кто его знает, что у них в моде? А официальная одежда неизменна!..
Сержант отрезала:
— Будем надеяться, что это так!
Потом мы подошли к воротам для очень важных персон, и сержант предъявила документы очень скептичному пехотинцу. За его плечами стояли двое других. Все они были вооружены, но дело не только в этом. Еще дальше на небольшой площади стоял транспортер с тяжелой автоматической пушкой. Она тоже была нацелена на нас.